I'm a five-pound rent boy, mr. Darcy.
Kink-fests. Собор.

Sherlock BBC:
1. 1.Шерлок/Джон или Джон/Шерлок. Шерлока нереально заводят дедукции Джона, однажды, они приезжают на место преступления на военную базу и Джону удаётся раскрыть дело быстрее Шерлока - у детектива просто сносит крышу...
- Джон, пожалуйста… - треугольник из пальцев ложится на губы и давит на них. – Ты бы не мог прекратить?.. – глаза бегают из стороны в сторону, наблюдая за перемещением свитера по комнате. – Джон, я прошу прекратить тебя мельтешить или я в тебя выстрелю?.. – в голосе появляется некоторая вопросительная интонация, мол, «Почему я должен повторить одно и то же трижды?».
- Но ведь ты же видишь, Шерлок, здесь что-то не так! – Джон падает в кресло и начинает барабанить по подлокотникам. – Мы упускаем что-то!
- Точно. И если ты прекратишь так делать, - Холмс болезненно морщится, - я смогу понять, что именно.
Навряд ли. Навряд ли Шерлоку удастся сконцентрироваться на убийстве полковника запаса, вышедшего на пенсию пять лет назад, если он и дальше продолжит изучать лицо Джона: вот врач облизывается – явный признак возбуждения, вот лоб прорезает глубокая складка, выдающая активную мыслительную деятельность, вот Ватсон раздраженно массирует виски, чтобы сосредоточиться. А вот Шерлок глубоко вдыхает, когда слышит: «Черт, я должен понять! Я должен!»
Холмс поглаживает указательными пальцами верхнюю губу и чуть улыбается. Джон начинает его догонять в интеллектуальном плане, и теперь с ним стало куда интереснее: наблюдать, как он кусает внутреннюю сторону щеки, когда не может чего-то понять, как радуется, когда они раскрывают очередное дело – это крайне приятно. Но еще приятнее представлять себе, как он, Шерлок, подходит к нему сзади, кладет прохладные пальцы на затылок, спускает ладонь ниже к шее, надавливая на кожу, гладит грудную клетку и потом, дойдя до живота, наклоняется к Джону и выдыхает ему на ухо: «Я все понял», и тот, подставляя губы для поцелуя, говорит ему: «Это просто фантастика. Ты просто фантастика».
-… мы должны поехать завтра на базу, - Ватсон поднимается с кресла и уходит на кухню.
- Для чего? – Шерлок вытягивает ноги на диване и запахивает халат. – Мы не найдем там ничего нового… - Джон присаживается на край дивана, протягивая чашку. – Что это?
- Чай. У тебя часто садится голос в последнее время… - глоток. – У меня есть какое-то смутное ощущение, понимаешь? – он смотрит на противоположную стену, поэтому Шерлок, грея ладони о теплую керамику, не стыдясь, думает о том, как Джон поворачивается к нему, упирается рукой рядом с его головой и, забирая чашку, касается языком полуоткрытого рта, выдыхая: «Я раскрою это дело, Шерлок». - … ты слушаешь меня? – нет, конечно же, нет. И это очень скверно: слишком непрофессионально фантазировать на тему секса с собственным другом вместо работы. Со своим удивительным другом, который на прошлой неделе смог сам понять, что это было не самоубийство, а убийство, заметив, что перед смертью никто не сидит на новостных сайтах. Со своим поразительным другом, который понял, что вор – кореец, узнав только, какой сорт чая он любит.
Дьявол, - Шерлок плотнее запахивает халат, поднимается с дивана, снимает с вешалки пальто и шарф.
- Что случилось? – Джон хмурится и подходит ближе, пока Холмс, хаотично одеваясь, пытается избежать этого разговора.
- Примени свои дедуктивные способности, - дверь захлопывается.
*
Джон прав. Они не увидели чего-то на базе, и теперь картина не складывается, - Шерлок проводит пальцами под волосами, надеясь снять нарастающую головную боль. Он не хочет думать о работе. Он хочет думать о том, как сейчас Джон догонит его, развернет за плечо, проведет по щеке теплой ладонью и спросит, что не так. А он ответит, что все очень даже так, и поцелует его, впустит его язык в свой рот, позволит направлять его в поцелуе, обнимет его и, как только Ватсон перестанет его целовать, скажет, что у того явно есть талант. Потому что он так быстро понял, чего хочет Шерлок.
Становится жарко в пальто, и Холмс снимает шарф, обнажая горло.
Он возвращается домой часа через два, когда начинает глухо кашлять и не чувствует своих пальцев.
- Я позвонил Лестрейду. Завтра к десяти, - Джон не отрывается от чтения книги, и его беспокойство выдает лишь быстрый взгляд в сторону Шерлока.
- Отлично, - он быстро раздевается, надеясь быстрее проскользнуть в свою спальню.
- Шерлок?.. – Ватсон кладет книгу на колени и поджимает губы.
- Что?
- У тебя блестят глаза. Ты заболел?
- Нет. Я здоров, - не то чтобы, Шерлок. Не то чтобы.
*
Он закрывает на ключ дверь в свою спальню и устало падает на кровать, закрывая лицо ладонями, и открывая губы. «Поцелуй меня. Поцелуй». Выгибает спину, отнимая одну руку и просовывая ее под штаны, сжимая полуэрегированный член. «Мы что-то упускаем», - он засовывает пальцы в рот, кусая себя за фаланги, и давит на язык. Хорошо бы почувствовать на себе вес его тела, и, когда Джон ляжет на его, сказать, что ему невероятно нравится, как Ватсон хмурится, если не может что-то решить, получить ласковую улыбку и обхватить его ногами, - Шерлок обводит большим пальцем круги на головке члена и делает несколько плавных движений ладонью, позволяя думать, что это Джон аккуратно помогает ему, пока кусает его за губы и посасывает язык.
«Мы что-то упускаем!» - Шерлок, втягивая через зубы воздух, двигает рукой быстрее, представляя, как Джон расстегивает его рубашку, целует живот, обнимает его за талию и стягивает с него белье, приникая ртом к члену и вбирая его. Он шире разводит колени, подаваясь вперед и толкаясь в руку, судорожно выдыхая в плечо его имя.
«Ты же видишь, Шерлок, здесь что-то не так».
Здесь точно что-то не так, Джон. К примеру, мастурбировать на твой голос.
**
- Я никак не могу понять, для чего он приходил сюда в тот вечер. Кому в здравом уме понадобиться приходить в ангар с техникой после полуночи?.. - Джон накрывает ладонью рот, и языком зализывает очередной укус на внутренней стороне щеки, пока Шерлок, с тихим свистом выдыхая, думает о том, что они зря сюда приехали.
