- ... и это такое чувство, как будто ты бежишь с горки, и от ладоней пахнет полынью, и ты уже не можешь остановиться, и знаешь, что обязательно упадешь, и колени саднит от одного этого ощущения падения. Но ты бежишь и бежишь; ветер свистит в ушах, а ты делаешь рывок, самый, самый последний рывок, ты отшвыриваешь себя в сторону, и воздух ударяет наотмашь.

И ты падаешь.
Ты задыхаешься.
И смотришь наверх, чувствуя во рту не кровь, а облака.

- Это чувство, дорогой, - она улыбается и целует меня в плечо, - называется любовь

хх

Это чувство называется: "Антон Лашден, не хочешь ли ты пойти спать до того, как ты найдешь себе очередную причину для страданий".

х

Очевидно нет, и только в кого я такой мудак.
Мечтала ли моя мама, что я вырасту таким кретином.
Или она все-таки считала, что у меня есть шанс.

Трек Hurt, этакий бодрый детский хаус, под который здорово сидеть под столом и смотреть на полную луну, и обнимать горшок с миртовым деревом, спрашивает меня, нашел ли я свое место в мире.
"Я идеально помещаюсь в шкаф для пальто", - отвечаю я треку.

Я идеально помещаюсь в шкаф для пальто.
Похорони меня в этом шкафу.
Эй давай, будет весело, я принесу праздничные колпаки.

@темы: тексты, Лашден, стыдоба-то какая

---

Как я умудряюсь писать так хорошо и так проникновенно: ты приходишь ко мне и сжимаешь мое сердце, потом я пишу Д, и она говорит, как ей больно.
И я думаю: "Надо же".
Я думаю: "Боже мой".
Боже мой, на свете есть люди, которым хуже, чем мне сейчас.

х

Дорогая, послушай, послушай, дорогая, связь скоро прервется,

поэтому давай сделаем вид, что ничего не произошло, моя милая девочка. Давай ты придешь ко мне завтра под бок, и я укрою тебя одеялом, и ты будешь маленькой, словно птичка, ты поместишься к меня в кулаке. И я разорву свою грудную клетку, чтобы уместить тебя там, на место сердца. Девочка, внутри меня все выгорело, все сожжено и вытоптано, но для тебя будет место, маленький сад между моих ребер: хочешь - гортензии, хочешь - жасмин, хочешь - устелю весь пол розами, только приходи...

Дорогая, послушай, послушай, дорогая, это последняя монетка,

монетка катится в узкий желоб, а я все не сказал, не сказал, что любил тебя больше всех, я ждал каждого твоего письма, каждого звонка, оставлял для тебя место рядом с собой каждую ночь. Я находил твое имя в указателях у дороги, и все вело к тебе, к твоему голосу из ванной, к твоему поцелую перед сном. И я всегда шел только к тебе, я хотел возвращаться только к тебе, и в горле застревало это детское: "Только будь со мной, пожалуйста" - и я молчал, молчал, а ты никогда не слышала моего голоса. Ты прикладывала ухо к моему сердцу, но ничего не слышала; не слышала, как внутри я кричу для тебя.

Дорогая, послушай, послушай, дорогая, теперь это все

так нелепо, так несуразно, мелочно, дико, грязно, давай просто возьмемся за руки, я хочу купить белое вино и отвезти тебя в Хемпшир - моя синяя машина и твоя красная помада, я хочу целовать тебя у дороги, остановиться перед самым закатом и смотреть, как становится все темней-темней, но только не рядом с тобой.
Ты всегда освещала мою дорогу, моя девочка, моя любимая девочка, ты всегда брала меня за руку, когда я боялся. Но теперь страха нет, дорогая. Теперь страха нет.

И тебя нет.


Дорогая, послушай, послушай, дорогая, теперь



все. Теперь точно все.

@темы: тексты, письма с того света, Фелиция Бауэр выела мои вены

---

Как говорил Оскар Уайлд: "Я просто хотел, чтобы сучки текли".
И я даже поделюсь с вами песней, которую с 2008 года официально считаю своей.

Скачать бесплатно kate nash - mariella на Muzebra.com.

She never had to speak, never had to speak, never had to speak.
People used to say she's as quiet as a mouse, she just doesn't make a peep.

She walked up the stairs and she went into her bedroom, and she sat on her bed.
and she looked in the mirror and she thought to herself:
"if I wanna play, I can play with me. If I wanna think, I'll think in my head."


At school, Mariella didn't have many friends:
yeah, the girls they all looked at her and they thought she was quite strange.
And the boys they're not really into girls at that age.
And the teachers, they thought Mariella was just going through a phase.
But Mariella just smiled as she skipped down the road because she knew all the secrets in her world.
yeah, she always got the crossword puzzle right every day
and she could do the alphabet backwards, without making any mistakes.

Mariella, Mariella
Pretty, pretty girl.
Mariella, Mariella.
Happy in your own little world

@темы: У меня есть отличная идея: давайте обкончаем друг другу лица!, Это мой мальчик!, Антон Лашден решает не умирать

---

Было бы хорошо улечься на крышу школы, не стеганное одеяло, поставить две чашки кофе и рисовать пальцами на небе: Орион, Гончие Псы, Возничий, - а это, чуть дальше, выше медведицы, дорогуша, это мы с тобой, мы будем бессмертными и вечными, пока солнце не заскучает в нашей галактике и не решит стать холодным, неприступным, одиноким куском камня. Прямо как твое сердце. Прямо как твое сердце, а-ха-ха-ха.
Было бы хорошо брать тебя за руку и бежать, наступая в лужи, расплескивая вокруг себя воду, и смеяться, и горевать о том, что кеды были новые, а юбку купили буквально пару дней назад - и валить тебя в траву и, возможно, даже целовать.
Было бы хорошо просыпаться рядом с тобой в месте, которое я никогда не видел, открывать глаза, вылезать из кровати и делать каждое утро новый шаг в новый мир.
Было бы здорово превратить твою квартиру в филиал меня: разбросать повсюду книги, разложить тысячи недописанных кусков чего-то, оставить на люстре чулки, забыть купить рыбке аквариум и прекратить пользоваться раковинной в ванне, ведь где-то она должна жить.

Было бы чудесно уехать с тобой в Париж весной, позавтракать у "Тиффани" и сделать идиотскую фотографию с Эйфелевой башней - дешевая романтика для бедных, не рассказывай своим подругам, что я толкаю тебя на эти преступления. Я бы называл тебя "дорогая" и прижимал тебя к холодным стенам, стараясь запечатлеть в каждом гребанном кирпичей: я был здесь и ты была рядом со мной.

Было бы чудесно найти тебя.

хх

В такие моменты я даже забываю о том, как ненавижу Францию

@темы: тексты, Антон Лашден решает не умирать

---

Мало того, что мои ассоциативные ряды ходят по пизде, так еще и моя американистика оставляет желать исповеди и прощения.

хх

Церковь покосилась вправо, словно неведомая сила тянула ее к земле; поблеклые доски скрипели под белыми башмачками Мэри-Энн, которая с силой нажимала на ступеньку и привставала на носок, увеличивая давление. Мэри-Энн вслушивалась в этот протяжный скрип, отдающийся гулом в лесу, и, замерев, ждала того момента, когда высокие сосны жалобно стонали в ответ. «Такая маленькая», - шептал кто-то за плечом Мэри-Энн, но она только выше поднималась по ступенькам. Скок-скок-скок – доски проседают под Мэри-Энн, и она улыбается этому незначительному подтверждению: она здесь. Она здесь. Натянутая, долгая нота воя несмазанной двери – Мэри-Энн заходит в главный зал, и девочка ее возраста, комкая в ладони ленточку, завистливо говорит: «Посмотри, сколько цветов».

