I'm a five-pound rent boy, mr. Darcy.
Вот так вот. У меня внезапно появилась бета. Вам-то с этого ничего, конечно, а я, вместо того, чтобы писакать главу, угораю с шуточек.
Заметим, какой я своевременный парень: почти закончил фик и решил отдать его на правку. Ну не чудо ли я.
Как мы можем понять, полтора месяца - за это время можно написать что угодно и даже больше, а я с горем осилил вторую часть девятой главы. Проблема в том, что а) мне постоянно хочется что-то менять, но уже поздно, я расстраиваюсь и решаю вообще ничего не делать б) мне грустно заканчивать, НО ДЬЯВОЛ СКОЛЬКО МОЖНО ПИСАТЬ ОДИН ГРЕБАННЫЙ ФИК?!
Что касаемо самой главы.
Когда-то давно мне сказали, что в городе орудует банда партизан-флафферов, которые похищают фикрайтеров, убивают их кошек и заставляют писать флафф, но я не верил. Не верил, пока вчера они не ворвались в мою квартиру, не сорвали портрет Фассбендера со стены, не приставили пистолет к виску и не заставили это написать.
- Парни, но тут должен быть ангст! - плакал я.
- Пиши флафф, ублюдок, или Фасси будет страдать!!
В общем, мне дай только волю описывать ER - я случайно могу накатать "Поющие в терновнике".
А, ну и еще, Прайм настаивал на том, чтобы было "ми-ми-ми", и БЛЯТЬ, ВЫ ПРОСТО ЗАХЛЕБНЕТЕСЬ В МИ-МИ-МИШЕЧНОСТИ, инфа 100%.

Название: Rock-n-rolla
Автор: Entony
Бета: the absurd
Фэндом: Durarara!!
Персонажи: Шизуо/Изая
Рейтинг: NC-17
Жанры: Драма, POV, Слэш (яой)
Предупреждения: Нецензурная лексика, BDSM, OOC, Насилие
Саммари: все фильмы Гая Ричи.
Комментарий: NC-17 стоит здесь не просто так. Наркотики, насилие, разврат, детальные описания всего, что придумал мой воспаленный разум, нецензурная речь – все это есть. Будьте бдительны и предохраняйтесь при чтении.
Права: в этом мире мне ничто не принадлежит
текст 9 (2/2)**
Надо закрыть кран – кап-кап-кап-кап. Я чувствую себя непосредственным участником китайских пыток, апатичным к собственной судьбе участником пыток.
Я лежу, просунув ладони между коленей, и жду, когда откроется входная дверь, если она теперь когда-нибудь вообще откроется.
Шизуо нет.
Мое «Ты здесь?» с грохотом упало на пол и поцарапало циновку.
Мы с книгой скандинавских мифов изучаем друг друга: она стеснительно зажимается и пытается избежать моих прикосновений – когда протягиваю руку, цепляю только форзац и не могу подтянуть ее к себе; я же с вожделением обхаживаю ее сальным взглядом и предчувствую близкий контакт.
В разделе «Норны» заложил страницу со Скульд (19) пакетиком с кристаллами, который мне дал Такума. Как это символично, - мог бы просипеть я, но я утыкаюсь лбом в пол и закусываю губы.
Я думаю о том, какой глубокой могла бы быть метафора: мог бы подняться с пола, возвыситься над собственными желаниями, преодолеть их. Но я валяюсь с ними на одном уровне и открываю объятья им навстречу.
Я лениво размышляю о том, что собираюсь сделать.
Все из-за Шизуо: необходимо, чтобы он был рядом со мной, в противном случае в моей жизни возникает черная дыра, и постепенно все сваливается в нее. Я повис на вытянутых руках в холодном космосе и жду, что кто-нибудь вытянет меня. «База, это Хьюстон. Ответьте!» - но меня слышат только Деймос и Фобос.
Я умаялся от этой борьбы с гравитацией. Усталость, тяжело наполняя меня изнутри, волочет вниз, и на небосводе остаются длинные полосы от моих ногтей. Глупые смертные считают их Млечным путем, - боль пульсирует в животе, достаю до книги и заключаю ее в крест из своих рук.
Я не знаю, чего ждал. Что я вернусь от Такумы, а Шизуо молча закурит и подаст полотенце. Что, возможно, он выйдет, но оставит записку.
Тихо смеюсь. Да, напишет мне письмо, черт подери. Или роман в стихах. Или набросает небольшой этюд для флейты.
Сжимаю ладонь в кулак.
Он оставил меня, потому что я ушел к Такуме, потому что он не захотел делиться, потому что я не принял его защиту. Он оставил меня с нелепой причины: на мне чужой запах. Любопытно то, что ежедневно мне приходится делить его со всем миром, а ведь я хочу быть Юпитером, хочу, чтобы он был моим ребенком, и чтобы я, проглотив его, навеки воссоединился с ним. Но, конечно, мой рот отказывается произносить подобные вещи вслух.
Слишком режет в глазах, - подтягиваю колени к груди и переворачиваюсь на бок, чтобы подняться.
В фильмах показывают прием наркотиков как десятисекундное занятие, скажем, вместо одного глубокого вдоха, но, на самом деле, это длится чуть ли не десятки тысяч лет. Пока я медленно дохожу до ванной, ищу негнущимися пальцами стерильный пакет, не нахожу – ударяю по шкафчику, и он жалостливо взвизгивает; пока замечаю использованный шприц, наклоняюсь к нему, морщусь от растекающейся боли, отрываю кусок ваты, плетусь на кухню; пока нахожу ложку, включаю газ, сыплю порошок и сажусь ждать – за это время где-то могла родиться новая Вселенная. Но мы сталкиваемся лишь с гибелью моей галактики.
Я слишком спокоен для этого момента. Я не подготовил речь. Можно, мы подождем еще немного? – резь в грудной клетке придерживается другого мнения по этому вопросу.
Если бы мои вены были растениями, они бы проросли через мою кожу и распустились в предвкушении дождя. Мое глупое тело хочет поскорее насытиться темно-коричневой жидкостью, хотя прекрасно знает, чем все закончится.
Ватка быстро напивается шоколадным раствором, и я стучу пальцами по сгибу локтя.
«Здравствуйте, Орихара-сан», - мой воображаемый психотерапевт усаживается напротив и достает блокнот. «Почему Вы хотите вмазаться?» - «Прекратите быть таким грубым, доктор», - я презрительно поджимаю губы и выдвигаю ногой ящик с вещами Шизуо – выуживаю ремень, обматываю предплечье. «Простите, забыл, что Вам чужды фамильярности… Мы говорим о том, что Вы снова хотите начать принимать наркотики, когда период ломки практически закончился. Хотите, так сказать, вернуться на исходную позицию. Хотите, если позволите, сделать шаг назад». – «Вы очень метафоричны, доктор», - я наблюдаю, как под моей бледной кожей пойманной птицей бьется вена. «Я полагаю, проблема не в боли. Не столько в боли, скажем прямо», - он закидывает ногу на ногу и черкает в тетрадке.
- Вы полностью правы, доктор, - царапаю ногтем запястье. – Просто я заебался быть один. А с метадоном как-то и вечера не такие тоскливые, и поговорить есть с кем… вот, к примеру, с Вами, - он наклоняет голову и скрещивает руки.
- Ты хочешь, Изая, чтобы он вернулся обратно. Хочешь, чтобы он сделал вид, что ты не пошел подкладываться под парня, который толкал тебе наркотики.
- Ничего не было, - игла дрожит в пальцах, и я зажмуриваюсь.
- Но Шизуо не знает об этом.
- Но Шизуо и не нужно знать об этом, - потому что это только мое дело.
- Шизуо хочет тебе помочь, - доктор протягивает по мне руку и гладит по ладони. – Шизуо тоже не хочет, чтобы ты был один.
Именно поэтому он ушел. В точку.
Он ушел, потому что не захотел меня слушать. Он, собственно, не подумал о том, что, возможно, я скажу что-нибудь правдоподобное.
- Ты принимаешь наркотики от злобы, Изая. Тебе неправильно объяснили действие препаратов. Метадон не помогает от гнева.
Да, но зато он может решить все мои проблемы, - я кручу шприц в пальцах. Если я накачиваюсь – мы не спим с Шизуо. Не спим с Шизуо – не играем в привязанность. Не играем в привязанность – и все по-старому. Так, как было до того, как меня столкнули в этот гадюшник.
Мне будет тепло, мне будет хорошо… - трогаю подушечкой пальца иглу. «Практически так, как будто я лежу рядом с Шизуо», - прости, подсознание, еще не твой выход. Под наркотиками я почувствую защищенность, я почувствую, что я в безопасности и можно ни о чем не думать…
- Ты злишься на него, - мой доктор вскидывает голову. – А что, если он придет, а ты очень далеко от Земли? – с пальца падает тяжелая капля крови – я практически слышу звук разбитого стекла. Да, это плохой расклад. А что, если наоборот?.. А ведь я бы мог… - кусаю щеку изнутри, - я бы мог ночью, пока он спит…
Да, я ведь мог бы и его подсадить. И уж тогда мы точно будем в радости и в горе, в болезни и в здравии, в приходе и пост-приходе. Мы вообще всегда будем вместе, - по спине пробегают мурашки, и я ежусь от фантастичности этой перспективы. «Я никогда больше не буду один. Он останется со мной» - это очень заманчиво. Я засовываю палец в рот и облизываю ранку.