Потому что он не видит обведенного мелом контура тела. Он видит, как язык Джона Ватсона упирается в щеку Джона Ватсона, оттягивая ее в недвусмысленном жесте.
-…Шерлок?
- Что? – Холмс отрывается от стены и подходит ближе к врачу.
- Ты слушал меня, Шерлок? – Ватсон хмурится и засовывает руки в карманы.
- Да, конечно… - он обрывает Холмса взмахом руки.
- Ты не слушал меня. У тебя был расфокусированный взгляд, ты кусал себя за губы и перебирал пальцами в воздухе – это явные признаки невроза, - Шерлок поправляет шарф, который становится тугой удавкой и в очередной раз кусает себя за губы, надеясь, что пальто достаточно длинное.
- Я слушал, Джон.
- И что ты скажешь?
- Ты полностью прав, - Ватсон наклоняет набок голову.
- Что происходит, Шерлок? – он смотрит через плечо Холмса, на офисные помещения в другом конце хранилища.
- Все в порядке… - он не успевает произнести свое оправдание, как лицо Джона на секунду озаряется улыбкой, и он указывает ладонью по направлению к офисам.
- Шерлок, он был связным. Он был связным! Они вывозили отсюда оружие! Ты помнишь ту анонимку, которую нам показывал Лестрейд?! – Джон хлопает ладонями и довольно смотрит на детектива, пока тот пытается вдохнуть. В голосе появляется тревога. - Ты в порядке?
Нет. Абсолютно нет.
Штаны становятся слишком тесными, пальто слишком тяжелым, шарф перекрывает доступ воздуха, сердце начинает бешено биться...
- Мне нужно выйти.
- Я провожу тебя, - Джон берет его под руку, и Шерлок раздраженно поджимает губы.
- Я сам! – Холмс вырывает локоть.
- Ты сам, как и на протяжении последних двух недель?
- Что?..
- Я не глухой, Шерлок…
- Тогда еще раз послушай, что я говорю: я сам.
*
Прохладная вода стекает по лицу, и глаза начинает неприятно щипать.
«Он был связным!» - Шерлок засовывает голову под кран, и темно-каштановые волосы быстро намокают. Рывок – и вода медленно течет за ворот, вниз по позвоночнику.
- Шерлок? – Джон застывает в дверях туалета. – Ты простудишься, - детектив опускает голову, широко расставляя руки по бокам умывальника.
- Будь добр, выйди отсюда, Джон, - Ватсон подходит ближе, и Шерлок замирает, когда он проводит пальцами по его скуле, касаясь мокрых волос.
- Иногда ты бываешь идиотом…
- Ты раньше им тоже был, и я не сказал ни слова, - Холмс делает шаг в сторону Джонса, чувствуя, как его ладонь спускается вниз по щеке, поглаживая большим пальцем кожу.
- Раньше? – пальцы спускаются под ворот пальто, расстегивая верхнюю пуговицу, и Джон рассеянно улыбается, когда Шерлок резко вдыхает в ответ на прикосновение к ямке между ключицами.
- Ты делаешь успехи, - Джон медленно расстегивает пальто и освобождает одно плечо, стягивая шерстяную ткань вдоль лацкана пиджака.
- Нет, это просто ты слишком зациклился. У тебя постоянно суженные зрачки, Шерлок, ты мало спишь, мало ешь, неизвестно где пропадаешь, - Ватсон кладет пальто Шерлока рядом с умывальником и гладит обнаженную шею, - мастурбируешь по ночам, не можешь ни на чем сконцентрироваться – на лицо все признаки сексуального напряжения.
- Прекрати, - Шерлок закрывает глаза и поворачивает голову в сторону, открывая больше шеи.
- Нет, - Джон тянет его к себе ворот рубашки, секундное сопротивление – и Шерлок впивается в его рот, обхватывает его за спину и буквально вдавливает его в холодную мраморную панель. В несколько тысяч раз лучше, чем он себе это представлял – Джон поддевает его язык, лаская небо, прижимает к себе, пока Шерлок запускает руки под вязаный свитер, жадно трогая спину, расстегивает пиджак, и, не разрывая поцелуя, притягивает его к себе за талию.
- И как ты себе это представлял, Шерлок? – он облизывает край его нижней губы, одновременно запуская пальцы под рубашку, вытягивая ее из-под штанов.
- Угадай, - тонкие пальцы спускаются к ремню, и Шерлок обводит напряженный член под джинсами. Джон выдыхает на чувствительную кожу на шее, проводят языком по артерии.
- Ты снизу. Потому что тебе хочется, чтобы ты не всегда был первым, чтобы кто-то мог с тобой соревноваться, чтобы… ах, - он не успевает договорить, потому что Шерлок просовывает ладонь в джинсы и проводит вдоль шва белья, утыкаясь лбом в висок Ватсона и дотрагиваясь губами до уха.
- Что еще? – в ответ на шепот Джон быстро спускает руку к паху и сжимает член детектива.
- Хочешь заниматься сексом в миссионерской позе, потому что тебе нужно видеть лицо любовника, нужно знать, что ему тоже с тобой хорошо, Шерлок, - Джон опускает руку ниже, раздвигая ноги Холмса, и поглаживает внутреннюю сторону бедра, пока детектив тянет его за мочку уха. Он несколько раз проводит рукой по паху, улыбаясь, когда Шерлок вжимается в его бедра и протяжно стонет.
- Помоги, - он трется о пах врача, наблюдая в зеркале, как он сам выгибается навстречу прикосновениям Ватсона, который расстегивает ширинку и стягивает влажное белье. Джон обхватывает ладонью член у самого основания и медленно скользит ладонью, лаская пальцами набухшие венки, и, когда дотрагивается до головки, Шерлок кусает за плечо и неразборчиво выдыхает: «Еще». Ватсон делает несколько отрывистых движений, заставляя подстроиться под быстрый ритм и открыть рот в беззвучном стоне. Хорошо. Так, как и должно быть.
Шерлок упирается рукой позади врача и подается пахом вперед, соприкасаясь с грубой джинсовой тканью.
- Ты забыл самое главное… - он успевает спросить «что?», прежде чем Шерлок целует его и, разрывая поцелуй, шепчет в рот:
- И еще я хочу тебя, Джон, - Ватсон резко ведет ладонью вдоль члена, и Холмс, вскрикивая, кончает.
**
- Тот мужчина – левша, - Шерлок наклоняется ниже, незаметно поправляя пиджак Джона.
- С чего ты взял?
- Он сидит у края – привычка. Так ничто не мешает ему писать, - Холмс проводит носом по затылку врача и целует в шею.
- Что еще?