Мэри-Энн любила лилии; густой, плотный запах, который растекался внутри легких, заполнял рот, словно она наедалась сладкого варенья. Мэри-Энн любила останавливаться около зеркала и прижимать лилии к лицу, любуясь тем, как цветы целовали ее кожу.

«Посмотри, сколько цветов», - повторила девочка рядом, и Мэри-Энн сделала шаг вперед.

Мэри-Энн всегда мечтала иметь комнату, убранную лилиями. Маленькую комнатку, где бы она могла читать книги под одеялом с фонарем, пить теплое молоко с печеньем и мечтать о том, как она вырастет и засадит лилиями сад своего дома.
«Посмотри, сколько цветов».

Посмотри, Мэри-Энн, как тебе идут эти лилии.

@темы: тексты, письма с того света

---

Я очень не люблю расставаться с людьми, с которыми когда-то был действительно близок, и не потому, что ах, сколько совместных переживаний.
А потому, что это означает лишь одно: мне придется приложить дохера усилий, чтобы занять кем-то место этого человека, и еще не факт, что я найду кого-то.

Ну и как теперь мне жить, если со мной никто не будет обсуждать сны и девственниц.

@темы: Плачь плачь макэвой макэвой, Как насчет щепоточки страданий

---

АПВ

Я думаю, вся проблема в том, что с самого детства нас учат ненавидеть себя и свое тело. Нас учат ненавидеть то, как мы выглядим, ненавидеть то, что мы чувствуем; любить то, как ты выглядишь, если ты не сидишь на диете, не ходишь в спортзал и не закатываешь глаза, когда при тебе едят, - стыдно.

Стыдись того, как ты выглядишь.
Стыдись того, кто ты есть.
Стыдись себя. Запри себя в дальний чулан. Спрячься в родительский шкаф. Никому не рассказывай о том, что ты переживаешь. Это стыдно, стыдно, стыдно. Тебе нужно стыдиться того, что ты покупаешь не XS, тебе нужно стыдиться того, что тебе нравится девочка из параллельно класса, тебе нужно стыдиться того, что у тебя маленькая грудь или наоборот - слишком большая. Слишком большие ступни, слишком короткие пальцы, неровные зубы, родимое пятно, широкая переносица, вздернутый нос, раскосые глаза, глаза не того цвета, растяжки на коже, сосуды близко к поверхности, не заживший шрам - стыдись каждой мелочи, каждой детали.
Ты должна закрывать глаза, видя свое отражение.
Ты должна ненавидеть себя.

Весишь 70? Жирная корова. Похудей до 60. Похудей до 50. Похудей до 40. У тебя нет права любить себя такой, какая ты есть. Ты некрасивая, ты толстая, подходи к зеркалу, рассматривай себя часами, запоминай каждый сантиметр, каждый клочок своего тела, чтобы ненавидеть его.
Прямые волосы? Завей их. Вьющиеся? Выпрями их. Ненавидь себя. Ненавидь себя. Ненавидь себя за то, что неделю в месяц больно. Ненавидь себя за то, что ты плачешь. Ненавидь себя за свою слабость, стыдись своих чувств.

ТАКИЕ, КАК ТЫ НЕДОСТОЙНЫ ЛЮБВИ, - всюду, из каждого угла, мерзкий, настойчивый голос; чувство униженности, ничтожности, боль, которая тянется годами, чувство неполноценности, неспособность принять себя, перерастающая в отрицание собственного существования.
Зайди в ванную и разрежь себе бедро. Зайди в общественный туалет и искромсай свои ноги. Преврати в мясо свои руки. Доводи себя до обмороков. Доводи себя до истерик. Ложись спать и думай о том, как ты беспомощна и бесполезна. Не разрешай себе радоваться, не разрешай себе наслаждаться - ты должна только страдать.
Ты должна каждую секунду своей жизни думать о том, что ты могла быть куда лучше, о да, ты могла быть идеальной, но ты - уродливое нагромождение плоти, потому что все вокруг тебе так говорят. Потому что все так считают. Потому что все чувствуют к себе точно такое же омерзение и не хотят быть несчастными в одиночестве.

Так вот, хватит слушать. Хватит терпеть это дерьмо.
Хватит. Хватит. Хватит.
Пожалуйста, хватит себя ненавидеть. Пожалуйста.

Скачать бесплатно Patrick Wolf - Lycanthropy на Muzebra.com.

@темы: тексты, Антон Лашден решает не умирать

---

Д живет в лесу, Д каждый вечер смотрит на звезды и в потолок, она показывает мне шрамы, и мне хочется их потрогать, потому что я ребенок и мне нравится касаться чужой боли, забираться пальцами под чужую кожу и прижимать к себе, чувствуя, как пульсирует кровь. Д каждый день выходит из дома - и там вокруг только сосны, и мне тоже нужно быть там, спрятаться под какой-нибудь елкой и слушать Шу Шу до тех пор, пока она не придет и не спрячется рядом, и я буду прикусывать губы и шептать, как во время очередного эпизода: "Только не уходи, только не уходи".

У меня ведь осип голос и замерзли руки - столько часов в лесу без права вызвать спасателей или хотя бы позвонить домой и сказать, чтобы меня не ждали к ужину, потому что я опять заблудился в трех мыслях о самом себе: вот я хочу жить, вот я не хочу жить, а вот я не хочу ничего, совсем ничего, можно ли мне просто закрыть глаза и перестать существовать? И я бы сидел в лесу и ждал ее, сколько понадобиться, я так поднаторел в том, чтобы терпеть, в том, чтобы замирать на секунду, выдыхать - и на одном этом выдохе жить месяцами, я так устал кричать в пустых помещениях, я так устал кричать и устал быть не услышанным.

Я бы украл для нее в Аксессориз браслетики дружбы - а украл, чтобы она не думала, будто я пытаюсь ее купить - я бы повесил их на ее лодыжку и, улегшись под кроватью, смотрел, как она ходит по комнате, и бусинки ударяются друг о друга (тренк-тренк, язык, который я не смогу выучить и понять), я бы смотрел за окно и думал:

меня спасли
меня спасли

Теперь можно не ходить кругами и не надрываться от боли и чувства, что, сколько бы я не кричал, ты никогда меня не услышишь, ты не услышишь, ты не услышишь.

хх

А я все никак не мог найти сил, чтобы выложить эту историю хоть куда-нибудь, и она мертвела во мне, она превращалась в камень, она тянула меня к полу, заставляла ложиться и поджимать колени.

Я стоял там один, захлебываясь слезами, и я не мог понять, где я нахожусь и куда мне надо идти, и я продирался сквозь толпу, и ко мне прикасались люди, и я мечтал только о том, чтобы умереть, чтобы никто не спросил меня больше "Do you need help?", "Could I help you, miss?", и мне было так больно и так одиноко, и я так надеялся, что ты не ушел, что ты остался, что сейчас ТЫ ПРИДЕШЬ И СПАСЕШЬ МЕНЯ, ПОТОМУ ЧТО ЭТО БЫЛО НЕВЫНОСИМО, ПОТОМУ ЧТО МНЕ КАЗАЛОСЬ, ЧТО МЕНЯ НЕ СУЩЕСТВУЕТ, И ЕСТЬ ТОЛЬКО БОЛЬ, КОТОРАЯ РАЗРЫВАЕТ МЕНЯ ИЗНУТРИ. И вот я стоял там, и у меня шла кровь изо рта, потому что я начал задыхаться, и я так надеялся, что просто сейчас каким-нибудь чудесным образом я окажусь где угодно, только не здесь, с заляпанным платьем, истекающим кровью, блядь, я так надеялся, что ты остался, и я так боялся, что ты увидишь меня таким.