Он останется со мной.
Я буду вдыхать по утрам его запах, царапаться о его щетину, кусать его, вылизывать сгибы его локтей перед тем, как уколоть, а потом буду долго целовать после того, как его сердце застучит быстрее, - ладони покрываются испариной, я откладываю шприц и стучу пальцами по коленям. Он будет нуждаться во мне, он будет любить меня, он будет меня ждать…
Мой доктор смеется и поднимается со стула.
- Что?
- Ничего, - трогает вмятину на холодильнике. – Занятно просто, как сильно тебе хочется испортить его жизнь. Может, это что-то типа вируса? Ну, каждый наркоман влюбляется в другого человека и пытается стащить его к себе? Как тот парень влил в тебя куб? Или ты уже забыл?
Нет, я помню. Я прекрасно помню это сдавленное «Я люблю тебя» и последующую теплую волну. И следующие три года от укола до укола. Такие вещи с трудом забываются.
Я обхватываю руками под ногами и упираюсь лбом в колени.
Хочу ли я, чтобы это произошло с Шизуо? Хочу ли я, чтобы мой рыцарь без страха и упрека стал рыцарем без зрачков и пульса?
Я хочу, чтобы он жил, как можно дольше.
Желательно, рядом со мной.
Но я допускаю альтернативные версии развития событий.
Я открываю колпачок и спускаю дозу в раковину.
По моим щекам текут слезы.
*
Терзаю упаковку с «Валиумом» - под языком становится горько, но я мужественно это терплю.
Мое отражение в зеркале практически похоже на меня – большая часть синяков с лица сошла, порезы затянулись. Я улыбаюсь и машу себе рукой. Этот парень достоин приветствия, - думаю я и иду в свой фиолетовый кокон. А я заслуживаю долгого и приятного сна, дорогие таблетки. Вы же видели: сегодня я был очень хорошим мальчиком.
Постепенно боль уменьшается.
**
Мои маленькие горькие феи прекрасных снов колдуют сновидение, где мы стоим в огромном супермаркете, и я никак не могу дотянуться до верхней полки. Я прилагаю действительно много усилий, но все тщетно. Сзади подходит Шизуо, накрывает своей ладонью мою ладонь и спрашивает меня, так уж ли я хочу это получить.
Я наклоняю голову – челка падает на глаза, сплетаю наши пальцы и поворачиваюсь к нему.
- Я получил все, что хотел, - мое подсознание делает себе шах и мат.
Наверное, я мог бы писать сценарии для сёдзё.
**
Когда я открываю глаза, я попадаю в страну чудес, где Шизуо читает мой сборник стихов. Рубашка расстегнута, плечи расслаблены, колени чуть согнуты, глубокое дыхание – он выражает собой монолит «Спокойствие». Только спустя какое-то время подглядывания я замечаю, что кулаки разбиты до мяса, и на татами – темный след от спекшейся крови. И это плохие вести. Отрежьте гонцу голову.
Я бы мог выжидать, делать вид, что сплю, потому что я практически чувствую запах его гнева, и мне бы не хотелось вступать в контакт с Шизуо, который, наверняка, сломает что-нибудь мне и сломает что-нибудь себе. Но он уже заметил, что я проснулся, и смотрит поверх книжки куда-то в угол.
Приподнимаюсь на локтях. Если в армию будут набирать смертников, вышлите мне повестку.
- Скажи, Изая, - он не отрывается от сборника и перелистывает страницу, - нахера ты читаешь книги?
- Что, прости? – в его рыке трудно разобрать слова – со львами проще общаться.
- Нахера ты читаешь книги, если они тебя ничему не учат? – поднимает глаза.
- А чему, по-твоему, они должны научить меня, Шизу-тян? – осклабился. – Как общаться с социопатами? – он поджимает губы и с размаху бросает в противоположную стену книгу.
- Они должны научить тебя, сученыш, что накачиваться кристаллами в чужих квартирах не очень-то и вежливо, - он в ярости. Блять, он в ярости, а я ведь ничего не сделал.
- Не начинай, Шизу, - морщусь, пытаюсь подняться с пола...
- Твою мать! – слишком больно бьет под дых, я чуть не выплевывают диафрагму; большое спасибо спонсорам этой слитой драки: седативным таблетками.
- Я ведь по-хорошему просил, - он упирается рукой мне в плечо, впечатывая в пол, нависает надо мной, и я зажмуриваюсь, чтобы отстранится от тысячи игл, впивающихся в мое тело вместе с его пальцами. – Я ведь даже пошел тебе навстречу, - у него начинают кровоточить ссадины, и ему должно было бы быть больно, но он обхватывает ладонями мои запястья, растягивая свою порванную кожу. И мне было бы жаль его, если бы он не пытался оставить на мне наручники из синяков.
Наклоняется к моему уху, пока я тщетно пытаюсь вдохнуть: - Так какого хуя, Изая? – проводит носом вдоль шеи, спускается ниже к ключицам и языком касается кости.
- Шизуо… - пытаюсь дернуться, но он сжимает пальцы и отрывается от моей грудной клетки.
Рот грубо накрывает мои губы, языки сплетаются. Поцелуй хозяина: Шизуо выдавливает из меня весь воздух, с силой нажимая на язык, кусает за губу - автоматически прижимаюсь к нему, чтобы не задохнуться, и... шире открываю рот под его укусы. Боль медленно расползается по губам, а вслед за ней тянется горячий язык, вылизывающий ранки, и я глотаю его вкус: сигареты и алкоголь – закрываю глаза и наслаждаюсь тем, как он рычит, отрываясь от меня.
- Посмотри на меня. Посмотри на меня, Изая! – и мне приходится подчиниться.
Он щурится.
А потом заносит руку и бьет меня наотмашь, и, когда я шиплю и дергаюсь от внезапной боли, нежно целует, облизывая каждый миллиметр моих губ, не стараясь проникнуть глубже. И я делаю ужасную, отвратительную вещь – я стону и притягиваю его к себе за шею, касаясь разбитым ртом его уха, чтобы выдохнуть: «Прекрати злиться». Он застывает.
И практически ложится на меня, а я чувствую, как его заводит то, что он может ударить меня и слизывать кровь с моих рассеченных губ. Я слышу, как он почти задыхается, потому что желание заняться со мной сексом куда сильнее желания дышать, и он забывает делать вдохи, обводя языком мое ухо.
Мне надо бы расстегнуть его джинсы и трахнуть, оставляя на шее кровавые полосы, но он первым доходит до этой идеи, и поэтому я просто хватаю ртом воздух, когда он стягивает мое белье и обхватывает ладонью член. Чей это стон? - подаюсь бедрами навстречу и могу только что хрипеть ему в шею, прикусывать и лизать его кожу, пытаться найти его губы. Он делает несколько резких движений рукой, и я сдавленно тяну «Еще», приподнимаясь на лопатках.
- Блять, сними ее… - зло царапаю спину, и он выгибается, вжимаясь в меня. Я порву эту сраную рубашку – мне слишком хочется видеть его полностью голым, хочется везде его потрогать, мне хочется этого даже больше, чем еще раз толкнуться в его руку.
Хватаю за волосы и тяну в сторону, и он. Да, он утыкается носом в мою ладонь и трется об нее щекой. А я в это время истекаю смазкой, потому что я вижу каждую мышцу на его шее, вижу, как по его лицу стекает капля пота, вижу, как у него опухли губы, вижу, как он вбирает до основания в рот мой указательный палец и медленно выпускает его из полусжатых губ. И когда я кладу ладонь на его живот, он отклоняется и подставляется под прикосновения. Закрывает глаза, когда тяну за штаны, и пальцами пробирается под мою водолазку, помогая вылезти из нее.
Мы оба абсолютно мокрые: его пот смешивает с моим, когда он трется об меня, и на губах после поцелуя остается соленый привкус, но это кажется мне самой восхитительной вещью в мире.
Я накрываю его член и делаю несколько отрывистых движений, потому что я устал ждать, но он целует меня, заставляя остановиться и войти в его ритм, вверх-вниз, плавно, медленно, так, чтобы я застонал ему в плечо и услышал ответный стон, когда я чуть сжимаю пальцы. Он убирает мою ладонь, наклоняется к груди и целует под сердцем.
И тут до меня доходит, что я умер. Потому что он просовывает руку под мою спину и притягивает к себе, покрывая мой живот мелкими поцелуями, вылизывая между ребер, а я запутываюсь пальцами в его волосах и не могу дышать, не могу думать, не могу говорить, не могу стонать…
- Изая… - спускается к низу живота и дотрагивается губами до основания члена. – Я или метадон? – со стоном изгибаюсь, и он кладет ладонь между ягодиц, поглаживая пальцами анус.