- Женщина, которая сидит рядом с ним, - его любовница. Она долго смотрит ему в глаза – так обычно делают люди, имеющие сексуальные контакты… - Джон заводит руку за спину и гладит бедро детектива. – Парень, который курит у окна, гомосексуалист, потому что…
- Замолчи, Джон… - Шерлок прикусывает ухо Ватсона и утыкается носом в шею.
- Я подумываю о написании книги, знаешь, «Дедукция для начинающих»…
- Вызови нам такси, Джон. И быстрее.
2.2.Шерлок/Джон.
Шерлок во время завтрака любит болтать и дрыгать ногами. А последнее время он стал дотрагиваться ног Джона под столом ступнями. NC!
Новая рубашка, запонки, гладко выбрит, следы геля на волосах – с женщиной, с которой ходил на свидание на прошлой неделе, больше не встречается: не слышно ужасного запаха дешевой парфюмерии, - вариант с вечерним свиданием отпадает. Значит, на работе либо новая пассия, либо опять Сара.
- Доброе утро, - Джон наливает кипяток в чашку рядом и, осторожничая с манжетами, прикрывает запястье ладонью.
- Доброе, - Шерлок вытягивает носки на противоположном стуле и разминает шею. Очередная возлюбленная: была бы Сара - не боялся бы испачкать рубашку, прикрыл бы пиджаком, вывод: собирается долгое время провести с новым человеком, хочет произвести впечатление. Тихое фырканье. Невероятно идиотская затея. Джону не надо производить впечатление. Он и так… неплох.
- Шерлок, ноги убери? – застывает около своего стула, наклоняя голову набок.
- Мне неудобно держать их под стулом.
- А мне неудобно стоять, - «К барьеру, сэр!»: звон скрещенных взглядов; сталь Холмса с легкостью блокирует мельхиор Уотсона. – Я просто сяду на них.
- Ты сломаешь мне кости, - Джон перекидывает ногу через стул, неглубоко присаживаясь, но ощутимо придавливая стопы.
- Это мой план: переломать тебе пальцы и закрыть в комнате, - неохотно вытаскивает из-под Джона ноги и пытается устроить их под столом.
- Я заскучаю. Ты совсем не бережешь наши стены, - Уотсон поправляет пиджак, потянувшись за сахаром.
- Когда я говорю: «переломать тебе пальцы», я имею в виду все твои пальцы… - задумчиво смотрит на газету на спинке кресла в гостиной.
- Сколько еще ты будешь нервничать насчет той девушки? Как ее… эм… Кэрол? – Джон проходит мимо и несильно хлопает по плечу.
- Ну, почти. Маргарет.
Да, вот он камень преткновения. Девушка Маргарет, которая не удосужилась стереть с кончика носа волшебную белую пыльцу до прихода к ним домой. Девушка Маргарет, которая осталась у них ночевать. Девушка Маргарет, которая стонала так громко, что могла разбудить Королеву. Девушка Маргарет, которая с утра пила кофе из чашки Шерлока и ходила в майке Джона.
Девушка Маргарет, которая, уходя, облегчила бумажник Уотсона.
Шерлок обронил, что Джону не стоит встречаться с воровками. Это был чисто дружеский совет, ненавязчивая рекомендация…
Мягкий и домашний Джон слишком громко хлопнул дверью, а через два часа в квартиру зашел странный мужчина, общающийся с Холмсом отрывочными приказами.
Уже месяц как этот незнакомец спит в их с Джоном квартире, моется в их ванной, завтракает и ужинает на их кухне.
Колени Шерлока упираются в столешницу, и он приподнимается на носках, отрывая от пола это четвероногое чудовище.
- Джон! Магия, Джон! – широко расставляет пальцы и напрягает ладони.
- Тебе десять лет, что ли? – Джону не хватает серого капота, туго завязанного под подбородком, узкого черного платья старой девы и длинной деревянной линейки, чтобы лупить по рукам непослушных воспитанников. В остальном он превосходно справляется с ролью мерзкой гувернантки.
- Да, простите, мисс, - Шерлок фыркает и заводит за стул ноги.
А, в общем-то, сам и виноват: нашел себе сожителя, который с утра пьет “Earl Gray”, отставляя мизинец, когда подносит чашку ко рту; который читает “Times” и голосует за консерваторов, который всегда думает о том, «что скажут люди»; который, кстати говоря, занимает самый удобный стул в квартире, раньше предназначавшийся для ног Холмса. Единственный в мире удобный стул для единственного в мире консультирующего детектива. У Джона нет совести.
Джон раскрывает газету, но военные сводки единогласны: «На западном фронте – без перемен»; Молчаливая война продолжается.
В этом есть что-то неправильное. Утро – это ведь самое время рассказывать Джону подробности того, как кого-то убили в доках, или того, как мастерски ограбили банк, или как кого-то изнасиловали. Утро – это самое время наблюдать, как Джон улыбается в ответ на быструю речь, как патетически поднимает руку, слушая детали убийства, как спрашивает: «Может, еще чая?». Джон, черт подери, портит утро.
А потом уходит в больницу, и портит день, потому что обследовать трупы с Андерсеном – сомнительное удовольствие. Приходит поздно вечером, готовит на себя одного ужин, молча ест, желает спокойной ночи и уходит спать – он портит вечер и ночь.
Джон Уотсон портит жизнь Шерлока Холмса.
Зло должно быть наказано.
Медленно, стараясь не выдать себя, Шерлок вытягивает ноги.
- Что? – суровый взгляд поверх газеты.
- Ровным счетом ничего, - подпирает щеку рукой и ждет, пока Джон в очередной раз решит смочить губы, являя собой пример королевским детям.
Резкий пинок в колено.
- Твою мать!! – нелепо взмахивает руками и с силой пихает от себя стол. К этому немужскому движению добавляется тихий вой: горячий чай стекает по груди и ногам. Со звоном опускает чашку на стол; пальцы пробегаются по пуговицам, выдирают из манжетов запонки, проводят по обожженной грудной клетке – долгое прикосновение к пятну повыше живота, и ладонь накрывает алую кожу.
На секунду у Шерлока перехватывает дыхание – лицо Джона искажает гримаса боли; он, пытаясь обмануть собственное тело, поглаживает себя около ребер: ласково, нежно обводит ожог и скользит пальцами чуть ниже, - закусывает губы и зажмуривается, когда его маневр оказывается раскрытым, и очередная волна боли проходится по телу от процесса снятия одежды.
- Джон, - шипение: Уотсон, чертыхаясь, стаскивает с себя мокрую рубашку. – Джон, я не хотел…
- Не имею ни малейшего желания с тобой разговаривать, - бело-коричневый комок летит в лицо Шерлоку, но он ловит его еще в воздухе, рассеянно наблюдая, как Уотсон отшвыривает в сторону ремень и поднимается к себе в комнату.