Я стоял там с ладонью, засунутой в рот.
Чтобы.
Не позвать тебя по имени.

Я стоял там и переживал самую сильную истерику в своей жизни.
И боялся, что если я закричу, я тебя опозорю.

А потом я тащился через два квартала в комнату, и у меня по рукам текла жижа из слюней и отхарканной крови, и когда я, воя и рыдая, заперся в душе; когда я стоял над туалетом, и меня выворачивало желчью; когда я сжался на полу, просто мечтая о том, чтобы меня отпустила боль.

Я думал только о том, что ты бросил меня.
Ты бросил меня не в тот момент, когда сказал, что устал терпеть.

И на завтра, и на после завтра, и через день. Я знал. Ты меня бросил. Ты меня бросил.
И я не мог тебя упрекнуть.

Кто бы знал, как я хочу уйти от этого всего, отстраниться, сделать вид, что не имею ничего общего с этим, не переживать это все.
Кто бы знал, как я хочу никогда больше не надеяться, что ты придешь и поможешь мне.

Когда я лежал весной в ванной и набирал твой номер, я думал о том, что Донни Дарко мне еще в 14 лет говорил: Умирают в одиночестве. И я знал. Я знал, что ты не поднимешь.
И поэтому набирал.

Когда К спрашивает меня, почему я плачу каждый раз, когда пытаюсь заговорить о тебе, я не нахожу ни одного внятного ответа. Я засовываю ладонь между колен и стараюсь раздавить костяшки.
Потому что я знаю, что если ты уйдешь - большая часть меня умрет, она просто прекратит существовать, и я, не зная, что мне делать с остальным, тоже решу, что нет никакого смысла.
Нет никакого смысла быть.

@темы: тексты

---

х\ф-2

Название: Ночь будет нежна
Автор: Entony Lashden
Бета:  Blue velvet
Размер: драббл, 485
Пейринг/Персонажи: Эрнест Хемингуэй/Фрэнсис Скотт Фицджеральд
Категория: слэш
Жанр: романс
Рейтинг: R
Краткое содержание: Мистер Фицджеральд хочет, чтобы его любили

Фрэнсис целует его в щеку.
Фрэнсис целует его в висок.
Фрэнсис целует его в губы.
Фрэнсис забирается рукой под его ремень и задушено, проглатывая: «Ну пожалуйста, быстрее».

Он не умеет терпеть; он не умеет играть на фортепиано, он не умеет делать заварной крем, он не умеет пить неразбавленный виски, он не умеет писать стихи и просыпаться в четыре утра, но для Эрнеста он все равно «самый лучший», и это признание глушится поцелуем, чтобы никто другой не услышал. Это «самый лучший» - только для Фрэнсиса, который раздирает его рубашку и проводит ладонью по груди; только для Фрэнсиса, который привстает на носках, упирается лопатками в стену и открывает рот: «Целуй меня»; только для Фрэнсиса, который запутывается пальцами в его волосах и тянет к себе.

Фрэнсис берет в рот его пальцы.
Фрэнсис облизывает его фаланги.
Фрэнсис обхватывает его ногами за талию.
Фрэнсис прижимается лбом к его виску и быстро-быстро, чтобы Эрнест не успел понять, что он говорит, шепчет: «Я хочу быть с тобой».

Он хочет стать известным; он хочет купить домик в глуши, завести трех собак и погреб с шампанским, он хочет ходить голым по улицам, он хочет слушать джаз всю ночь и курить, он хочет целоваться и заниматься любовью, он хочет, чтобы они просыпались вместе, и Эрнест никогда ему не отказывает. Эрнест убирает за ним пепельницы, готовит ему завтрак, будит его и ведет в душ. Он смотрит на Фрэнсиса в зеркало и целует его в плечо, в шею, кусает за мочку уха, моет его и вытирает полотенцем. С ним нужно осторожно, максимально бережно – Фрэнсис фарфоровый, Фрэнсис сделан из выдоха и аромата лилий.

Фрэнсис запрокидывает голову.
Фрэнсис расслабляется.
Фрэнсис гладит его по щеке.
Фрэнсис помогает ему войти и льнет к нему, чтобы между ними не осталось пустого места, чтобы они были наполнены друг другом, и тянет: «Мой».

Он любит спать на середине кровати; он любит, когда его гладят по спине и целуют между лопаток, он любит, когда Эрнест хлопает его по ягодицам и, проведя по красному отпечатку, дотрагивается до копчика, он любит, когда Эрнест рычит и кончает на его живот, он любит вкус спермы, запах пота и соленые поцелуи. Он любит быть на спине, обнимать Эрнеста и смотреть в его темные глаза: «Мне хорошо с тобой».
Эрнест двигается быстро, и Фрэнсис сжимает мышцы, чтобы услышать гортанное мычание: так хорошо.

Фрэнсис сжимает пальцы на лацканах его пиджака.
Фрэнсис забывает дышать.
Фрэнсис нетерпеливо подается ему навстречу.
Фрэнсис просовывает между ними руку и гладит низ живота Эрнеста, покрытый липкой пленкой: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста».

Он никогда не просит о помощи; он все делает сам, но по утрам поворачивается к Эрнесту, подставляет лицо и говорит: «Пожалуйста». Он вытягивается на кровати и, согнув колено, повторяет: «Пожалуйста». Он просыпается ночью, подходит к окну и, обняв себя за плечи, скалится: «Пожалуйста».
Пожалуйста, люби меня.

Эрнест проводит языком по его шее.
Эрнест прижимается ртом к его ключице.
Эрнест обнимает его за талию.
Эрнест толкается в него и немо произносит: «Я люблю».

Ночь будет нежна.

@темы: тексты, fiction

---

лорка/дали

Котята, сейчас я сделаю очень некошерную вещь, но я надеюсь, что вы меня простите и поймете.
Если кому-нибудь хочется сделать сегодня хорошее дело, не могли бы вы вбросить ссылочку на текст на инсайд, потому что там столько херни по поводу того, что ДОРИАЙНКОТОРЫЙНЕСМОГ и все дела, а мы тут, знаете, писали тексты, и я еще потом Сибил зарекаю страшно, когда она допишет. Ну и в общем, это несправедливые упреки и все такое.

А почему я не могу сам, спросите вы? Потому что, конечно же, самофорс, пускай и из-под анона, - это не очень православно и я не могу делать такие вещи после заката.
Большое спасибо, надеюсь, вам понравится текст :з

Название: Hijo de la madrugada
Автор: Entony Lashden
Бета: fandom Sodom 2013
Фэндом: РПС
Персонажи: Сальвадор Дали/Фредерико Гарсиа Лорка
Рейтинг: R
Жанры: драма
Размер: мини
Предупреждения: противоречие историческим событиям
Саммари: завтра мы снова будем вместе

Мы были вместе в то лето и еще четыре лета после этого.