- Ты, - это больше похоже на всхлип. Он проникает одним пальцем - закусываю ладонь, потому что у меня начинают стучать зубы; Шизуо поднимается к моему рту и влажно целует запястье.
- Я не услышал… - добавляет второй палец, я шумно выдыхаю, а он укладывается щекой на мое плечо и проводит языком по шее.
-Блять, пожалуйста! - выгибаюсь под ним, пытаясь глубже засадить внутрь себя его пальцы, судорожно ловлю ртом воздух, а он покусывает мою шею так, что я кричу от желания кончить.
– Шизуо, - он приподнимается на руке, и да, мне стыдно, да, мне не хочется этого говорить, но если сейчас он не возьмет меня, я просто сдохну, видя, как эротично он облизывается, глядя на меня. – Ши…
- «Ты охуенно выглядишь», - возвращает мне мою же реплику, сукин сын, нашел время, а я обхватываю его ногами и прижимаю к себе, потому что я, блять, не могу больше этого выносить. У меня внутри все ноет и просит его.
- Возьми меня, - он напрягается и останавливается. Упирается лбом мне в висок, целуя скулу, достает пальцы и медленно входит. И мы замираем.
Лично я в этот момент понимаю, что все эти годы я хотел этого: я хотел видеть его над собой, гладить его спину, чувствовать его в себе.
Шизуо стонет мне в рот. Вполне вероятно, от осознания тех же фактов.
И я протягиваю к нему руки, чтобы он спрятался в моих волосах, обхватил меня за талию и начал ритмично толкаться вперед, водя рукой вдоль моего члена. Я мало думаю о том, что мы занимаемся сексом без презервативов, что мы слишком похожи на состоявшуюся пару, где каждый доверяет друг другу, что мы целуемся, что мы сплели пальцы в замок, что он улыбается, когда я ахаю. Я вообще мало о чем думаю. Я просто двигаюсь вместе с ним и всхлипываю, когда он несколько раз задевает простату и с силой прижимает к себе мои бедра.
Мне кажется, что мое сердце остановилось, да и зачем оно нужно мне, если птица в моей грудной клетке стала настолько огромной, что там не осталось места ни для чего, кроме нее самой.
Он подается назад, убирает с моего лица волосы и оставляет руку на шее.
- Я тебя… - закрываю ладонью его рот - кусает меня за пальцы, и мы одновременно вскрикиваем, когда он полностью входит в меня.
*
- Я не принимал, слышишь? – он выпускает изо рта дым и дотрагивается до моей щеки.
- Да, я знаю, - хмурюсь и тянусь за сигаретой – дает затянуться из своих пальцев. – Точнее, я понял это, когда снял эту дебильную водолазку…
- Что, мать твою, не так с моей водолазкой? – укладываюсь на бок, кладу руку на его живот, и он почесывает меня за ухом.
- Она меня бесит. Кошки не должны носить одежду.
- Дурацкое сравнение, - обнимаю его за талию. – Я буду называть тебя лабрадором. Он большой, теплый и тупой, - дергает за прядь волос.
- Тогда ты будешь моей блохой, - подаюсь к нему и дую на губы.
- Буду пить твою кровь и раздражать тебя? – несколько секунд не двигается, и я успеваю увидеть, как в его глаза гаснет гнев, он успокаивается и разрешает себе играть вместе со мной.
- Будешь пить мою кровь, - открывает рот и облизывается. – А я буду расчесывать на себе порезы, чтобы ты был сыт, - поцелуй получается пошлым, потому что ночь и мы лежим чрезмерно близко, и я слышу, как бьется его сердце. Дурацкое покрывало – он улыбается и гладит мое плечо, пока я укладываюсь на него и затихаю.
Ладно, хорошо. Теперь, когда я не могу сделать ни одного движения, я готов это признать.
Больше всего мне нравится то, что мы можем делать вид, будто занимались этим всю жизнь, что все движения уже выверены и проверены, что я знаю, как именно ему нравится – целую в плечо, чтобы он провел по моей спине ладонью и сжал ягодицы – и он тоже прекрасно знает, как люблю я.
Он улыбается. Хватит подслушивать мои внутренние монологи.
- Шизуо?.. – лениво перебирает мои волосы.
- Да, ты с ним не спал.
- Хорошо.
- Да, действительно хорошо.
**
Любовь, выращенная на наркотиках, кажется выпью с подрезанными крыльями: для того, чтобы выжить, ей нужно постоянно переставлять лапки, но, когда устают ее сородичи, они просто распахивают крылья и улетают на сушу; такая любовь вынуждена тонуть в трясине, и, как бы ни был жалостлив ее крик, однажды она все равно захлебывается вязкой тиной.
Сначала она похожа на райскую птицу, которая щекочет своим мягкими пухом ваши измазанные в белой пыльце носы, иногда клюет вместе с вами вкусные таблеточки, но, по большей части, поет красивые песни о том, как вам чудесно друг с другом. Вы гладите ее и забираетесь под большие крылья, где признаетесь в любви. Вам хочется проводить вместе все время, держаться за руки, когда вы покидаете эту галактику. Вы хотите всегда быть вместе.
А потом первый раз не хватает денег, и любовь недовольно клокочет – вы выдираете из нее самые красивые перья, чтобы расплатиться, и она прекращает быть чем-то волшебным, потому что ее белое тело измазано вашими грязными руками. Любовь становится очень земной вещью, для которой, как для торшера, отведено место.
Потом вы продаете торшер – денег не хватает на постоянной основе. Вы кричите друг на друга, потому что боль настолько сильная, что она отбивает воспоминания о том, что можно разговаривать тише. Любовь хлопает крыльями и начинает визжать, потому что вы раните ее. Хотя, до этого уже нет никакого дела: вы слишком увлекаетесь перебрасыванием грязи и спорами, кто кому должен.
Она меняет цвет, сливается с окружающей обстановкой и, в конце концов, в руках вы держите маленькую болотную птичку, которая истошно кричит по ночам.
Когда она погибает, ты набиваешь из нее чучело и, предварительно покурив, теребишь пальцами ее перышки, вспоминая, как хорошо вам было. Иногда рассказываешь о ней знакомым. Но чаще – молчишь и жрешь таблетки.
**
Просыпаюсь оттого, что мне кажется, будто где-то скребутся крысы.
С трудом открываю глаза и пугаюсь: он стоит на коленях, положив перед собой руки, и я почему-то думаю о том, что он хочет совершить харакири. В этом случае мне нужно найти нож, лечь подле него и увидеть его смерть, чтобы потом последовать за ним.
Меня начинает тошнить от паранойи.
- Шизуо?.. – сиплю, он поворачивается и прячет что-то за спину.
- Я не хотел тебя разбудить.
- Что ты делаешь? – опускает голову и щелкает пальцами.
- Ничего, - находит пачку и закуривает. – Ничего, - тянется за пепельницей, и металл отливает в свете. Цокаю.
- Для чего тебе пистолет? – останавливается в движении.
- Чтобы защититься, - поднимается, кладет пистолет в сумку, усаживается рядом со мной и протягивает сигарету.
- От чего, Шизуо? – глубоко затягиваюсь, и дым змеей выползает из меня. – Или от кого? – перебирается между моих коленей, и я целую его в затылок.
- Все будет хорошо, Изая, - он откидывает голову, и я трусь носом о его висок.
- Я не верю ни одному твоему слову, - выдыхает улыбку и находит мою ладонь.
- А стоило бы, блоха, - хлопаю его по груди - он разворачивается, приобнимает и тянет к себе за шею:
- Шизуо… - надо просто прекратить разговаривать в подобных ситуациях: слишком хрипло – я смущаюсь и злюсь на него за это, поэтому кусаю и зализываю отметины.
Если бы мы были вместе дольше, у него были бы не губы, а разорванные куски кожи, которые я нежно залечивал бы каждый вечер: он бы шипел от боли, пока я пальцами размазывал по его рту крем…
Отстраняюсь от него, чтобы наблюдать за реакцией, когда я спускаюсь пальцами вниз живота и стягиваю с него белье: медленно, чтобы он сам наслаждался процессом своего раздевания – приподнимается на коленях, пока я спускаюсь вниз по животу и пытаюсь не скалиться, видя, как он сжимает пальцами футон. Толкаю в плечо – закусывает губу, чтобы не кривиться, но укладывается на спину.
Ох, как я не люблю подобные вещи.
- Почему? - позволяет мне пройтись губами от колена к тазу и только глубже вдыхает, когда я аккуратно развожу ягодицы. Прикасаюсь к анусу – морщится и зажмуривается. Ну что же, и так слишком много разрешил, - пытаюсь скрыть отвращение. – Я не буду трогать. Почему?
- Что «почему»? – он немо открывает рот, когда я накрываю ладонью член и вожу большим пальцем по головке.
- Почему ты чувствуешь себя виноватым?
- Я не… тссс, - приподнимается на локте и хватает меня за запястье, когда я начинаю ему дрочить.