Недолгое раздумье – и Холмс, подобрав на стул ноги, устраивает между колен рубашку, зарываясь носом в белую ткань.
Почему этот Джон Уотсон так раздражается? Почему он прикидывается его Джоном Уотсоном, надевая на себя его запах и вещи? – закусывает воротник и обнимает себя за колени, оставляя на своем халате влажное пятно.
Шерлоку не хочется анализировать.
Ни то, что Джон уходит, не попрощавшись. Ни то, что сам он еще десять минут сидит, перебирая складки рубашки.
**
-… подожди здесь, хорошо? Присядь на минутку…
- Ей это не понравится! – они смеются в гостиной с шутки, которой больше ста лет. Они. Джон и его новая девушка. Капля разбавленной кислоты случайно падает не на холодный палец под микроскопом, а на запястье Шерлок.
- Черт!.. – неловко задевает банку с гидроксидом, и бесцветная жидкость попадает не только на руку, но и заливает костюм. – Черт! – зажимает ладонь между ног, когда сзади расходятся двери.
- А, ты экспериментируешь?.. - упрятанная под напускным безразличием нота восхищения. – Шерлок?..
- Что? – прикусывает щеку изнутри.
- Мы с Алиссией хотели поужинать, но пятница – трудно найти где-то свободное место… - привычная мягкость – Шерлок оборачивается на голос и сталкивается с теплой улыбкой Джона Уотсона. – Может…
- М? – губа покраснели, в уголке рта – след от помады, рубашка расстегнута на одну пуговицу ниже, дыхание учащенное и прерывистое – не стоит ждать, пока Джон сам это скажет. – Ты хочешь, чтобы я ушел? – удивление.
- Я хотел спросить, будешь ли ты против, если мы поужинаем здесь, - пальцы Холмса с силой сжимают внутреннюю сторону бедра. – Все вместе.
- Это будет больше похоже на пытку, чем на ужин.
- Да, я уже сказал ей, что ты не самый приятный собеседник, - усмешка – Джон закрывает крышкой контейнер с частями тела и в ожидании замирает. – Поможешь убрать?
- Да, - быстро собирает пробирки. – Да, конечно, - открывает холодильник.
- Что с рукой? – наблюдательность Джона касается только Шерлока.
Провисает тишина.
- Ничего. Как твой ожог?
- В порядке, - Холмс кивает в ответ и распахивает дверь на лестницу.
- Вот и поговорили… - Джон протирает столешницу и расставляет тарелки, успешно справляясь с желанием дать Шерлоку пощечину, чтобы впредь он был более аккуратным в работе с химикатами.
*
Получается даже еще хуже, чем он предполагал: девушка сидит слишком близко к Джону и каждый раз, задевая его локоть, по-дурацки хихикает и несильно похлопывает по колену.
Джон улыбается ей.
А Шерлок обдумывает, насколько странным покажется его поведение, если он воткнет вилку ей в руку прямо сейчас.
Ничего личного. Просто она раздражает.
Раздражает ее красный облупленный лак, плохая кожа лица, вещи с подделанными лейблами – ей тоже нужны деньги, как и той, как ее... Миранде, что ли?
Раздражает ее манера глотать окончания, визгливо смеяться, тереться носом о плечо Джона.
Раздражает то, что Джон этого не замечает.
- И кем Вы работаете, Алиссия? – она теснее прижимается к Уотсону, опускает руку на его ногу и дует на шею.
- Сейчас я не работаю, я творческая натура – хочу отдохнуть от суеты, знаете… Полностью расслабиться, - рука проходится от коленного сгиба до паха, и Шерлок отводит взгляд.
Почему Джон не осадит ее?
Потому что Джон прикрывает глаза и стискивает ладонь в кулак.
У девушки напрягаются бицепсы, как будто она что-то сжимает, - любопытная реакция Уотсона: щеки тут же краснеют, зрачки расширяются, и он резко вдыхает.
- Не здесь же… - он поворачивается к ней и говорит это практически в чужой рот, облизывая свои губы.
Холмс складывает салфетку и отодвигает стул.
- Приятного аппетита.
- Шерлок? – отвлекается и делает бессмысленную попытку замаскировать беспокойство.
Но ссориться нужно до победного конца.
Именно поэтому Шерлок говорит: «Меня тошнит».
**
- Доброе утро, Джон, - но Джон за ночь разучился разговариваться, и он молча садится напротив, открывая ноутбук. – Джон?
- У меня голос осип, - действительно, очень хрипло. Действительно, очень… сексуально.
- Может, выбирай девушек с более спокойными повадками?
- Может, это не твое дело? – впивается взглядом в экран, барабаня по столу пальцами.
Дискуссия закончена, оба оппонента проиграли.
Сидеть в тишине надоедает минуте на пятой.
Под коленной чашечкой – особенно щекотно, а, когда щекотно, люди смеются. Шерлок хочется, чтобы Джон посмеялся. Как смеялся вчера.
Шерлоку вообще хочется выйти из состояния конфликта. Это некомфортно: никто не накрывает одеялом, если он засыпает на диване.
Поэтому он вытягивает ногу, дотрагиваясь до колена.
«Раз», - большой палец упирается в ямку между костями. «Два», - он дотрагивается полной стопой до колена Джона. «Три», - сжимает и разжимает пальцы, захватывая ткань. «Четыре», - Джон поднимает на него глаза. «Пять», - Джон стискивает свою чашку, и его губы превращаются в тонкую жесткую нить.
Непредсказуемый Джон Уотсон не смеется.
Он шире разводит колени.
- Что это?
- Это моя нога, - Шерлок дотрагивается стопой до бедра и пододвигается на стуле ближе к столу.
- И что ты делаешь? – Джон подпирает руками подбородок и прищуривается.
- Щекочу тебя.
- Ты потерпел провал, - поднимается стопой чуть выше – почему Джон прячет в ладонях лицо? – Убери.
- Это эксперимент, - пальцы скользят по брюкам – приятное ощущение: чем ближе к животу, тем теплее. А что если?.. – плавное движение вверх и вниз, Джон скалит зубы и хватает за стопу.
- Я тебе не подопытный.
- А кто сказал, что это эксперимент над тобой? – минута на размышление – и Уотсон опускает ногу на прежнее место.
Конечно, это ложь, но какая, к черту, разница. Все эксперименты Шерлока в последнее время ставят перед собой задачу понять Джона Уотсона: почему он хмурится, почему улыбается, и почему отстает на несколько шагов, когда они поднимаются по лестнице.
- Левее и выше, - послушно двигает стопой, поглаживая бедро. Жарко – под пальцами чувствуется что-то наподобие пульса: ритмичные сокращения мышц – и это очень любопытно, достойно дальнейшего исследования, поэтому он чуть нажимает пальцами и продвигает стопу ближе к паху. Джон хмыкает, сводит ноги и подается вперед. – И что ты хочешь узнать?