И я называл тебя сыном неба. Я целовал твою загорелую щеку, убирал выцветшую прядь волос и шептал тебе на ухо: «Мальчик-солнце» - и ты улыбался мне. Ты подставлял лицо под яркий свет и улыбался. Ты улыбался, Фредерико, только тогда ты улыбался.
Мы сплетали пальцы и держались за руки так крепко, будто ничто не могло нас разъединить. Размытый абрис тени на скале, белая рубашка на фоне голубого неба, твои черные глаза – я помню все; каждую деталь, каждую мелочь. Я не могу забыть.
Ты черпал воду из фонтана, и она текла по твоему подбородку; над твоей губой были мелкие капли: ты давал мне пить из своего рта. Я дышал тобой, я жил тобой. Я был с тобой.

Я называл тебя сыном войны. Я укладывал тебя на живот и проводил языком между лопаток, а ты смеялся и переворачивался на спину, обхватывал меня ногами за талию и притягивал к себе. От тебя пахло персиками; персиками и табаком; табаком и вином – и я растирал по себе твой запах: рот в рот, язык на язык, твой глухой стон и вязкая, горячая сперма на простынях.

Ты вставал перед рассветом, и я любовался: розовый свет на стенах комнаты, на кровати, на тебе. Солнце любило тебя, Фредерико, мир любил тебя, я любил тебя, Фредерико.
Мое утро начиналось с того, что ты поворачивался набок и дотрагивался губами до моего плеча: «Ты проснулся». Я хотел просыпаться с тобой, только тогда я хотел просыпаться. Я кивал, и тогда ты, упершись носом в мой висок, пододвигался под одеялом, медленно входя в меня. Я чувствовал тебя, я двигался вместе с тобой, я жевал уголок подушки и выгибал спину. Я называл тебя дорогим, я называл тебя драгоценным, я называл тебя любимым, и ты кусал меня за губу, слыша это. Ты говорил, что красный – это цвет страсти. Ты кусал меня, ты рвал меня, ты оставлял на мне синяки и ссадины; ты дарил мне охапки цветов и ссыпал лепестки на кровать. Ты говорил, что я гений, а я хотел слышать, как ты произносишь мое имя; я хотел слышать не похвалу картинам – я хотел слышать, как ты любишь меня.
И ты вел меня к морю, ты держал меня за руку, ты закрывал ладонью мои глаза и целовал мою шею. Ты говорил: «Я люблю тебя больше, чем люблю дышать». Ты говорил: «Я люблю тебя больше, чем жизнь».
Ты говорил: «Я люблю тебя», - а я открывал рот, чтобы распробовать эти слова. Я хотел запомнить привкус счастья; я просил повторить еще раз, и ты, зарываясь носом в моих волосах, повторял: «Я люблю тебя».
Почему ты не мог говорить это вечно?.. Почему нам нужно было прерываться на прогулки по городу, поездки по Андалузии, ссоры, ругань, крики, почему нужно было запираться каждый в своей комнате и молчать? Почему ты не мог любить меня всегда, Фредерико?

Рядом со мной всегда оставалось место для тебя; когда ты убегал на сорок шагов вперед и оборачивался, чтобы, вскинув руки, закричать: «Я отдаю тебе это небо!» - я хотел закричать: «Я отдаю тебе эту жизнь!», но я всегда молчал, Фредерико, я всегда молчал.
О, если бы ты только чаще прикладывал ухо к моей грудной клетке, ты бы слышал, как заходится мое сердце, ты бы слышал, как внутри меня все исходило на стон от любви к тебе. Габриэль, мое сердце называло тебя сыном крови. Ты был во мне – я жил тобой.
Я жил только тобой.

Мы целовались в кустах азалии, мы целовались в тени мандариновых деревьев, мы целовались у моря, пока ветер слизывал наши поцелуи. Ты расстилал покрывало на песке и ждал, пока я сниму одежду. Ты проводил рукой по моему животу, ты вставал на колени, ты обнимал меня и скрещивал руки на моей пояснице. Мы стояли пять минут, десять минут, полчаса: только ты и я; ты, прижавшийся к моему животу, и я, перебирающий твои волосы. Ты касался языком моего лобка, ты проводил влажными губами по моему члену, ты помогал мне лечь, и я обнимал тебя за шею, привлекая к себе. Я хотел, чтобы ты был близко, как можно ближе, я впускал тебя, я двигался тебе навстречу, я слушал твой охрипший голос и говорил, что ты самый лучший, ты самый красивый, я говорил, что ты нужен мне. И ты вжимал меня в камни, ты находил мою руку, ты соединял наши ладони и, запрокинув голову, признавался, что ты не сможешь без меня.
Ты сможешь без поэзии, без смерти быков, без запаха лаванды и розмарина на пальцах, ты сможешь без бардового солнца басков – но не без меня.

Я называл тебя сыном Испании, когда ты поднимался в полночь и мерял шагами комнату, слушая, как внутри тебя закипает ярость. Ты был злобой, ты был гневом, ты был песней всех рассерженных и недовольных – ты был их голосом. И они приходили к тебе, они тянули к тебе руки, они забирали тебя, вырывали из кровати, уводили из дома, и ты задерживался в дверях, чтобы поцеловать меня и сказать, что ты вернешься. Ты приходил, но я знал, что однажды ты солжешь.

Мы расставались, и я называл тебя сыном завтра: завтра будет революция, завтра будет война, завтра будет совсем другое искусство, для которого ты был рожден. А я не могу идти по колено в грязи, я не могу вытирать с лица кровь друзей, я не хочу держать оружие – я могу только любить тебя, Фредерико. Я сжимал твои пальцы, и ты предлагал любить меня точно так же, как ты любишь Испанию, так же, как ты любишь свободу, так же, как ты любишь тысячу мужчин, вставших рядом с тобой за баррикадами.
Но я хотел, чтобы ты был только со мной. Я хотел просыпаться с тобой в мастерской среди картин и изо дня в день рисовать, чтобы запомнить то чувство, когда мое сердце останавливалось при взгляде на тебя. Мне было плевать на Испанию, на независимость, на свободу и равенство – я хотел накрывать тебя вечером одеялом и приносить тебе с утра кофе, я хотел возить тебя на выставки и покупать тебе дорогую одежду, я хотел построить для тебя замок, десяток замков, чтобы возвращаться к тебе, забираться руками под рубашку и знать, что с тобой все в порядке, что ты жив и завтра ты тоже будешь живым.
«Завтра мы снова будем вместе», - сказал ты.

Но завтра не наступило, Фредерико.
И завтра не наступит никогда.

@темы: тексты, fiction

---

стайн/токлас

А вообще, я как-то разошелся и много чего написал для Содома, да.
НУ ВОТ ОНО КАК БЫВАЕТ.

Название: Not darling
Автор: Entony Lashden
Бета: fandom Sodom 2013
Фэндом: HGC
Персонажи: Гертруда Стайн/Алиса Токлас
Рейтинг: NC-17
Жанры: ПВП
Размер: драббл
Саммари: Алисе Токлас нужен хлыст и правила приличия

Алиса никогда не называет Гертруду кошечкой, даже когда она сидит, подняв подбородок, нежась на солнце. Алиса не называет ее птичкой, не называет ее деткой, не называет ее крошкой. Алиса не зовет ее дорогой, не зовет ее драгоценной, не зовет ее любимой.
Алиса зовет ее старой жирной еврейкой. Алиса зовет ее дряблой коровой и шлепает по грузному заду. Алиса зовет ее потасканной девкой с распухшим влагалищем. Алиса зовет ее мерзавкой, грязной течной сучкой. Алиса зовет ее блядью и сжимается в комок, потому что боится ее, боится, как в свое время боялась отца (тяжелая горячая ладонь, от которой на ягодицах остается красный отпечаток).