- А как же «три дня, Изая»? – юноша с алыми губами отводит взгляд и опускает наши руки. – Или ты вдруг понял, что хотел меня все это время?
- Закрой пасть! – тянет меня за руку, и я валюсь на него, пытаясь локтем попасть в живот. Он обнимает меня за талию и закрывает свое лицо моими ладонями.
- Какого черта происходит, Шизуо? – рот кривится в хищной улыбке.
- Дерьмово все.
- Это ты мне говоришь – нашел кому пожаловаться, - он улыбается и проводит пальцами по моим губам.
- Сделай … - шершавая грубая кожа.
- Нет, - дую на кончики пальцев – он приподнимается подо мной на спине и плавно опускается обратно, имитируя секс.
Сдавленно выдыхаю. Ублюдок.
Он слишком красивый: если бы он распростер руки и прекратил улыбаться, его с легкостью бы приняли за плачущего ангела, и художники собрались вокруг нас рисовать его. Он запрокидывает голову и целует мои съехавшие ладони.
Нахожу его руку и подношу ко рту, вбирая указательный и средний пальцы, провожу по ним языком, очерчивая каждую фалангу, не пропуская ни одного миллиметра, дохожу до конца и тут же вбираю их обратно.
Он довольно приоткрывает рот, и я наклоняюсь, что тихо сообщить на ухо:
- Хочу тебя.
- Знаю, - ерошит мои волосы и укладывает рядом. – Ты становишься таким послушным, когда чего-то хочешь…
- Я становлюсь очень злым, когда не получаю этого, - бросаю через плечо, но он накрывает нас одеялом, забрасывает на меня ногу и делает вид, что ничего не услышал.
- Что происходит, Шизуо? – поворачиваюсь к нему, но он улыбается и еще раз произносит:
- Все будет хорошо.
Я делаю вид, что верю.
Это только сцены перед кульминацией, Шизуо. Я пропускаю через пальцы твои волосы, и ты, сонно протягивая ко мне руку, обнимаешь меня. Режиссер должен сказать нам «стоп! Снято!», потому что дальше будет драматическая сцена.
**
Около полуночи на мой телефон приходит смска – это очень тяжело переваривается, потому что когда я слышу привычный звук входящего сообщения, я пытаюсь забрать с тумбочки телефон, но вместо этого шарю рукой в пустоте. Подхожу к сумке, вытягиваю светящийся прямоугольник и поражаюсь бессмысленности происходящего:
«8.15».
Когда я возвращаюсь под одеяло, я напрочь забываю о том, что нехорошо читать чужие переписки.
*
- Хватит, - раздраженно веду плечом, когда он щелкает пальцами.
- Помолчи, - приподнимаю бровь.
- Простите, Хэйвадзима-сама, что прерываю Вас…
- Помолчи, Изая! – кулак впечатывается в стену.
Он просыпается до рассвета и начинает мерить шагами комнату, а я слышу, как звенит цепь, на которую он посажен: тигр доходит до окна, дерет когтями пол и резко разворачивается к двери.
- Что случилось? – хрустит пальцами и вытягивается.
- От Такумы со вчерашнего дня ничего не слышно.
- И?
- И то, что мы должны отзваниваться каждые двенадцать часов, - закуривает и стучит пальцами по бедру. – Блять! – ударяет ногой по сумке и склоняется над ней, как над мертворожденным ребенком.
- Откуда у тебя мой телефон? – не лучшее время для подобного вопроса – я понимаю это уже после того, как он орет: «Твою мать!», открывая входящие сообщения, смотрит на часы и разворачивается ко мне.
- Когда ты собирался сказать мне? – он нависает надо мной, и я лениво потягиваюсь. – Когда?!
- У меня очень плотный график…
- И-ЗА-Я!! – дергает меня за руку и резко отрывает от пола. Какое-то время я смотрю ему в глаза и думаю о том, почему он до сих пор не прикончил меня.
Он обводит пальцами мой подбородок. Выдыхает.
- Одевайся.
- Почему?
- Мы уходим, - я нелепо открываю рот.
- Ты действительно считаешь, что я радостно захлопаю в ладоши и пойду собираться? – он делает одну неправильную штуку – наставляет на меня пистолет.
- Да, я так действительно считаю. Твой нож на нижней полке на кухне. Поторопись.
*
Он забрасывает сумку на плечо, прижимает пистолет к боку и выжидающе смотрит на меня.
- Что, блять?! Я иду первым?! – с силой распахиваю дверь…
- Ну вот и что это? – Касуми поворачивает голову влево и отбрасывает окурок.
«Прости меня», - скорее всего, это галлюцинация, потому что дальше меня оглушают два одновременных выстрела, и Шизуо отталкивает меня к лестнице.
- Вниз!
- Хватит быть таким наивным, Шизу! – действительно, хватит, Шизу! Их человек десять здесь, а у нас только один пистолет! И мы не можем поставить «режим Бога» в это шутере!
Первому парню, который пытается ударить рыцаря, пуля попадает в шею, и он, забавно взмахнув руками, падает вниз. Осталось четыре выстрела, а я думаю над тем, с каких пор Шизуо стреляет по своим. Да ведь он как-никак пытается спасти меня!
Я начинаю смеяться, и Хэйвадзима сжимает мое запястье.
- Заткнись!
- Блять, у тебя все плечо в крови! – это самая смешная шутка за последнее пришествие, я сгибаюсь от хохота, позволяя ранить еще двоих.
- «Бэрримор, спустить собак!», - Касуми хлопает в ладони где-то над нами, и между нами с Шизуо пробегает искра, в прямом смысле слова – неудачливые охотники палят из соседнего дома.
Еще один пролет – и еще два выстрела, а я запрокидываю голову и хохочу.
- Пиздец, тебя учили считать пули?!
- Для чего? Нужно просто иметь пистолет потяжелее, - он прикрывает меня собой, и на его рубашке появляется еще одна алая полоса, - если он не выстрелит, им можно будет ударить, - улыбается мне и наотмашь бьет кого-то рукояткой.
- Мы не успеем добежать… - а он и не планировал – переваливается через перила и… Да. Шизуо Хэйвадзима спрыгивает с третьего этажа на крышу чьей-то машины и громко ругается матом.
- Прыгай быстрее, принцесса!
- Пошел нахуй! – заливаюсь смехом и спрыгиваю.
Он хватает меня за руку. Я смотрю, как Касуми медленно спускается по лестнице и, улыбнувшись, шлет мне воздушный поцелуй.
Мы пробегаем около квартала, а потом нам мигает фарами грузовик.
- Залезай в машину! – он толкает меня в спину. – Изая, быстрее! – ударяюсь плечом о дверь, которая с грохотом закрывает за мной.
Никогда, никогда, мать вашу, не доверяйте репликами «Залезай в машину и поживее!». Потому что:
- Блять, ну нет! – с силой ударяю ногой в водительской кресло и протяжно стону. – Ну как так-то!? – рядом сидящий парень по-приятельски похлопывает меня по плечу и прикладывает к моему носу вонючую тряпку с хлороформом, пока еще один пытается перетянуть веревкой мои ноги.
Происходящее очень печалит меня, но я закатываю глаза и проваливаюсь в темноту.
___
19. Скульд - норна, предсказывающая будущее
Заметим, какой я своевременный парень: почти закончил фик и решил отдать его на правку. Ну не чудо ли я.
Как мы можем понять, полтора месяца - за это время можно написать что угодно и даже больше, а я с горем осилил вторую часть девятой главы. Проблема в том, что а) мне постоянно хочется что-то менять, но уже поздно, я расстраиваюсь и решаю вообще ничего не делать б) мне грустно заканчивать, НО ДЬЯВОЛ СКОЛЬКО МОЖНО ПИСАТЬ ОДИН ГРЕБАННЫЙ ФИК?!
Что касаемо самой главы.
Когда-то давно мне сказали, что в городе орудует банда партизан-флафферов, которые похищают фикрайтеров, убивают их кошек и заставляют писать флафф, но я не верил. Не верил, пока вчера они не ворвались в мою квартиру, не сорвали портрет Фассбендера со стены, не приставили пистолет к виску и не заставили это написать.
- Парни, но тут должен быть ангст! - плакал я.
- Пиши флафф, ублюдок, или Фасси будет страдать!!
В общем, мне дай только волю описывать ER - я случайно могу накатать "Поющие в терновнике".
А, ну и еще, Прайм настаивал на том, чтобы было "ми-ми-ми", и БЛЯТЬ, ВЫ ПРОСТО ЗАХЛЕБНЕТЕСЬ В МИ-МИ-МИШЕЧНОСТИ, инфа 100%.

Название: Rock-n-rolla
Автор: Entony
Бета: the absurd
Фэндом: Durarara!!
Персонажи: Шизуо/Изая
Рейтинг: NC-17
Жанры: Драма, POV, Слэш (яой)
Предупреждения: Нецензурная лексика, BDSM, OOC, Насилие
Саммари: все фильмы Гая Ричи.