- Почему ты злишься на меня, - не надо прикладывать никаких особенных усилий, чтобы понять, что Джону нравится ответ: у него краснеют щеки, расширяются зрачки, и он откидывается на спину стула, заводя руки за затылок.
Шерлоку нравится видеть Джона таким… открытым. Он дотрагивается пальцами до живота и медленно, очень медленно ведет от пупка до края джинсов, с восторгом слушая, как Джон выпускает через зубы воздух.
- Я злюсь на себя, Шерлок, - ох, эти странные отношения между людьми – Шерлок ничего в них не понимает, и ему не особенно хочется понимать, потому что он сжимает пальцы в стороне от ширинки штанов и чувствует, как под стопой становится влажно. Секундная задумчивость: может ли он попросить Джона расстегнуть джинсы?..
- Почему? Почему ты злишься? – представлял ли Шерлок Джона обнаженным? Да; в целях эксперимента, конечно. Представлял ли Шерлок, что будет водить ногой по паху Джона, изучая его реакцию на прикосновения к его члену? Нет, этого он не представлял, но если бы знал, насколько это восхитительное зрелище: Джон, кусающий себя за губы, прижимающий ладонью его стопу к себе и пытающийся объяснить что-то там насчет их отношений, - он бы обязательно представлял себе это.
- Я не могу отстраниться от тебя, не могу ничего тебе запретить. Не могу сказать, чтобы ты не вмешивался в мою жизнь, не могу… - не хватает дыхания, потому что Шерлок надавливает пальцами между его ног и просовывает стопу под ягодицы.
- Может, ты просто не хочешь? – полуулыбка, когда Джон царапает свою шею, пытаясь не застонать.
- Мать твою, ты ревнуешь меня и не понимаешь этого!
- Я не ревную тебя, Джон. Ревность предполагает, что я влюблен в тебя, - Шерлок двигает стопой взад-вперед и неосознанно опускает ладонь на свою бедро, сжимая ткань халата. – Меня просто бесит их глупость.
- Расскажи кому-нибудь другому, что ты не влюблен в меня! Тебя бесит любая женщина, с которой я встречаюсь, - в этом есть доля правды, и это сердит Шерлока. Он возвращает стопу в пах; ему вообще нравится контроль над Джоном: хочешь, чтобы он говорил – смести ногу к колену, хочешь, чтобы от задохнулся и тихо застонал – проведи от колена до выпирающей кости под животом.
- Они бесят меня, потому что они не достойны тебя, - Джон накрывает ладонью стопу Шерлока и задает темп: медленно, с сильным нажимом у основания.
- И кто же меня достоин, Шерлок? – откуда у него берется эта усмешка, когда он запрокидывает голову и выдыхает, больно впиваясь ногтями в стопу Шерлока?
- Только я, - Шерлок чувствует дрожь его пальцев, чувствует, как он подается вперед, как приподнимает бедра, чувствует, как становится слишком горячо. Шерлок повторяет: - Только я.
Фассбендер/МакЭвой, R - NC-17 :
1.Т05-01. Майкл/Джеймс. Джеймс чувствует одновременно возбуждение и защищенность, надевая на себя вещи Майкла.Это всегда приятно. Как будто это делают его ладони: нежно обнимают за плечи, гладят торс и останавливаются чуть ниже живота. Как будто это он аккуратно трогает губами шею и целует в сплетение вен на запястье. Как будто это он, пахнущий виски и сигаретами, держит его за руку.
Это всегда приятно – представлять, что Майкл Фассбендер по-прежнему рядом с ним.
Ради этого можно пойти на что угодно: пить до потери сознания, чтобы каждый встречный казался носителем акульего оскала и ирландского акцента, принимать снотворное и спать по двенадцать часов в сутки, надеясь, что он приснится, симулировать нервные срывы, чтобы Майкл пришел к нему. Еще можно носить его одежду, и делать вид, что все в порядке, и он не скучает.
Спектр того, как можно сходить с ума от одиночества, очень широк.
Съемки закончились, простыни выстирались - и о том, что между ними что-то было больше никаких напоминаний, кроме, конечно, одежды. От этого трудно избавиться в первые два месяца, некоторые не справляются с этим на протяжении всей оставшейся жизни: эту рубашку я носил, когда он поцеловал меня в первый раз, и поэтому она такая мятая: я не умею ограничиваться первыми поцелуями – мне нужно первое всё; а этим галстуком я завязывал ему глаза и потом целовал его так долго, что он сказал, будто видит, как я улыбаюсь; а это его пиджак, и я его украл, но в жизни есть много странных поступков. Просто в этом пиджаке он был слишком красив, как Бог, и если я не увижу его больше в нем – никто не увидит.
Пиджак действительно хорош: атласная выделка изнутри, твидовая отделка снаружи и изящный орнамент из «Я-люблю-тебя-Майкл» на лацкане. Поэтому его нельзя было оставить: этому пиджаку, как и чувствам Джеймса, не место рядом с Фассбендером. Пиджак надо спрятать и надевать только тогда, когда будет очень скверно.
Такие моменты стали наступать чаще: «знаешь, Майкл, я не знаю, что я хочу и что я должен делать дальше, поэтому я надеваю твой пиджак, чтобы почувствовать, что ты поддерживаешь меня»; «знаешь, Майкл, я испытываю опустошенность и неуверенность, поэтому я трусь щекой о твидовый ворот и думаю о том, что ты сможешь защитить меня от всего мира»; «знаешь, Майкл, я думаю, что я люблю тебя, и поэтому я глажу подкладку, чтобы спрятать в рукава собственное признание».
Ну и еще запах.
С ним труднее всего бороться: пахнет так, как будто Майкл пьет виски в соседней комнате, параллельно прикуривая и выпуская кольца дыма.
На исходе третьей недели Джеймс прекратил проверять: в соседней комнате никого нет. И навряд ли кто-то появится.
А, да. Запах Фассбендера: это только сначала кажется, что там только алкоголь и дым. Вещи Майкла как вино: сначала ничего особенного, а потом ты пьянеешь. Первые несколько дней казалось, что пахнет горами: едва уловимая нить лаванды и полыни. Джеймс лежал на спине и продевал руки так, чтобы пиджак ложился сверху на него, и можно было полной грудью вдыхать аромат и беспрепятственно повторять: «Я скучаю по тебе», а потом медленно стягивать белье, гладить свои бедра и живот и думать о том, насколько лучше это делает Майкл.
Майкл все умеет делать лучше: мастурбировать, заниматься сексом, готовить еду, танцевать, говорить на немецком, пить, курить, дышать и жить. Сукин сын.