Алиса не готовит ей завтрак, не подбирает ее одежду, не ходит в прачечную. Она не сдает книги Гертруды, не помогает ей по дому, не участвует в ее литературных потугах. Алиса не будит ее с утра, не помогает ей принять ванну, не трет ее спину мочалкой, не выбирает ей одежду.
Алиса с ней трахается.

Алиса скалится и кусает ее за плечо, распутывает ее косу, тянет ее за волосы. Алиса отталкивает ее от себя на кровать и разводит ее отекшие ноги. Алиса подползает к ее вагине и обводит кончиком пальца набухший клитор. Она дотрагивается до него языком и слизывает выступившую смазку: течет по подбородку, по шее, но Алисе плевать. Она нажимает языком на подрагивающую кромку и вслушивается в глухой стон, в скрежет ногтей по спинке кровати, Алиса слушает, как Гертруда задерживает в себе протяжный вскрик, и разводит пальцами плоть, чтобы приникнуть ртом, чтобы провести зубами по самому краю, чтобы почувствовать, чтобы услышать, как внутри зарождается спазм. Алиса вытягивается для поцелуя и заменяет язык пальцами: она просовывает сразу три, сложив один под один, она улыбается, когда Гертруда прогибается в спине и насаживает на них. Алиса называет ее сучкой, Алиса называет ее дрянью, Алиса целует Гертруду и двигает рукой, надавливая большим пальцем ниже лобка.
Она упирается лбом в ее висок и, открыв рот, слушает, как Гертруда шумно дышит и шепчет: «Пожалуйста».
Алиса никогда не реагирует на просьбы: она достает руку и шлепает мокрой ладонью по жестким черным волосам. Она садится между ног Гертруды и зажимает пальцами край темной кожи. Алиса обводит костяшкой ее клитор, Алиса трет его, Алиса сдувает волосы со лба и шипит, когда слышит громкое «Пожалуйста».

Алиса не разрешит ей кончить.
Алиса не разрешит ей называть себя: «Моя девочка».
Алиса ненавидит ее.

Алиса ненавидит Гертруду за то, как сильно она ее любит.

@темы: тексты, fiction

---

х/ф-1

Ввиду печальных ночных обстоятельств, тексты не дожили до выкладки.

Название: Праздник, который всегда с тобой
Автор: Entony Lashden
Бета:  michelle leaden и fandom Sodom 2013
Фэндом: РПС
Персонажи: Эрнест Хемингуэй/Фрэнсис Скотт Фицджеральд
Рейтинг: R
Жанры: romance
Размер: мини
Саммари: Фицджеральд - сокровищница талантов разной степени распутности

Фрэнсис – это девчачье имя. Фрэнсис – это оборки в три ряда, короткое розовое платье, белые чулки с бантами на боку, яблочный пирог с шариком ванильного мороженого и ласковое «Фрэнсис, дорогуша, не споешь ли ты для нас?»
Фрэнсис – имя для счастливой глуповатой блондиночки, которая широко раскрывает рот и с акцентом, доставленным прямиком из Миннесоты, говорит, уверенная в своей правоте, что шампанское – это напиток богов. Фрэнсис любит вульгарные красные розы и шляпки со страусиными перьями, Фрэнсис любит маленьких собачек и округляет рот, когда слышит о сексе.
Фрэнсис. Фрэнсис. Фрэнсис. Это имя, на котором можно случайно жениться, имя, которое можно обронить с утра, когда вытягиваешься под одеялом и ведешь рукой по остывшей части постели. Это имя для того, чтобы его можно было произносить на ухо, когда разводишь колени и прижимаешься к горячему телу. Это имя для того, чтобы его можно было шептать, стонать, кричать, выгибаться в спине и скулить его в подушку. Это имя для того, чтобы, однажды к нему привыкнув, навсегда его запомнить.
Поэтому Эрнест никогда не называет его «Фрэнсис». Он называет его:

- Скотт, - и Скотт поднимает на него глаза, отрываясь от салфетки, и чуть прищуривается, как будто слыша чужой язык.
Человек по имени Скотт – это мужчина, с которым можно поехать на сафари. С ним можно переночевать под открытым небом и не бояться, что он будет жаловаться, будто не привык к таким нечеловеческим условиям. Скотт никогда не прижмется к тебе в экипаже, а если это и случится, то сразу же скажет: «Прости, друг, такая теснота, что я отбросил все лишнее, и правила приличия в том числе». И засмеется. Скотт будет пить с тобой виски, будет волочить тебя пьяного домой, снимет с тебя обувь – но все остальное оставит. Скотт не ляжет рядом с тобой на постель, не уткнется носом в твое плечо, не положит руку поперек твоего живота и не будет перебирать твои волосы, пока ты не уснешь. Скотт не пройдет два квартала, чтобы принести тебе пинту свежевыжатого апельсинового сока и не сделает тебе тосты.
- Ты смотришь на меня так, словно я история для твоей очередной книги, Эрнест, - он обводит пальцем края бокала и откидывает голову, смотря на вход в бар.

Скотт – человек с отросшей щетиной, в помятой одежде, от которого идет запах борделя. Скотт успешен у женщин, у него водятся какие-то деньги, но он быстро спускает все на выпивку. Скотт никогда не задерживается у твоего дома, никогда не читает твои рукописи, не дотрагивается до твоего плеча и не говорит: «Я потрясен». Скотт не говорит: «Ты великолепен». Скотт не говорит: «Я горжусь тобой».
- Если бы я писал книгу о смазливых юнцах, которые стараются выглядеть на доллар, хотя стоят двадцать центов, я бы обратился к тебе.

Фрэнсис улыбается краем рта и отводит взгляд – и Эрнест почему-то касается пальцем его бокала, наклоняя его и проливая на стол шампанское.
- Ну и для чего это? – пальцы изящно вытирают пятно и сминают салфетку.
Скотт бы никогда не спросил – это дурацкая оплошность, не более. Ничего личного, простое совпадение. Точно такое же совпадение, как и то, что от его поцелуев перехватывает дыхание. Как и то, что когда он расчесывается и на него падает свет, его кожа блестит на солнце. Как и то, что, когда он улыбается, Эрнест забывает сочинить какую-нибудь остроту, чтобы эта улыбка никогда не заканчивалась.

Эрнест забывает думать, забывает говорить, забывает дышать, забывает спать, забывает есть. Что он помнит, и помнит очень четко, - так это абрис профиля, линию губ, сладковатый вкус кожи и приторный аромат сигарет и ликера.
- Чтобы ты не отвлекался, - говорит Эрнест и закуривает.
Эрнест помнит прохладу граненой пепельницы, поставленной на живот, и легкое касание ладони: длинная ломаная от лобка к груди, заканчивающаяся красивым вензелем и поцелуем, который стирает этот рисунок. Эрнест помнит тяжесть от того, что Фрэнсис перекидывает через него ногу и садится на бедра. Эрнест помнит, как пересыхает во рту, когда он проводит по своим волосам и прогибается в спине, продолжая смотреть ему в глаза.
Эрнест помнит, но очень хочет забыть.