Комментарий: NC-17 стоит здесь не просто так. Наркотики, насилие, разврат, детальные описания всего, что придумал мой воспаленный разум, нецензурная речь – все это есть. Будьте бдительны и предохраняйтесь при чтении.
Права: в этом мире мне ничто не принадлежит
текст 9 (2/2)**
Надо закрыть кран – кап-кап-кап-кап. Я чувствую себя непосредственным участником китайских пыток, апатичным к собственной судьбе участником пыток.
Я лежу, просунув ладони между коленей, и жду, когда откроется входная дверь, если она теперь когда-нибудь вообще откроется.
Шизуо нет.
Мое «Ты здесь?» с грохотом упало на пол и поцарапало циновку.
Мы с книгой скандинавских мифов изучаем друг друга: она стеснительно зажимается и пытается избежать моих прикосновений – когда протягиваю руку, цепляю только форзац и не могу подтянуть ее к себе; я же с вожделением обхаживаю ее сальным взглядом и предчувствую близкий контакт.
В разделе «Норны» заложил страницу со Скульд (19) пакетиком с кристаллами, который мне дал Такума. Как это символично, - мог бы просипеть я, но я утыкаюсь лбом в пол и закусываю губы.
Я думаю о том, какой глубокой могла бы быть метафора: мог бы подняться с пола, возвыситься над собственными желаниями, преодолеть их. Но я валяюсь с ними на одном уровне и открываю объятья им навстречу.
Я лениво размышляю о том, что собираюсь сделать.
Все из-за Шизуо: необходимо, чтобы он был рядом со мной, в противном случае в моей жизни возникает черная дыра, и постепенно все сваливается в нее. Я повис на вытянутых руках в холодном космосе и жду, что кто-нибудь вытянет меня. «База, это Хьюстон. Ответьте!» - но меня слышат только Деймос и Фобос.
Я умаялся от этой борьбы с гравитацией. Усталость, тяжело наполняя меня изнутри, волочет вниз, и на небосводе остаются длинные полосы от моих ногтей. Глупые смертные считают их Млечным путем, - боль пульсирует в животе, достаю до книги и заключаю ее в крест из своих рук.
Я не знаю, чего ждал. Что я вернусь от Такумы, а Шизуо молча закурит и подаст полотенце. Что, возможно, он выйдет, но оставит записку.
Тихо смеюсь. Да, напишет мне письмо, черт подери. Или роман в стихах. Или набросает небольшой этюд для флейты.
Сжимаю ладонь в кулак.
Он оставил меня, потому что я ушел к Такуме, потому что он не захотел делиться, потому что я не принял его защиту. Он оставил меня с нелепой причины: на мне чужой запах. Любопытно то, что ежедневно мне приходится делить его со всем миром, а ведь я хочу быть Юпитером, хочу, чтобы он был моим ребенком, и чтобы я, проглотив его, навеки воссоединился с ним. Но, конечно, мой рот отказывается произносить подобные вещи вслух.
Слишком режет в глазах, - подтягиваю колени к груди и переворачиваюсь на бок, чтобы подняться.
В фильмах показывают прием наркотиков как десятисекундное занятие, скажем, вместо одного глубокого вдоха, но, на самом деле, это длится чуть ли не десятки тысяч лет. Пока я медленно дохожу до ванной, ищу негнущимися пальцами стерильный пакет, не нахожу – ударяю по шкафчику, и он жалостливо взвизгивает; пока замечаю использованный шприц, наклоняюсь к нему, морщусь от растекающейся боли, отрываю кусок ваты, плетусь на кухню; пока нахожу ложку, включаю газ, сыплю порошок и сажусь ждать – за это время где-то могла родиться новая Вселенная. Но мы сталкиваемся лишь с гибелью моей галактики.
Я слишком спокоен для этого момента. Я не подготовил речь. Можно, мы подождем еще немного? – резь в грудной клетке придерживается другого мнения по этому вопросу.
Если бы мои вены были растениями, они бы проросли через мою кожу и распустились в предвкушении дождя. Мое глупое тело хочет поскорее насытиться темно-коричневой жидкостью, хотя прекрасно знает, чем все закончится.
Ватка быстро напивается шоколадным раствором, и я стучу пальцами по сгибу локтя.
«Здравствуйте, Орихара-сан», - мой воображаемый психотерапевт усаживается напротив и достает блокнот. «Почему Вы хотите вмазаться?» - «Прекратите быть таким грубым, доктор», - я презрительно поджимаю губы и выдвигаю ногой ящик с вещами Шизуо – выуживаю ремень, обматываю предплечье. «Простите, забыл, что Вам чужды фамильярности… Мы говорим о том, что Вы снова хотите начать принимать наркотики, когда период ломки практически закончился. Хотите, так сказать, вернуться на исходную позицию. Хотите, если позволите, сделать шаг назад». – «Вы очень метафоричны, доктор», - я наблюдаю, как под моей бледной кожей пойманной птицей бьется вена. «Я полагаю, проблема не в боли. Не столько в боли, скажем прямо», - он закидывает ногу на ногу и черкает в тетрадке.
- Вы полностью правы, доктор, - царапаю ногтем запястье. – Просто я заебался быть один. А с метадоном как-то и вечера не такие тоскливые, и поговорить есть с кем… вот, к примеру, с Вами, - он наклоняет голову и скрещивает руки.
- Ты хочешь, Изая, чтобы он вернулся обратно. Хочешь, чтобы он сделал вид, что ты не пошел подкладываться под парня, который толкал тебе наркотики.
- Ничего не было, - игла дрожит в пальцах, и я зажмуриваюсь.
- Но Шизуо не знает об этом.
- Но Шизуо и не нужно знать об этом, - потому что это только мое дело.
- Шизуо хочет тебе помочь, - доктор протягивает по мне руку и гладит по ладони. – Шизуо тоже не хочет, чтобы ты был один.
Именно поэтому он ушел. В точку.
Он ушел, потому что не захотел меня слушать. Он, собственно, не подумал о том, что, возможно, я скажу что-нибудь правдоподобное.
- Ты принимаешь наркотики от злобы, Изая. Тебе неправильно объяснили действие препаратов. Метадон не помогает от гнева.
Да, но зато он может решить все мои проблемы, - я кручу шприц в пальцах. Если я накачиваюсь – мы не спим с Шизуо. Не спим с Шизуо – не играем в привязанность. Не играем в привязанность – и все по-старому. Так, как было до того, как меня столкнули в этот гадюшник.
Мне будет тепло, мне будет хорошо… - трогаю подушечкой пальца иглу. «Практически так, как будто я лежу рядом с Шизуо», - прости, подсознание, еще не твой выход. Под наркотиками я почувствую защищенность, я почувствую, что я в безопасности и можно ни о чем не думать…
- Ты злишься на него, - мой доктор вскидывает голову. – А что, если он придет, а ты очень далеко от Земли? – с пальца падает тяжелая капля крови – я практически слышу звук разбитого стекла. Да, это плохой расклад. А что, если наоборот?.. А ведь я бы мог… - кусаю щеку изнутри, - я бы мог ночью, пока он спит…
Да, я ведь мог бы и его подсадить. И уж тогда мы точно будем в радости и в горе, в болезни и в здравии, в приходе и пост-приходе. Мы вообще всегда будем вместе, - по спине пробегают мурашки, и я ежусь от фантастичности этой перспективы. «Я никогда больше не буду один. Он останется со мной» - это очень заманчиво. Я засовываю палец в рот и облизываю ранку.
Он останется со мной.
Я буду вдыхать по утрам его запах, царапаться о его щетину, кусать его, вылизывать сгибы его локтей перед тем, как уколоть, а потом буду долго целовать после того, как его сердце застучит быстрее, - ладони покрываются испариной, я откладываю шприц и стучу пальцами по коленям. Он будет нуждаться во мне, он будет любить меня, он будет меня ждать…
Мой доктор смеется и поднимается со стула.
- Что?
- Ничего, - трогает вмятину на холодильнике. – Занятно просто, как сильно тебе хочется испортить его жизнь. Может, это что-то типа вируса? Ну, каждый наркоман влюбляется в другого человека и пытается стащить его к себе? Как тот парень влил в тебя куб? Или ты уже забыл?
Нет, я помню. Я прекрасно помню это сдавленное «Я люблю тебя» и последующую теплую волну. И следующие три года от укола до укола. Такие вещи с трудом забываются.
Я обхватываю руками под ногами и упираюсь лбом в колени.
Хочу ли я, чтобы это произошло с Шизуо? Хочу ли я, чтобы мой рыцарь без страха и упрека стал рыцарем без зрачков и пульса?
Я хочу, чтобы он жил, как можно дольше.
Желательно, рядом со мной.
Но я допускаю альтернативные версии развития событий.
Я открываю колпачок и спускаю дозу в раковину.
По моим щекам текут слезы.
*
Терзаю упаковку с «Валиумом» - под языком становится горько, но я мужественно это терплю.