После второй недели стал различать запах движений Фассбендера: касание пальцами губ, поворот головы, наклон вперед, улыбка. Джеймс начал надевать пиджак и подолгу расхаживать в нем по дому, оставляя за собой цепь следов: вот он остановился у окна и характерным для Фассбендера движением почесал шею, вот закурил, вот выпил кофе, а вот поцеловал свое отражение в зеркале, отпустил себя и еще десять минут простоял, упираясь одной рукой в стену, а второй двигая в джинсах.
Анна-Мари сказала, что пиджак не подходит ему по размеру, и Джеймс попросил его ушить.
И тогда случилась очень неудобная вещь: пиджак стал впору Джеймсу, и он растерялся. Теперь не было оправдания, почему он так ни разу и не сказал Майклу, что хочет, чтобы он остался. Пиджак и чувства были сделаны специально для макЭвоя.
Так начался второй месяц без Майкла Фассбендера.
Всего их было девять. Достаточно, чтобы выносить ребенка или неразделенную любовь.
*
- Джеймс, ты идешь? – она последний раз взбивает прическу и подкрашивает губы, боковым зрением наблюдая за тем, как он неохотно натягивает на себя вещи. – Только не этот пиджак!..- Анна-Мари предостерегающе поднимает руку, но МакЭвой только фыркает: если он хочет покрасоваться на публике собственными чувствами, мало кто может запретить ему играть свою лучшую мелодраматическую роль.
Она красивая, - Джеймс думает об этом через полчаса, когда они заходят в холл кинотеатра и она начинает улыбаться фотографам. Прекрасная жена. Жаль, что она не Майкл Фассбендер.
- Скажите, Джеймс, Вы здесь, чтобы поддержать друга? – оправляет пиджак и наклоняет на бок голову.
- Простите?..
- Майкл пригласил Вас лично на премьеру? – точно. Вот оно что – это же премьера нового фильма. Интересно, насколько неуместным будет уйти прямо сейчас?..
- Джеймс! – что же, убежать десять секунд назад было очень разумной идеей. Очень. Разумной. Идеей. В отличие от идеи обнять Майкла с приветственным «Рад тебя видеть!». – Рад, что ты здесь, - скользит взглядом по лицу и останавливается на губах, чертов Майкл Фассбендер. Джеймс облизывается, на самом деле, только от нервов, но ирландец, сглатывая, отвлекается на журналистов. У него и вправду дернулась рука или показалось?.. Несколько секунд на то, чтобы заметить синяки под глазами и искусанные губы, усталость в каждом произнесенном слове – и еще одна секунда, чтобы заметить, что у Майкла точно такой же пиджак.
Джеймс тянет Анну-Мари в сторону с нечленораздельным «нам-надо-спешить». Нам надо спешить из этого кинотеатра, Анна-Мари! Из этой страны! С этой планеты!
- Что с тобой происходит? – она резко разворачивается к нему лицом. – Я не понимаю тебя, Джеймс! Он твой друг! Ты мог бы поддержать его! В конце концов, вспомни, с каким нетерпением ты ждал премьеры! - ах, девушки, вы никогда не понимаете, что планы могут измениться. Что если десять месяцев тому тебе хотелось видеть кого-то ежесекундно, то однажды ты просто захочешь забыть, как он выглядит. Что ты можешь готовиться к встрече с кем-то не одну ночь, но в последний момент забыть, как разговаривать. – Джеймс! Ты слушаешь меня, Джеймс?!
- Прости… - он хмурится и потирает лоб. – Я отойду.
- Я хочу, чтобы ты взял себя в руки, МакЭвой!
Анна-Мари не умеет читать мысли Джеймса. Анна-Мари не знает, что ему плохо.
*
Очень мужской способ решения проблем – запереться в туалете и рвать на мелкие части бумагу. Хитрый план – запереться здесь и подождать, пока фильм начнется, а потом поехать домой, солгав впоследствии, что не нашел пригласительного.
Из крана по ту сторону льется вода, и слышно, как кто-то, тихо фыркая, умывается.
- Отличный фильм, Майкл, - сосредоточено разрывает клок на восемь частей и бросает в унитаз.
- Что есть, то есть, Джейми, - это удар под дых – и МакЭвой делает глубокий вдох. – Вот я так и думал, что ты попросишь режиссера дать посмотреть тебе первому! Какой ты засранец, Джейми! Даже я не видел окончательной версии!..
- Хватит ерничать.
- Выходи, Джеймс, - Майкл подходит к двери и повторяет это низким голосом, чтобы МакЭвой прочувствовал, что это не просьба. Не предложение. Не услуга. Это приказ.
- Я немного не хочу, - сжимает пальцы в замок и зажмуривается.
- Отдай мой пиджак – и можешь продолжать не хотеть дальше.
- Ты никогда не заботился о моих чувствах! – отвратительна фраза, о господи! Джеймс, касаясь пальцами губ, начинает беззвучно смеяться и опирается рукой о дверь. – Твой пиджак – это единственное, что осталось у меня от наших отношений! – он широко открывает рот, пытаясь произнести слова так, чтобы не было ощущения, что он так заливисто хохочет. – Может, это то, что я хочу сохр…
- Заткнись и выходи, Джеймс, - больше не смешно. Совсем не смешно. Медленно выпрямляется, стягивает пиджак и открывает дверь.
- Держи, - шире, еще шире распахни глаза, Джеймс, и запомни этот момент: в следующий раз, когда придется рыдать на камеру, обязательно его вспомни.
Майкл красивый. Майкл очень красивый. Ему надо запретить быть таким красивым, потому что в его волосы надо запустить пальцы, его шею надо обязательно вылизать, его губы надо поцеловать. Майкла надо любить. Сильно и, желательно, преданно – вообще не категории Джеймса.
- Ну и как ощущения от дрочки в моем пиджаке, Джейми? – акула улыбается и протягивает руку к МакЭвою.
- Ты непереносимо грубый…
- Правда? – касается пальцами запястья и ласково проводит от выпирающей косточки внутрь ладони. Джеймс дергается и швыряет в ирландца пиджак.
- Иди к черту, Майкл, как тебе идея? – тут главное не выдать себя и не застонать что-нибудь типа «И возьми меня с собой, я буду плохим мальчиком». Главное – выдержать вид его сжатых губ, которые хочется раздвинуть языком и до крови искусать.
- Джеймс?.. – перебрасывает через руку пиджак.
- Что? – поворачивает голову вбок, ища пути для отступления. Поздно.
Майкл подходит ближе и целует его в висок, как будто, так и надо, и в этом нет ничего противоестественного. И Джеймс обнимает его за талию, упираясь лбом в грудь, как будто, так и предусмотрено.