- Ты собственник, - бросает Фрэнсис и тянется через стол за его сигаретой; тысяча непрямых поцелуев за последний месяц, полно игнорирование границ «твое-мое». – Если бы я был женщиной, ты бы запретил мне даже думать о других людях, - улыбка – и он привстает, перевешиваясь через стол. – Ты бы запер меня в своей прогнившей конуре и прижимал к себе, боясь, что я могу от тебя уйти.
Эрнест старается слушать его, а не смотреть на его красный рот. Эрнест старается придумать ответ, а не воображать, как он кусает Фрэнсиса за нижнюю губу, а тот стонет и просовывает язык, укус.
- Если бы ты был женщиной, ты бы никогда не ушел от меня, - они долго смотрят друг на друга; мизансцена тянется, пока Эрнест не хлопает его по щеке и не кивает на выход.

Фрэнсис – это имя для девушки, которая упирается спиной в каменную кладку, запрокидывает голову и раскрывает колени, говоря: «Если бы я был женщиной, я бы тебя никогда не выбрал».
- Почему? – Эрнест просовывает ладонь под полу пиджака и пропускает пальцы под ремень, привлекая Фрэнсиса к себе.
- Потому что ты безалаберный, - он приподнимается на носках и прикасается губами к небритому подбородку. – Вечно пьяный, - язык обводит угол рта и, чуть надавив, проникает внутрь, дотрагиваясь до десны. – Постоянно стараешься умереть… Громко стонешь, когда кончаешь.
Эрнест хмыкает; Эрнест крепко обхватывает его за поясницу, опуская ладонь на ягодицы.
- Ты забываешь бриться, - говорит Фрэнсис и открывает рот, впуская его. Эрнест жестко, грубо надавливает на язык и вжимает пахом в стену, потираясь членом через одежду; он помнит ощущение, когда головки соприкасаются друг с другом и сдавливает ладонь, размазывая смазку. Он помнит, как Фрэнсис зажмуривается и подается бедрами вперед, раскрывая колени. – Ты забываешь вытирать сперму с простыней. Ты забываешь мыться после секса…
Фрэнсис сглатывает и тянется к Эрнесту за еще одним поцелуем, скрещивая руки на его шее. Воздуха не хватает: Эрнест приподнимает колено, надавливая между бедер, и накрывает ртом губы, глотая чужой стон. Он мягко нажимает на член, заставляя приподняться, и улыбается, когда Фрэнсис выдыхает:
- И еще ты не можешь запомнить мое имя.
- Я знаю твое имя, старина, - Эрнест обнимает его за талию и упирается носом в висок, пытаясь восстановить дыхание.

Фрэнсис.
Скотт.
Фицджеральд.

Праздник, который всегда с тобой

@темы: тексты, fiction

---

хх

завтра с утра
никто не позвонит
для этой страны нет кода
нет телефона
здесь нет даже почты

из этой страны
я не могу ни написать тебе
ни передать посылку с моим
догнивающим сердцем

в этой стране
мой стол во вмятинах
от мелкого почерка
тысяча черновиков признаний
рецептов от одиночества

когда тебя нет
я умираю
точка

@темы: тексты

---

Она была безобидным монстром, прыгающим с полки на полку в чулане, лакающим варенье из чашечки и трущимся о руку теплой мордой. Она была монстром, не скалящим зубам, не царапающим кожу, она была монстром, укладывающимся на коленях, прячущимся под одеялом, слушающим мою музыку. Она ласкалась о щеку, ложилась на подушку и игралась лапами с украшениями на шее, она была осторожной, она была мягкой, она была нежной.

Она была монстром, и ты говорила, что как только мы устанем, мы выбросим ее на помойку, мы не купим ей ошейник, мы не поставим для нее плошку на кухне. Она была монстром, и ты говорила, что мы справимся; ты обнимала меня за плечи, целовала в щеку и повторяла, словно сама не верила в то, что говоришь: "Мы сможем". Она стала выходить из чулана - в кухню, в ванну, в гостиную, на чердак, она стала бегать по дому: скрип ступенек и шум наверху - она пробралась в спальню и стала спать у ног. Она была монстром; монстром, греющим по вечерам, когда мы спали в разных местах, монстром, урчащим от удовольствия, слыша ссору.

Она была монстром.
Она скребла стены, она сдирала обои, она прокусывала мне руку, она тянула тебя за волосы, она разодрала мне шею, а тебе грудь, она разбила посуду, она сожгла блокноты, она растерзала, разбросала, разрушила все, что было в нашей квартире. Ночью, когда ее длинный хвост волокся по полу, ты плакала, ты плакала и царапала подушку: "Я не могу так больше". И я привязывал ее рядом с собой, я клал ей ладонь в пасть, чтобы ты могла спать, чтобы ты не боялась, что она тронет тебя.

Ты обещала, что не оставишь меня с ней наедине, но вот - ни твоих вещей, ни тебя самой. Она, облезшая и плешивая, ползет к моей кровати и укладывается под мой бок.

И в этом пустом доме, в этой пустой комнате, в этой пустой кровати

меня доедает любовь к тебе,
которая была безобидным

монстром
монстром
монстром

@темы: тексты

---

А после двенадцати прекращаешь быть человеком и становишься часовой бомбой: тик-так-тик-так, - и потом все быстрее и быстрее, с каждым шагом, тик-тик-тик, берешь ее за руку и тянешь в ночь, и она смеется. Тик-тик-тик - и ты смеешься в ответ, а над вами стрекочет поломанный фонарь, и вот ее лицо видно, а вот нет. Вот она протягивает к тебе руки, вот вы обнимаетесь, вот ты целуешь ее, вот она поворачивается к тебе спиной. И вы бежите.

Тик-тик-тик - и звезд все больше и больше, и ты вытягиваешься во весь рост и поднимаешь руки, и вы несетесь вниз с горы, и ветер навстречу, как скучавший пес: вылизывает лицо, - а ты задыхаешься от хохота и от колкого ощущения в животе, что сейчас ты взорвешься, сейчас ты закричишь, сейчас ты стащишь с себя кожу, чтобы чувствовать полностью, чтобы не ошибиться в ощущениях. Ты останавливаешься, а впереди ее платье и рассыпанное по дороге: "Это лето и все остальные!", и ты касаешься рукой груди и сжимаешь пальцы и переходишь на шепот, и клянешься, что не только это лето, не только июнь-июль-август, слитые гласные, все осени, все зимы, ты будешь любить ее. А пока август будет вечным, и поцелуи будут сладкими, и объятья будут крепкими, и все будет таким настоящим, что в карманах будет звенеть от мелочи, выданной за эти чувства.

Тик-тик-тик - и она превращается в белую точку, ты бежишь за ней, и слышишь, что вот это, этот звук, этот вкус солода и полыни, эта ночь, обнимающая тебя со спины, - это и есть счастье. Счастье прямо сегодня, прямо сейчас, в эту секунду, оно бросается к тебе под ноги и, ударяя тебя под дых, валит тебя на землю, забирается в тебе через рот и застревает где-то в трахее. И ты задыхаешься, ты задыхаешься, ты закрываешь глаза.

Тик-тик-тик. И тишина.

И ты снова живой.

@темы: тексты

---

09.08.2013 в 15:51

Пишет  Аллен Хивер:

Пара слов касательно панической боязни высказывать свое мнение о творчестве другого человека.