Мое отражение в зеркале практически похоже на меня – большая часть синяков с лица сошла, порезы затянулись. Я улыбаюсь и машу себе рукой. Этот парень достоин приветствия, - думаю я и иду в свой фиолетовый кокон. А я заслуживаю долгого и приятного сна, дорогие таблетки. Вы же видели: сегодня я был очень хорошим мальчиком.
Постепенно боль уменьшается.
**
Мои маленькие горькие феи прекрасных снов колдуют сновидение, где мы стоим в огромном супермаркете, и я никак не могу дотянуться до верхней полки. Я прилагаю действительно много усилий, но все тщетно. Сзади подходит Шизуо, накрывает своей ладонью мою ладонь и спрашивает меня, так уж ли я хочу это получить.
Я наклоняю голову – челка падает на глаза, сплетаю наши пальцы и поворачиваюсь к нему.
- Я получил все, что хотел, - мое подсознание делает себе шах и мат.
Наверное, я мог бы писать сценарии для сёдзё.
**
Когда я открываю глаза, я попадаю в страну чудес, где Шизуо читает мой сборник стихов. Рубашка расстегнута, плечи расслаблены, колени чуть согнуты, глубокое дыхание – он выражает собой монолит «Спокойствие». Только спустя какое-то время подглядывания я замечаю, что кулаки разбиты до мяса, и на татами – темный след от спекшейся крови. И это плохие вести. Отрежьте гонцу голову.
Я бы мог выжидать, делать вид, что сплю, потому что я практически чувствую запах его гнева, и мне бы не хотелось вступать в контакт с Шизуо, который, наверняка, сломает что-нибудь мне и сломает что-нибудь себе. Но он уже заметил, что я проснулся, и смотрит поверх книжки куда-то в угол.
Приподнимаюсь на локтях. Если в армию будут набирать смертников, вышлите мне повестку.
- Скажи, Изая, - он не отрывается от сборника и перелистывает страницу, - нахера ты читаешь книги?
- Что, прости? – в его рыке трудно разобрать слова – со львами проще общаться.
- Нахера ты читаешь книги, если они тебя ничему не учат? – поднимает глаза.
- А чему, по-твоему, они должны научить меня, Шизу-тян? – осклабился. – Как общаться с социопатами? – он поджимает губы и с размаху бросает в противоположную стену книгу.
- Они должны научить тебя, сученыш, что накачиваться кристаллами в чужих квартирах не очень-то и вежливо, - он в ярости. Блять, он в ярости, а я ведь ничего не сделал.
- Не начинай, Шизу, - морщусь, пытаюсь подняться с пола...
- Твою мать! – слишком больно бьет под дых, я чуть не выплевывают диафрагму; большое спасибо спонсорам этой слитой драки: седативным таблетками.
- Я ведь по-хорошему просил, - он упирается рукой мне в плечо, впечатывая в пол, нависает надо мной, и я зажмуриваюсь, чтобы отстранится от тысячи игл, впивающихся в мое тело вместе с его пальцами. – Я ведь даже пошел тебе навстречу, - у него начинают кровоточить ссадины, и ему должно было бы быть больно, но он обхватывает ладонями мои запястья, растягивая свою порванную кожу. И мне было бы жаль его, если бы он не пытался оставить на мне наручники из синяков.
Наклоняется к моему уху, пока я тщетно пытаюсь вдохнуть: - Так какого хуя, Изая? – проводит носом вдоль шеи, спускается ниже к ключицам и языком касается кости.
- Шизуо… - пытаюсь дернуться, но он сжимает пальцы и отрывается от моей грудной клетки.
Рот грубо накрывает мои губы, языки сплетаются. Поцелуй хозяина: Шизуо выдавливает из меня весь воздух, с силой нажимая на язык, кусает за губу - автоматически прижимаюсь к нему, чтобы не задохнуться, и... шире открываю рот под его укусы. Боль медленно расползается по губам, а вслед за ней тянется горячий язык, вылизывающий ранки, и я глотаю его вкус: сигареты и алкоголь – закрываю глаза и наслаждаюсь тем, как он рычит, отрываясь от меня.
- Посмотри на меня. Посмотри на меня, Изая! – и мне приходится подчиниться.
Он щурится.
А потом заносит руку и бьет меня наотмашь, и, когда я шиплю и дергаюсь от внезапной боли, нежно целует, облизывая каждый миллиметр моих губ, не стараясь проникнуть глубже. И я делаю ужасную, отвратительную вещь – я стону и притягиваю его к себе за шею, касаясь разбитым ртом его уха, чтобы выдохнуть: «Прекрати злиться». Он застывает.
И практически ложится на меня, а я чувствую, как его заводит то, что он может ударить меня и слизывать кровь с моих рассеченных губ. Я слышу, как он почти задыхается, потому что желание заняться со мной сексом куда сильнее желания дышать, и он забывает делать вдохи, обводя языком мое ухо.
Мне надо бы расстегнуть его джинсы и трахнуть, оставляя на шее кровавые полосы, но он первым доходит до этой идеи, и поэтому я просто хватаю ртом воздух, когда он стягивает мое белье и обхватывает ладонью член. Чей это стон? - подаюсь бедрами навстречу и могу только что хрипеть ему в шею, прикусывать и лизать его кожу, пытаться найти его губы. Он делает несколько резких движений рукой, и я сдавленно тяну «Еще», приподнимаясь на лопатках.
- Блять, сними ее… - зло царапаю спину, и он выгибается, вжимаясь в меня. Я порву эту сраную рубашку – мне слишком хочется видеть его полностью голым, хочется везде его потрогать, мне хочется этого даже больше, чем еще раз толкнуться в его руку.
Хватаю за волосы и тяну в сторону, и он. Да, он утыкается носом в мою ладонь и трется об нее щекой. А я в это время истекаю смазкой, потому что я вижу каждую мышцу на его шее, вижу, как по его лицу стекает капля пота, вижу, как у него опухли губы, вижу, как он вбирает до основания в рот мой указательный палец и медленно выпускает его из полусжатых губ. И когда я кладу ладонь на его живот, он отклоняется и подставляется под прикосновения. Закрывает глаза, когда тяну за штаны, и пальцами пробирается под мою водолазку, помогая вылезти из нее.
Мы оба абсолютно мокрые: его пот смешивает с моим, когда он трется об меня, и на губах после поцелуя остается соленый привкус, но это кажется мне самой восхитительной вещью в мире.
Я накрываю его член и делаю несколько отрывистых движений, потому что я устал ждать, но он целует меня, заставляя остановиться и войти в его ритм, вверх-вниз, плавно, медленно, так, чтобы я застонал ему в плечо и услышал ответный стон, когда я чуть сжимаю пальцы. Он убирает мою ладонь, наклоняется к груди и целует под сердцем.
И тут до меня доходит, что я умер. Потому что он просовывает руку под мою спину и притягивает к себе, покрывая мой живот мелкими поцелуями, вылизывая между ребер, а я запутываюсь пальцами в его волосах и не могу дышать, не могу думать, не могу говорить, не могу стонать…
- Изая… - спускается к низу живота и дотрагивается губами до основания члена. – Я или метадон? – со стоном изгибаюсь, и он кладет ладонь между ягодиц, поглаживая пальцами анус.
- Ты, - это больше похоже на всхлип. Он проникает одним пальцем - закусываю ладонь, потому что у меня начинают стучать зубы; Шизуо поднимается к моему рту и влажно целует запястье.
- Я не услышал… - добавляет второй палец, я шумно выдыхаю, а он укладывается щекой на мое плечо и проводит языком по шее.
-Блять, пожалуйста! - выгибаюсь под ним, пытаясь глубже засадить внутрь себя его пальцы, судорожно ловлю ртом воздух, а он покусывает мою шею так, что я кричу от желания кончить.
– Шизуо, - он приподнимается на руке, и да, мне стыдно, да, мне не хочется этого говорить, но если сейчас он не возьмет меня, я просто сдохну, видя, как эротично он облизывается, глядя на меня. – Ши…
- «Ты охуенно выглядишь», - возвращает мне мою же реплику, сукин сын, нашел время, а я обхватываю его ногами и прижимаю к себе, потому что я, блять, не могу больше этого выносить. У меня внутри все ноет и просит его.
- Возьми меня, - он напрягается и останавливается. Упирается лбом мне в висок, целуя скулу, достает пальцы и медленно входит. И мы замираем.
Лично я в этот момент понимаю, что все эти годы я хотел этого: я хотел видеть его над собой, гладить его спину, чувствовать его в себе.
Шизуо стонет мне в рот. Вполне вероятно, от осознания тех же фактов.
И я протягиваю к нему руки, чтобы он спрятался в моих волосах, обхватил меня за талию и начал ритмично толкаться вперед, водя рукой вдоль моего члена. Я мало думаю о том, что мы занимаемся сексом без презервативов, что мы слишком похожи на состоявшуюся пару, где каждый доверяет друг другу, что мы целуемся, что мы сплели пальцы в замок, что он улыбается, когда я ахаю. Я вообще мало о чем думаю. Я просто двигаюсь вместе с ним и всхлипываю, когда он несколько раз задевает простату и с силой прижимает к себе мои бедра.