Пиджак лежит на мраморной панели.
Дверь с грохотом захлопывается.
Об этом можно было фантазировать миллионы раз – в реальности все лучше:
и то, как Майкл быстро достает из узких штанов МакЭвоя рубашку и забирается рукой под белье, зная, что Джеймсу нравится, когда Фассбендер доминирует и заставляет его вести себя, как шлюху, выстанывая его имя. Майкл никогда ему не помогает – он просто кладет руку поверх члена и ждет, пока Джеймс не начнет двигаться сам. На этот раз хватает одного прикосновения к члену и двух поцелуев, чтобы шотландец подался вперед бедрами и уперся лбом в стенку кабинки.
и то, как Майкл кусает за шею, а потом целует место укуса и одновременно скользит вниз языком и ладонью, чтобы Джеймс ухватится рукой за край его пиджака и притянул еще ближе к себе, чтобы слушать сбитое дыхание.
и то, как Джеймс разворачивается лицом к нему и привлекает к себе за шею, вылизывая рот Фассбендера, чувствуя, как он жадно гладит его спину и нетерпеливо толкается в бедра, потому что за десять месяцев секса не друг с другом можно было рехнуться.
Здесь не хватает места – это понятно им обоим, поэтому МакЭвой обхватывает ногами Майкла за талию и довольно улыбается, когда тот вжимается в него и на секунду застывает.
- Скажи это, Джеймс, - стягивает с него штаны и облизывает пальцы.
- Сказать что? – утыкается носом в плечо и глубоко выдыхает. Замешательство – Майкл отстраняется и трется носом о щеку Джеймса.
- ..тебя кто-то касался? – сгибает пальцы – и МакЭвой со свистом втягивает воздух.
- Нет, - облизывает контур губ и дотрагивается языка, помогая расстегнуть ширинку.
- Надеюсь, ты представлял, что это делал я? – улыбается и гладит подбородок.
- Я не собираюсь отвечать на подобные вопросы, пока ты смотришь мне в глаза, - прищуривается и ерошит на затылке волосы.
- Скажи, Джеймс.
- Нет, - шире разводит ноги и запрокидывает голову.
- Скажи, - совсем шепот.
- Я скучал, Майкл, - с силой впивается пальцами в плечи.
- Я тоже.
*
Майкл поправляет его рубашку, подает пиджак, и Джеймс в зеркало наблюдает за выражением лица Фассбендера: рассеянная полуулыбка и прикрытые глаза. Мало похоже на бледного МакЭвоя. «Ну что, до свиданья, Джеймс, увидимся еще через год, смотри, не болей».
- Джеймс?
- Что? – хриплый шепот – по лицу проходит судорога.
- Прекрати носить мои вещи. Я иду тебе куда больше, чем этот пиджак, - он дует на волосы Джеймса и целует его в затылок.
2. Кинк: акцент-… ты издеваешься? – мочит в холодной воде ладони – трет шею, приникает ртом к крану и жадно пьет.
- О чем ты говоришь, Майкл? – господин «Я-уверен-в-себе-потому-что-я-крайне-сексуален» упирается плечом в стену и, будто бы ненароком, будто бы в какой-то легкой задумчивости, водит пальцем по нижней губе. Не смотреть на него. Не думать о нем. Самообладание и концентрация. Самообладание… Да, точно, вот именно то, чего не хватает Фассбендеру, когда Джеймс медленно облизывается и наклоняется к его плечу: - Я делаю что-то не так? – ты прозорливый малый, Джейми-бой. «Не так»? Ты все делаешь не так: примерным семьянинам не пристало открывать рот так, чтобы их немедленно хотелось целовать и трахать или трахать, а потом – целовать. Неважна последовательность, главное – процесс.
Да, Джеймс, тебе совсем не стоит так часто облизываться, не стоит так часто улыбаться, не стоит класть руку на колено, тебе не стоит дышать в его присутствии, потому что каждая мысль начинает содержать в себе толику высокорейтинговой порнухи.
Потому что этот сценарий заранее известен: сначала ты щуришься и улыбаешься, как довольный кот, а потом - «Майкл, у нас сегодня интервью, и я не надену белье». Или «Майкл, я иду на прослушивание, но буду думать о том, как мы занимаемся сексом».
Каждое твое прикосновение, МакЭвой, – это всегда обещание чего-то большего.
Разводит плечи, выпрямляется, хотя лучше бы, конечно, не смотрелся в зеркало: болезненный вид, как будто болен холерой или кончается от неизлечимого заболевания. Хотя, что там… против неизлечимых заболеваний у него были бы шансы, против МакЭвоя – ни одного.
- Ты себя нормально чувствуешь? – Джеймс – сама участливость, легкое касание пальцами лба – разглаживает морщинки и опять улыбается, как в замедленной съемке: губы разъезжаются в стороны, и кончик языка касается передних зубов. Неплохо было бы лишить его челюсти – это решило бы все проблемы.
- Ты специально? – перехватывает руку в воздухе и сжимает запястье. Джеймс наклоняет голову набок и шире раскрывает глаза.
- Майкл? – незаметное волнение в голосе, и МакЭвой сглатывает, потому что Фассбендер бывает злым и очень опасным.
- Какого черта, Джеймс?! – отбрасывает руку и прижимает пальцы к вискам. – Родина зовет?! – задумчивый долгий взгляд на раздраженного Майкла, касание к губам – и:
- Это раздражает. Непонимание меня раздражает.
- Помолчи… – глубокий вдох – глубокий выдох, упирается руками в раковину. – Ты можешь прекратить это делать?
- Роар! – плечи напрягаются. - Я не по… - ирландец резко оборачивается и притягивает к себе за талию, чтобы укусить за губы, потом быстро коснуться языком места укуса и надавить на рот: почувствовать, как податливо Джеймс отвечает, тянется к нему, как прохладные ладони заползают под рубашку, и услышать ужасно хриплое «Майкл». Вырвать у этой бляди последний вдох, последнее слово! – вжимает в стену и разве что не вылизывает МакЭвою глотку. Черт с ним, с эти интервью, Джейми-бой, давай я еще раз проведу ладонью между твоими ногами, а ты расставишь их еще шире и так по-бабски всхлипнешь, что я со злости оставлю на тебе несколько засосов?
- Майкл… - шипение сквозь зубы - и Фассбендер отстраняется, вытирая губы. – Нам нужно вернуться… - да, конечно, именно поэтому Джеймс подходит вплотную и кладет ладонь на живот, чтобы пальцами поддеть пряжку ремня. Бессильная злость – Майкл запрокидывает голову и зажмуривается.