Я столкнулся с этой боязнью - никогда не угадаете - на ФБ, когда в обсуждении разговорил анонимуса и он доверительно поделился со мной, что ему страшно говорить авторам, как ему понравились их арты, тексты, клипы, заглушки или глиняная фигурка персонажа. Набирая комментарий вроде "АВТОРВЫПРОСТОБОГ", он чувствует себя ущербным, его пронзает ощущение, что его мнение никого не волнует - еще бы, он ведь не знает автора, а даже если бы и знал, он не способен написать отзыв объемом в три листа. Автору, само собой, только такие отзывы и интересны.
Я пожал плечами и хотел было дальше пойти читать выкладки, как неожиданно анонимуса поддержал другой анонимус. И еще один. И еще. И несколько человек, решивших написать не анонимно. Все как один способны были выразить свой восторг на инсайде, но как только речь заходила непосредственно о выкладке, они предпочитали сохранить себе понравившуюся работу и молча удалиться. Не потому, что они неблагодарные ублюдки, а потому что до подрагивания конечностей боялись то ли не получить ответ на свой отзыв, то ли быть высмеянными за косноязычие.

Так вот: никто вас не осудит, если вы оставите свое "спасибо",
свое "я бы с радостью посмотрел\прочитал другие ваши работы", или
"я повешу этот арт на стену и буду мастурбировать, глядя на него", или
"описание груди этой девушки поставило меня в неловкую ситуацию, когда внезапно зашла мама и мне пришлось объяснять, откуда на штанах белое пятно".
Да даже если вы оставите невнятное "Я НЕ МОГУ ОРАТЬ НАСТОЛЬКО ГРОМКО ЧТОБЫ ВЫРАЗИТЬ ВСЕ" со смайликом-сердцем в конце - никто вас не осудит.
В случае же способности написать о работе хотя бы пару строк, поверьте, автор не станет плеваться в монитор и требовать снять свою работу с конкурса, чтобы на нее не пялились всякие извращенцы. И если автор вдруг вам не ответит или ответит убогим смайликом, это не значит, что он ваше мнение презирает. Велика вероятность, что он уже ушел рыдать в подушку от свалившейся на него радости и от невозможности предложить вам свою руку и сердце.
Это, впрочем, не означает, что все авторы только фидбэка и ждут. Много и таких, которые не заглядывают в комментарии, потому как им неинтересно, они уже узнали о своих работах все необходимое от людей, мнению которых доверяют, или самостоятельно все оценили и сделали выводы.
Но ведь не попробуешь - не узнаешь. Вы не потеряете ничего, потратив минуту своего времени, зато можете обрести лучи любви и множество плюсов к карме.
То же самое, к слову, относится и к критике.
Так что, ребятки, айда к любимым авторам, они вас заждались.

---

Он подарил кольцо и цепочку; кольцо и цепочку в маленьком футляре из бархата, и на ощупь было приятно: значит, это чувство, которое возникает при взаимной влюбленности. Гладкая поверхность и тихий шорох от соприкосновения пальцев. У него были серые глаза - металлик - и узкие губы, совсем не для поцелуев, но вполне для того, чтобы говорить мне: "Не кури", вполне для того, чтобы, рассеянно изучая пейзаж за окном автобуса, говорить: "Я буду в Англии через две недели. Может, тебе нужно что-нибудь?.."

Кольцо и цепочка, они ни к чему ни шли, ни с чем не сочетались, я взяла их с собой, когда мы в очередной раз уезжали в горы; был вечер, прохладно, птицы поют, а я поднимаюсь выше и выше, и начинаю задыхаться. И стою, а под ногами - долина, и дымка тумана. Красиво.
А у меня дрожат руки, у меня дрожат плечи, я раздираю землю и кладу в ямку футляр. Потому что раз не ношу, раз не могу передарить, то похороню здесь, потому что мне оно не нужно, мне от него ничего не нужно.

Сегодня видела его и как-то инстинктивно потянула за цепочку на шее, а он - стоим по разные стороны дороги - улыбается и показывает от локтя к ушам. Волосы. Да. Короткие теперь.
Девочка рядом - выкрашенные хной с темными корнями волосы, зеленое платье - цепляется за его локоть и тянет к себе.

Боже, это могла быть я. Какой ужас, какой ужас, какой ужас.
Я могла стоять там, рядом с ним и тянуть его за локоть.

Какое счастье, что у меня хватало ума закапывать украшения, не носить цепи.

@темы: тексты

---

ницше, gg

Анечка поправляет волосы и кокетливо говорит мне: «Ах, душа, как было бы чудесно, если бы можно было опустить все эти светские беседы, прекратить говорить о книгах и кино, - непонятный жест ладонью в воздухе, - напиться и сразу же стать лучшими друзьями!» А у меня внутри все замирает и стынет, как после укола новокаина. Скажите – опустить светские беседы, а как мне узнать, милая, наш уровень совместимости, если у тебя нет аккаунта на ласт.фм и ты не зарегистрирована на либ.ру? Украсть у твоей драгоценной матушки твою метрику и, расстелив на полу карты неба, считать, в каком доме был Марс на момент твоего рождения?
А это очень важно, ведь, например, лежим мы с ней под одеялом и пытаемся согрешить, а она смотрит в потолок и на полувыдохе говорит мне: «Знаешь, мне кажется, пятая глава «Замка» Кафки сыровата..» - и что мне с ней сделать? Убить ее? С криками: «Вон из моего дома, дрянь!» - вытолкать ее голую не лестничную клетку? Посвятить ей песню: «Я ненавижу тебя и надеюсь, что ты умрешь»?

Я помню, что в шестнадцать лет было такое слово, которое разрешало брать сигареты из пачек друзей и не возвращать их, пить из чужих чашек кофе и уводить «на недельку» диски с музыкой (ребята, простите за эти годы ожиданий). Слово было «Ницше», только – тш, это большой секрет. В моем юношестве не было Плейбоев, не было Хастлеров, никто не смотрел с экрана Сименс А95 восьмибитные картинки голых женщин – у нас была своя собственная философская порнография, в которой «женщине нужен хлыст» и где кумиры почему-то подозрительно часто падают, не иначе как получают от этого наслаждение.
Ницше. Ницше – это целая эпоха умов, возбужденных словом «идиосинкразия», целая когорта подростков, стыдливо запирающихся в туалетах и прижимающих к сердце портрет мужчины с усами. У меня был друг, который, перепутав Ницще и Троцкого, повесил на стену литографию с лицом второго, и в ответ на мое недоуменное: «С каких пор ты хочешь умереть в Мексике?» - сказал, что это только такие мелочные и злые люди, как я, могут обращать внимания на канву. Главное – суть, главное – идея!

Идеи из Ницше мы выносили по мере сил и возможностей, и, пресвятые бицепсы Майкла Фассбендера, лучше бы многое мы потеряли по дороге. Были какие-то смутные общие соображения, мол, религия – это отстой, Бог умер, все дела, наденьте это боа, мы будем танцевать на костях прогнившего поколения консерваторов (не настаиваю на том, чтобы это была прямая цитата, в моих годах можно позволить вольности с первоисточником), а дальше становилось сложнее и туманнее, и поэтому многие пускались в толкование Ницше. В шестнадцать лет у человека есть два больших таланта: лгать родителям и страдать – и герменевтика никоим образом не входит в этот спектр. Но всем было откровенно на это плевать.