Мне кажется, что мое сердце остановилось, да и зачем оно нужно мне, если птица в моей грудной клетке стала настолько огромной, что там не осталось места ни для чего, кроме нее самой.
Он подается назад, убирает с моего лица волосы и оставляет руку на шее.
- Я тебя… - закрываю ладонью его рот - кусает меня за пальцы, и мы одновременно вскрикиваем, когда он полностью входит в меня.
*
- Я не принимал, слышишь? – он выпускает изо рта дым и дотрагивается до моей щеки.
- Да, я знаю, - хмурюсь и тянусь за сигаретой – дает затянуться из своих пальцев. – Точнее, я понял это, когда снял эту дебильную водолазку…
- Что, мать твою, не так с моей водолазкой? – укладываюсь на бок, кладу руку на его живот, и он почесывает меня за ухом.
- Она меня бесит. Кошки не должны носить одежду.
- Дурацкое сравнение, - обнимаю его за талию. – Я буду называть тебя лабрадором. Он большой, теплый и тупой, - дергает за прядь волос.
- Тогда ты будешь моей блохой, - подаюсь к нему и дую на губы.
- Буду пить твою кровь и раздражать тебя? – несколько секунд не двигается, и я успеваю увидеть, как в его глаза гаснет гнев, он успокаивается и разрешает себе играть вместе со мной.
- Будешь пить мою кровь, - открывает рот и облизывается. – А я буду расчесывать на себе порезы, чтобы ты был сыт, - поцелуй получается пошлым, потому что ночь и мы лежим чрезмерно близко, и я слышу, как бьется его сердце. Дурацкое покрывало – он улыбается и гладит мое плечо, пока я укладываюсь на него и затихаю.
Ладно, хорошо. Теперь, когда я не могу сделать ни одного движения, я готов это признать.
Больше всего мне нравится то, что мы можем делать вид, будто занимались этим всю жизнь, что все движения уже выверены и проверены, что я знаю, как именно ему нравится – целую в плечо, чтобы он провел по моей спине ладонью и сжал ягодицы – и он тоже прекрасно знает, как люблю я.
Он улыбается. Хватит подслушивать мои внутренние монологи.
- Шизуо?.. – лениво перебирает мои волосы.
- Да, ты с ним не спал.
- Хорошо.
- Да, действительно хорошо.
**
Любовь, выращенная на наркотиках, кажется выпью с подрезанными крыльями: для того, чтобы выжить, ей нужно постоянно переставлять лапки, но, когда устают ее сородичи, они просто распахивают крылья и улетают на сушу; такая любовь вынуждена тонуть в трясине, и, как бы ни был жалостлив ее крик, однажды она все равно захлебывается вязкой тиной.
Сначала она похожа на райскую птицу, которая щекочет своим мягкими пухом ваши измазанные в белой пыльце носы, иногда клюет вместе с вами вкусные таблеточки, но, по большей части, поет красивые песни о том, как вам чудесно друг с другом. Вы гладите ее и забираетесь под большие крылья, где признаетесь в любви. Вам хочется проводить вместе все время, держаться за руки, когда вы покидаете эту галактику. Вы хотите всегда быть вместе.
А потом первый раз не хватает денег, и любовь недовольно клокочет – вы выдираете из нее самые красивые перья, чтобы расплатиться, и она прекращает быть чем-то волшебным, потому что ее белое тело измазано вашими грязными руками. Любовь становится очень земной вещью, для которой, как для торшера, отведено место.
Потом вы продаете торшер – денег не хватает на постоянной основе. Вы кричите друг на друга, потому что боль настолько сильная, что она отбивает воспоминания о том, что можно разговаривать тише. Любовь хлопает крыльями и начинает визжать, потому что вы раните ее. Хотя, до этого уже нет никакого дела: вы слишком увлекаетесь перебрасыванием грязи и спорами, кто кому должен.
Она меняет цвет, сливается с окружающей обстановкой и, в конце концов, в руках вы держите маленькую болотную птичку, которая истошно кричит по ночам.
Когда она погибает, ты набиваешь из нее чучело и, предварительно покурив, теребишь пальцами ее перышки, вспоминая, как хорошо вам было. Иногда рассказываешь о ней знакомым. Но чаще – молчишь и жрешь таблетки.
**
Просыпаюсь оттого, что мне кажется, будто где-то скребутся крысы.
С трудом открываю глаза и пугаюсь: он стоит на коленях, положив перед собой руки, и я почему-то думаю о том, что он хочет совершить харакири. В этом случае мне нужно найти нож, лечь подле него и увидеть его смерть, чтобы потом последовать за ним.
Меня начинает тошнить от паранойи.
- Шизуо?.. – сиплю, он поворачивается и прячет что-то за спину.
- Я не хотел тебя разбудить.
- Что ты делаешь? – опускает голову и щелкает пальцами.
- Ничего, - находит пачку и закуривает. – Ничего, - тянется за пепельницей, и металл отливает в свете. Цокаю.
- Для чего тебе пистолет? – останавливается в движении.
- Чтобы защититься, - поднимается, кладет пистолет в сумку, усаживается рядом со мной и протягивает сигарету.
- От чего, Шизуо? – глубоко затягиваюсь, и дым змеей выползает из меня. – Или от кого? – перебирается между моих коленей, и я целую его в затылок.
- Все будет хорошо, Изая, - он откидывает голову, и я трусь носом о его висок.
- Я не верю ни одному твоему слову, - выдыхает улыбку и находит мою ладонь.
- А стоило бы, блоха, - хлопаю его по груди - он разворачивается, приобнимает и тянет к себе за шею:
- Шизуо… - надо просто прекратить разговаривать в подобных ситуациях: слишком хрипло – я смущаюсь и злюсь на него за это, поэтому кусаю и зализываю отметины.
Если бы мы были вместе дольше, у него были бы не губы, а разорванные куски кожи, которые я нежно залечивал бы каждый вечер: он бы шипел от боли, пока я пальцами размазывал по его рту крем…
Отстраняюсь от него, чтобы наблюдать за реакцией, когда я спускаюсь пальцами вниз живота и стягиваю с него белье: медленно, чтобы он сам наслаждался процессом своего раздевания – приподнимается на коленях, пока я спускаюсь вниз по животу и пытаюсь не скалиться, видя, как он сжимает пальцами футон. Толкаю в плечо – закусывает губу, чтобы не кривиться, но укладывается на спину.
Ох, как я не люблю подобные вещи.
- Почему? - позволяет мне пройтись губами от колена к тазу и только глубже вдыхает, когда я аккуратно развожу ягодицы. Прикасаюсь к анусу – морщится и зажмуривается. Ну что же, и так слишком много разрешил, - пытаюсь скрыть отвращение. – Я не буду трогать. Почему?
- Что «почему»? – он немо открывает рот, когда я накрываю ладонью член и вожу большим пальцем по головке.
- Почему ты чувствуешь себя виноватым?
- Я не… тссс, - приподнимается на локте и хватает меня за запястье, когда я начинаю ему дрочить.
- А как же «три дня, Изая»? – юноша с алыми губами отводит взгляд и опускает наши руки. – Или ты вдруг понял, что хотел меня все это время?
- Закрой пасть! – тянет меня за руку, и я валюсь на него, пытаясь локтем попасть в живот. Он обнимает меня за талию и закрывает свое лицо моими ладонями.
- Какого черта происходит, Шизуо? – рот кривится в хищной улыбке.
- Дерьмово все.
- Это ты мне говоришь – нашел кому пожаловаться, - он улыбается и проводит пальцами по моим губам.
- Сделай … - шершавая грубая кожа.
- Нет, - дую на кончики пальцев – он приподнимается подо мной на спине и плавно опускается обратно, имитируя секс.
Сдавленно выдыхаю. Ублюдок.
Он слишком красивый: если бы он распростер руки и прекратил улыбаться, его с легкостью бы приняли за плачущего ангела, и художники собрались вокруг нас рисовать его. Он запрокидывает голову и целует мои съехавшие ладони.
Нахожу его руку и подношу ко рту, вбирая указательный и средний пальцы, провожу по ним языком, очерчивая каждую фалангу, не пропуская ни одного миллиметра, дохожу до конца и тут же вбираю их обратно.
Он довольно приоткрывает рот, и я наклоняюсь, что тихо сообщить на ухо:
- Хочу тебя.
- Знаю, - ерошит мои волосы и укладывает рядом. – Ты становишься таким послушным, когда чего-то хочешь…
- Я становлюсь очень злым, когда не получаю этого, - бросаю через плечо, но он накрывает нас одеялом, забрасывает на меня ногу и делает вид, что ничего не услышал.
- Что происходит, Шизуо? – поворачиваюсь к нему, но он улыбается и еще раз произносит:
- Все будет хорошо.
Я делаю вид, что верю.
Это только сцены перед кульминацией, Шизуо. Я пропускаю через пальцы твои волосы, и ты, сонно протягивая ко мне руку, обнимаешь меня. Режиссер должен сказать нам «стоп! Снято!», потому что дальше будет драматическая сцена.
