I'm a five-pound rent boy, mr. Darcy.
Я испытываю какое-то неимоверное желание утаить переживания, потому что тогда они останутся исключительно моими, а с другой стороны, велик шанс, что в следующий раз я не смогу опереться на документальные свидетельства и обвиню себя в чересчур дерзких фантазиях по поводу других людей.
Мне, наверное, мало что из этого хочется как-то вербализировать, просто я ходил на терапию девять месяцев и за них можно было не только написать книгу, проанализировать мое детство и найти механизм, запускающий в моей жизни селф-харм, но и можно было умело скрывать свои реальные страхи и говорить только о том, о чем мне хотелось говорить. Идея того, что можно было обратиться за помощью к другому человеку раньше вообще не приходила в мою голову, и вот мы сидим в публичном месте, и мне очень грустно, и я понимаю, что сейчас расплачусь, и привычно извиняюсь за то, что я - это я, что я сижу в кафе и стараюсь не разрыдаться, потому что я ненавижу себя так сильно, что у меня уже не хватает сил справляться с этим самостоятельно, и Лу говорит: "Ты можешь заплакать. Ты можешь сделать все, если тебе нужно это, чтобы почувствовать себя лучше" -
воздействие этого широкого жеста заключается в том, что я пускаюсь в мироточение, описывая это сейчас,
-
и я просто начинаю плакать, рассказывая о том, что со мной не так.
Хочется прописать это еще раз: когда я видел, как рядом со мной две девушки сидели и смотрели кино, я почувствовал, насколько нормально касаться друг друга и быть друг с другом для других людей, и насколько это неадекватно воспринимается мной, и меня снова накрыло переживанием, что это не они какие-то не такие, это у меня проблемы, это я не такой, это я буду в одиночестве из-за своей неспособности всегда быть стабильным, это я догнию в пустой квартире, потому что я все разрушаю, я все порчу, я свожу на нет любые хорошие отношения, я виноват в том, что моя жизнь такая, какая она есть. Моя единственная реальная проблема в жизни - то, что мне приходится быть мной.
И я просто устал быть всегда несчастным. Я не знаю, как это можно описать точнее, но я устал просыпаться и чувствовать, что вот я снова хочу включить Джой Дивижн и лежать на полу, я не могу общаться с людьми, видеть их, говорить с ними; я устал быть собой и жить своей жизнью - и я рассказываю Лу о том, что так и не смог рассказать своему психотерапевту, насколько я чувствую себя брошенным и одиноким, что я - это всегда сломанный ребенок, который задыхается в панике в толпе. И пока я это все рассказываю, я не чувствую необходимости притворяться, что у меня все хорошо, что завтра я напишу параграф в курсовую и статью, потому что сейчас мне плохо - и это важно, и Лу меня слушает и не осуждает, и мне можно просто сидеть и плакать.
В этой кинеме вся мой жизнь: водить пальцем по полосатым обоям и, прикрыв рот ладонью, с содроганием рыдать от беспомощности.
Чувствую такую колоссальную признательность за то, что можно быть нестабильным, можно быть слабым, можно быть эмоциональным; признательность за то, что можно быть собой.
Мне, наверное, мало что из этого хочется как-то вербализировать, просто я ходил на терапию девять месяцев и за них можно было не только написать книгу, проанализировать мое детство и найти механизм, запускающий в моей жизни селф-харм, но и можно было умело скрывать свои реальные страхи и говорить только о том, о чем мне хотелось говорить. Идея того, что можно было обратиться за помощью к другому человеку раньше вообще не приходила в мою голову, и вот мы сидим в публичном месте, и мне очень грустно, и я понимаю, что сейчас расплачусь, и привычно извиняюсь за то, что я - это я, что я сижу в кафе и стараюсь не разрыдаться, потому что я ненавижу себя так сильно, что у меня уже не хватает сил справляться с этим самостоятельно, и Лу говорит: "Ты можешь заплакать. Ты можешь сделать все, если тебе нужно это, чтобы почувствовать себя лучше" -
воздействие этого широкого жеста заключается в том, что я пускаюсь в мироточение, описывая это сейчас,
-
и я просто начинаю плакать, рассказывая о том, что со мной не так.
Хочется прописать это еще раз: когда я видел, как рядом со мной две девушки сидели и смотрели кино, я почувствовал, насколько нормально касаться друг друга и быть друг с другом для других людей, и насколько это неадекватно воспринимается мной, и меня снова накрыло переживанием, что это не они какие-то не такие, это у меня проблемы, это я не такой, это я буду в одиночестве из-за своей неспособности всегда быть стабильным, это я догнию в пустой квартире, потому что я все разрушаю, я все порчу, я свожу на нет любые хорошие отношения, я виноват в том, что моя жизнь такая, какая она есть. Моя единственная реальная проблема в жизни - то, что мне приходится быть мной.
И я просто устал быть всегда несчастным. Я не знаю, как это можно описать точнее, но я устал просыпаться и чувствовать, что вот я снова хочу включить Джой Дивижн и лежать на полу, я не могу общаться с людьми, видеть их, говорить с ними; я устал быть собой и жить своей жизнью - и я рассказываю Лу о том, что так и не смог рассказать своему психотерапевту, насколько я чувствую себя брошенным и одиноким, что я - это всегда сломанный ребенок, который задыхается в панике в толпе. И пока я это все рассказываю, я не чувствую необходимости притворяться, что у меня все хорошо, что завтра я напишу параграф в курсовую и статью, потому что сейчас мне плохо - и это важно, и Лу меня слушает и не осуждает, и мне можно просто сидеть и плакать.
В этой кинеме вся мой жизнь: водить пальцем по полосатым обоям и, прикрыв рот ладонью, с содроганием рыдать от беспомощности.
Чувствую такую колоссальную признательность за то, что можно быть нестабильным, можно быть слабым, можно быть эмоциональным; признательность за то, что можно быть собой.