Лето; мимо меня пролетает стрекоза, шуршат камыши, на заводе «Кристалл» закончилась смена, а парень рядом со мной, патетически возведя руку к небу, произносит: «Вагнер – подлец! Бездарность, кажущаяся гением! Чмо!» - сплевывает он на траву, прижимая к себе «Казус Вагнера». «А Безе – гений, да, определенно». Мне нравились эти глубинные изыскания, а потом, перечитав это сочинение в восемнадцать, я осознал, что совершил страшную ошибку.

Наш Ницше был простым немецким парнем, который, надев шубу из соболиного меха, поливал сарказмом и иронией пороки современного общества и, простите за подробности, гнушался обедать в одном помещении с такими мудаками, как Вагнер. А оказалось, что он был скрягой, старым брюзгой и вообще не очень приятным в обхождении джентльменом – мое юношеское сердце было разбито, а интерес к философии заметно поугас.

Поэтому, юноша или дева! К тебе обращаю эти слова!
«Веселись, пока ты молод» и читай Ницше, потому что потом ты откроешь для себя Капоте или Чапека, и эта порнография для ума станет неинтересна.

@темы: книги, тексты, Это мой мальчик!, Прими свои наркотики и ляг спать

---

vie'13

хх
в языке не хватает
букв твоего имени
в телефоне нет цифр
из которых складывается
твой
номер

стало слишком много
пустого места
и
боли

\\

И если бы мне сказал в 14, в 15, в 16, когда я выворачивала руки и рыдала от боли между лопаток, стараясь заглушить неумение переносить свои внутренние противоречия, что после всех страданий, которые я вытерплю, после всего, что со мной произойдет, после всех этих лет бесконечного одиночества, я найду тебя и буду смотреть вместе с тобой на темное небо, на серебристые осколки звезд над Домским собором, я буду сидеть с тобой - и ты будешь рядом, и я впервые буду не одна, я буду не "с кем-то", я буду с тобой, и это будет правильно, это будет так, как должно быть

я бы подставила свои руки,
я бы изрезала своей тело,
я бы ни секунды не сомневалась: я бы терпела эту боль, терпела бы боль в сотню раз мучительней, я бы страдала не только за себя - я бы страдала за весь мир,

просто чтобы однажды быть с тобой.

\\

Я абсолютно четко знала, что это - счастье: быть рядом с тобой, видеть, как ты улыбаешься, слушать тебя, нырять в черную тень арки и слышать твой смех. Это была не секунда и не минута - это было долгое, сладкое ощущение, когда я могла любить тебя, любить себя, любить весь мир вокруг, и я так боялась, что пробьет 12 - и я снова превращусь в рыдающую истеричку, которая заламывает руки, стараясь казаться меньше. Мне так хотелось, чтобы это продолжалось. Мне так хотелось, чтобы ты продолжала идти рядом и наши руки соприкасались в воздухе.
Почему я приношу тебе так много боли, если я так сильно люблю тебя? Почему я страдаю без тебя настолько болезненно, что мне приходится оставлять на ладонях следы от ногтей и про себя повторять: "Пожалуйста, люби меня хотя бы немного.

Люби меня совсем чуть-чуть. Только пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не уходи от меня".

хх

разбиваешь мою чашку
извиняешься три минуты
разбиваешь вазу в столовой
извиняешься полчаса

разбиваешь мое сердце -
и

тишина.

@темы: тексты, Подними индекс самоубийств своим вкладом, Как насчет щепоточки страданий, Фелиция Бауэр выела мои вены

---

Вообще, существует не так много способов быть посланным мной нахуй без смс и регистрации, но один из тех удивительных приемов, которые передаются из уст в уста, как повесить на меня статью "Убийство с особой жестокостью" - начать обсуждать со мной Сальвадора Дали.

Есть такое удивительное понятие "искусствоведческая срачка", которое можно раскрыть как беседу, основной целью которой стоит, естественно, не выяснить правду или какую-то ее генетически модифицированную версию, а назвать собеседника мудаком, которого зачала шлюха на подворотнях бойни номер пять. Когда мне было 16, читай: когда я был юн и максималистичен (можно даже поставить равенство между этими двумя словами), - у меня не было никаких сомнений в своем интеллектуальном предназначении. Я должен был вступать во все сомнительные разговоры и, подняв руку на манер королевы Елизаветы, махать пошлости и скудоумию, с которым мне было суждено встретиться. Встречаясь сейчас с 16летками, я понимаю, что пизданутость - это признак времени, и стыд за себя меня чуточку отпускает.
Так вот, искусствоведческая срачка начинается с небрежно брошенной фразы о том, что, например, сюрреализм уже не торт, не тот, и даже бабушка нарратора бы не подтерлась полотнами современным сюрреалистов.

В приличном обществе, когда кто-то, оплошав, лапает за колено графиню, вместо ее прелестной внучки, стараются сделать вид, что ничего особенного не произошло. Но приличные люди никогда почему-то и близко не отираются там, где случайно происходят искусствоведческие срачки. Приличные люди молча пьют водку и бранятся исключительно внутри своей головы; интеллектуалы разевают рты.

В то время я стоял на прочных позициях дадаизма и считал, что все - вода, а что не вода - то дада, и теперь уже моя лучшая подруга, а в то время девушка, которую я не терпел настолько, что старался незаметно подсыпать стрихнина ей в стаканы и увести ее воображаемого восьмидесятилетнего патрона, заявила, что Сальвадор Дали - это апостол искусства, который, приструнив трех всадников апокалипсиса, смог совершить переворот в живописи. У меня из руки выпал кусок вафельки в тот момент, и, нарушая все законы физики, мое тело попыталось преодолеть закон гравитации и ударить эту девушку по лицу.
Мне было глубоко наплевать на ее резоны говорить столь возмутительные вещи - мне хотелось мести и немедленной мести. Возможно, если бы она принесла первенца в угоду этому спору, мы бы никогда не подружились, но когда я спросил, а что же, собственно, ее сиятельство думает насчет парижского кружка дадаистов, которые сделали из испанского ихо Дали, она отхлебнула кофе - И ГОЛОДНЫЕ ИГРЫ НАЧАЛИСЬ.

Чем больше база знаний участников искусствоведческой срачки, тем длиннее будет сама срачка, потому что когда кончаются адекватные аргументы вроде "БРЕТОН СДЕЛАЛ ИЗ НЕГО ЧЕЛОВЕКА, ТЫ, ГНИЮЩАЯ ШЛЮХА" в разговор врываются куски из других разговоров: "ДА ЮНГ ТЕБЯ НА ХУЮ ВЕРТЕЛ, МАЛЫШКА", "ВОН ИЗ ИСКУССТВА", "ТВОИ РАССКАЗЫ ПОХОЖИ НА ОТПОВЕДИ ШИЗОФРЕНИКОВ", "ТЫ НАЧНЕШЬ ПРИНИМАТЬ НАРКОТИКИ И СЛУШАТЬ СИГУР РОС". И если вы считаете, что это можно прекратить, то вы ошибаетесь очень глубоко, куда глубже, чем люди, лечащие шоковой терапией.

В срачках нет победителей, и не проигравших, и это их самый большой минус, потому что одно дело раз и навсегда доказать, что Дали был путаной, а другое - при каждом воспоминании о его имени сжимать стакан и стучать по столу "ЗА ДАДАИЗМ!",


а потом слышать такой тихий шепоток: "А что такое дадаизм?.."

@темы: до того, как стало мейнстримом, Лили, Вальмонт, ваши письма не волнуют мою матку, Это мой мальчик!