**
Около полуночи на мой телефон приходит смска – это очень тяжело переваривается, потому что когда я слышу привычный звук входящего сообщения, я пытаюсь забрать с тумбочки телефон, но вместо этого шарю рукой в пустоте. Подхожу к сумке, вытягиваю светящийся прямоугольник и поражаюсь бессмысленности происходящего:
«8.15».
Когда я возвращаюсь под одеяло, я напрочь забываю о том, что нехорошо читать чужие переписки.
*
- Хватит, - раздраженно веду плечом, когда он щелкает пальцами.
- Помолчи, - приподнимаю бровь.
- Простите, Хэйвадзима-сама, что прерываю Вас…
- Помолчи, Изая! – кулак впечатывается в стену.
Он просыпается до рассвета и начинает мерить шагами комнату, а я слышу, как звенит цепь, на которую он посажен: тигр доходит до окна, дерет когтями пол и резко разворачивается к двери.
- Что случилось? – хрустит пальцами и вытягивается.
- От Такумы со вчерашнего дня ничего не слышно.
- И?
- И то, что мы должны отзваниваться каждые двенадцать часов, - закуривает и стучит пальцами по бедру. – Блять! – ударяет ногой по сумке и склоняется над ней, как над мертворожденным ребенком.
- Откуда у тебя мой телефон? – не лучшее время для подобного вопроса – я понимаю это уже после того, как он орет: «Твою мать!», открывая входящие сообщения, смотрит на часы и разворачивается ко мне.
- Когда ты собирался сказать мне? – он нависает надо мной, и я лениво потягиваюсь. – Когда?!
- У меня очень плотный график…
- И-ЗА-Я!! – дергает меня за руку и резко отрывает от пола. Какое-то время я смотрю ему в глаза и думаю о том, почему он до сих пор не прикончил меня.
Он обводит пальцами мой подбородок. Выдыхает.
- Одевайся.
- Почему?
- Мы уходим, - я нелепо открываю рот.
- Ты действительно считаешь, что я радостно захлопаю в ладоши и пойду собираться? – он делает одну неправильную штуку – наставляет на меня пистолет.
- Да, я так действительно считаю. Твой нож на нижней полке на кухне. Поторопись.
*
Он забрасывает сумку на плечо, прижимает пистолет к боку и выжидающе смотрит на меня.
- Что, блять?! Я иду первым?! – с силой распахиваю дверь…
- Ну вот и что это? – Касуми поворачивает голову влево и отбрасывает окурок.
«Прости меня», - скорее всего, это галлюцинация, потому что дальше меня оглушают два одновременных выстрела, и Шизуо отталкивает меня к лестнице.
- Вниз!
- Хватит быть таким наивным, Шизу! – действительно, хватит, Шизу! Их человек десять здесь, а у нас только один пистолет! И мы не можем поставить «режим Бога» в это шутере!
Первому парню, который пытается ударить рыцаря, пуля попадает в шею, и он, забавно взмахнув руками, падает вниз. Осталось четыре выстрела, а я думаю над тем, с каких пор Шизуо стреляет по своим. Да ведь он как-никак пытается спасти меня!
Я начинаю смеяться, и Хэйвадзима сжимает мое запястье.
- Заткнись!
- Блять, у тебя все плечо в крови! – это самая смешная шутка за последнее пришествие, я сгибаюсь от хохота, позволяя ранить еще двоих.
- «Бэрримор, спустить собак!», - Касуми хлопает в ладони где-то над нами, и между нами с Шизуо пробегает искра, в прямом смысле слова – неудачливые охотники палят из соседнего дома.
Еще один пролет – и еще два выстрела, а я запрокидываю голову и хохочу.
- Пиздец, тебя учили считать пули?!
- Для чего? Нужно просто иметь пистолет потяжелее, - он прикрывает меня собой, и на его рубашке появляется еще одна алая полоса, - если он не выстрелит, им можно будет ударить, - улыбается мне и наотмашь бьет кого-то рукояткой.
- Мы не успеем добежать… - а он и не планировал – переваливается через перила и… Да. Шизуо Хэйвадзима спрыгивает с третьего этажа на крышу чьей-то машины и громко ругается матом.
- Прыгай быстрее, принцесса!
- Пошел нахуй! – заливаюсь смехом и спрыгиваю.
Он хватает меня за руку. Я смотрю, как Касуми медленно спускается по лестнице и, улыбнувшись, шлет мне воздушный поцелуй.
Мы пробегаем около квартала, а потом нам мигает фарами грузовик.
- Залезай в машину! – он толкает меня в спину. – Изая, быстрее! – ударяюсь плечом о дверь, которая с грохотом закрывает за мной.
Никогда, никогда, мать вашу, не доверяйте репликами «Залезай в машину и поживее!». Потому что:
- Блять, ну нет! – с силой ударяю ногой в водительской кресло и протяжно стону. – Ну как так-то!? – рядом сидящий парень по-приятельски похлопывает меня по плечу и прикладывает к моему носу вонючую тряпку с хлороформом, пока еще один пытается перетянуть веревкой мои ноги.
Происходящее очень печалит меня, но я закатываю глаза и проваливаюсь в темноту.
___
19. Скульд - норна, предсказывающая будущее
@темы: fiction
Я уже собирался спать, мой здравый рассудок постелил постель и услужливо сообщил, что еще один взгляд на новости - и мы выключаемся.
Один взгляд на обновления фикбука - мне стоит говорить, почему я так и не уснул вчера ночью?
ДА ЭТО ЖЕ ВОСХИТИТЕЛЬНАЯ ГЛАВА.
Я чувствовал себя наркоманом во время прихода. Я слабо себе представляю, каково это, но у меня кончились сравнения, поэтому я пользуюсь теми, которые украл из ваших текстов.
Мне было так хорошо. Так весело. Я давно не читал с таким удовольствием. Знаете, говорят, что в жизни нужно прочитать три книги, но пока ты их найдешь, нужно прочитать еще сотни.
Я не думаю, что за всю жизнь прочитал больше трех сотен книг, однако, мне кажется, одну "свою" я уже нашел.
Однако, я НИЧЕРТА НЕ ПОНИМАЮ КАК СВЯЗАНЫ ДВЕ ЧАСТИ ОДНОЙ ГЛАВЫ НУ НЕУЖЕЛИ ИЗАЯ НЕ УЗНАЛ КАСУМИ БОЖЕ ДАЖЕ Я ЕГО УЗНАЛ.
Касуми восхитителен. Конец фееричен.
Хочу рыцаря под пытками.
Спасибо, Тони.
НУ НЕУЖЕЛИ ИЗАЯ НЕ УЗНАЛ КАСУМИ БОЖЕ ДАЖЕ Я ЕГО УЗНАЛ.
Я хочу подробностей!
Касуми еще более восхитителен, чем Вы можете подумать. Он восхитителен в своей восхитительности
У меня дрожали руки и я притворялся, что плакал, чтобы мама заинтересовалась, что же со мной не так, и я мог поведать ей о том, что прочитал.
Я ВСЕГДА УЗНАЮ КАСУМУ Я ЕГО ПРЯМО ЧУВСТВУЮэто же было очевидно~ В этой книге улыбка в три четверти - исключительно его фишка.Ну конечно же :3
Я Вас люблю.
Я как бы не обманываюсь тем, что кто-то в фиках читает сюжет, да еще и следит за ним.
А у некоторых - вот, например, у вас - я еще и учусь.
Это ну прямо странно. Чему можно научиться из фикшена?
Благодаря вам я знаю, как действуют вместе валиум и трамадол. Как избавиться от улик в домашних условиях. Как правильно воспользоваться увесистым томиком кельтской мифологии в непредвиденной ситуации.
И, в конце концов: наркоман, который стражается со своей зависимотью ради любимого человека - разве это не превосходный пример для подражания? Разве наблюдение чужих мучений и безисходности не отличный жизненный урок для неразумного ребенка, вроде меня?
Да, когда-нибудь я напишу брошюрку "Фармацевтика для начинающих" с иллюстрациями и примерами типа: "Х смешал баралгин и водку. Вопрос: через сколько Х накроет и какова вероятность незащищенного секса между Х и У?"
наркоман, который стражается со своей зависимотью ради любимого человека
я вырастил монстра в фикшене
могу раз за разом доводить ваше самолюбие до оргазма, насилуя его комплиментамивсего лишь сказал то, что видел~Я почитаю эту брошюрку.
я вырастил монстра в фикшене
Отличный получился монстр.
"Ломай меня полностью, полностью ломай"!
Это прозвучало как угроза. Люблю угрозы.
Вы можете слать мне на мобильный смски типа:"...и я медленно произношу, что ты лучше всех считаешь производные - IA"
«IA» вызывает у меня дикие ассоциации. Для вас, Тони, просто Ирэн~
Погодите, мне надо закурить и не забыть кончить.
Для вас, Тони, просто Ирэн~
Эта женщина.