- Если ты сможешь сформулировать свою мысль более четко, я что-нибудь с этим сделаю, - ладонь спускается вниз по шву штанов и немного надавливает. – Так что? – дыхание облизывает шею.
- Прекрати рычать… - сжимает ладони в кулаки, позволяя поцеловать себя около ключиц, и закусывает губы.
- Я не рычу, - пальцы водят вверх-вниз по шву – Майкл втягивает воздух и открывает глаза.
- Ты рычишь последние два дня, МакЭвой.
- Я не умею рычать, Майкл, - немного приподнимается и застывает около рта.
- Прекрати так произносить «р», - шепот в губы Джеймса, и он аккуратно проглатывает эти слова.
- Тебя что-то не устр-р-раивает?
- Блять, Джеймс! – исходная позиция у раковины.
- Но почему?
- Эта «р» настаивает на грубом сексе, - приглаживает волосы и открывает дверь.
- Удивительно, Майкл, просто удивительно, - «как я не заметил этого раньше».
*
- Мы пр-р-овели очень тр-р-удную р-р-аботу над этим пр-р-оектом… - Майкл скрещивает руки на груди, закидывает ногу за ногу и выглядит вполне убедительно, когда пытается не задохнуться и произнести: «Это было большим испытанием для нас обоих», потому что, черт подери, это было большим испытанием, по крайней мере, для него. – Я считаю, что Чар-р-льз – очень интер-р-есный пер-р-сонаж…
МакЭвой, ему нравится делать все наперекор: «Пожалуйста, Джеймс, не надо использовать мой парфюм» - «Почему?» Потому что, мать твою, каждый раз, когда я слышу, что от тебя пахнет мной, мне хочется немедленно тебя трахнуть, а твоя дебильная привычка обливаться сверху донизу духами никак не способствует моему самоконтролю, если я знаю, что ты пахнешь мной везде. «Пожалуйста, Джеймс, прекрати закусывать губы на интервью» - «С чего бы это?» Потому что точно так же ты делаешь, когда мы занимаемся сексом, а у тебя уже сел голос и ты не можешь больше стонать. «Пожалуйста, Джеймс, оденься» - «Ну Майкл!» Конечно, «ну Майкл»… Это непристойно так много времени проводить в кровати, понимаешь, Джеймс? Мы же творческие люди, должны говорить о чем-нибудь, кроме того, какая у тебя отличная задница.
«Пожалуйста, Джеймс» - это отличная идея для татуировки.
*
- Устал, - тянет гласные и валится на кровать. – Майкл, я устал! – бросает через всю комнату, очевидно, надеясь, что эта фраза вопьется в спину Фассбендеру, который отмокает под душем.
- Майкл? – ледяные струи стекают по спине. – Майкл, ты же правда там не др-р-очишь? – будь ты проклят. - Майкл! – растягивается на простынях, переворачиваясь на живот. – Майкл!
- Что? – он трясет мокрыми волосами и сильнее запахивает на бедрах полотенце, чтобы улечься рядом, погладить спину и поцеловать в плечо. - Зачем ты звал меня, Джейми-бой? Сказка? Горячее молоко? – МакЭвой зевает и передвигается ближе к Фассбендеру, нарочно задевая полотенце. – Горячий секс? – голос становится до ужаса пошлым, как будто Майкл предлагает отыметь Джеймса хриплыми глаголами. Откидывает назад голову, наблюдая, как веснушчатая спина укладывается у него на бедрах.
- У меня ужасно болит рот, - блядская улыбочка – и красные губы соприкасаются с загорелой кожей.
- Странно… так ты все-таки отсосал тому смазливому журналисту?
- Пр-р-идур-рок! – смеется и мажет языком вдоль живота. – Почеши меня.
- Что? – насмешливо изгибает бровь. Пальцы пробегаются по волосам, заправляя выбившиеся пряди за ухо, и поглаживают шею.
- Почеши меня, - он трется щекой о живот и пропускает под спиной Майкла руку, обнимая его за талию.
- Я могу разве что тебя выпороть, Джеймс.
- Ты ужасно неромантичен, - пальцы мягко проходятся между лопатками. - Да. Только сильнее, - расслабленно закрывает глаза. – Мур-р-р.
– Вас этому натаскивают в Шотландии? Мурлыкать с акцентом?
- Мур-р-р-р, - прикусывает кожу и гладит ногу. – Ты видел когда-нибудь шотландских кошек? Они такие очар-р-р-овательные…
- Прекрати, - дотрагивается пальцами до губ, и Джеймс берет в рот фалангу указательного пальца.
- Р-р-р-р, - рывок – Майкл переворачивает его на спину.
- Ну и ублюдок же ты, – ладонь запутывается в волосах, и пальцы аккуратно касаются ушной раковины, почесывая за ухом.
- Это все годы тренировок, др-р-руг мой, - демонстрирует белые зубы. – Фассбендер-р-р. Ир-р-рландец Фассбендер-р-р…
- У тебя грязный рот, Джеймс.
- Ага, - язык медленно облизывает верхнюю губу и надавливает на нижнюю. – И он чертовски болит, потому что ты мало его целовал, - довольно улыбается, запуская руку под полотенце. – Фассбенде-р-р-р, - несколько секунд, чтобы стянуть с него штаны и раздвинуть ноги, еще пару мгновений, чтобы заметить, как он щурится от удовольствия и подается бедрами вперед. – Грубый секс, Фассбендер?
- Именно, - облизывает пальцы и дотрагивается растянутого ануса. Слишком долго терпел сегодня, поэтому тянет на себя – Джеймс морщится, сминая пальцами простыню.
- Больно, Майкл, - плевать. Толкается вперед – и шотландец ударяется плечами о спинку кровати, выгибая спину, чтобы пустить глубже. Шипение – тонкие пальцы обхватывают член и двигаются в такт ритму: рывок вперед – и ирландец наклоняется ниже, чтобы поцеловать, отстраняется назад – и закрывает глаза, чтобы облизнуться. Джеймс дотрагивается ладонью до алого рта, прикусывает ладонь и, пошло улыбнувшись, облизывает пальцы.
- Почему ты такой засранец? - по телу проходит судорога, и Джеймс приоткрывает губы:
– Майкл, ну?.. – ирландец наваливается сверху, вдавливая в матрас, и трется животом о стоящий член, улыбаясь куда-то в плечо. – Быстрее! - шотландец обхватывает ногами за спину и притягивает к себе с едва слышным «Пожалуйста» - Майкл просовывает между ними руку, делает несколько отрывочных движений, прежде чем с рыком отклониться, практически выйти из него и приподнять за бедра.
Главное – прогнуться под нужным углом, позволить подхватить себя под поясницу и застыть в нескольких сантиметрах над кроватью, чтобы он вошел полностью и застыл, удовлетворенно улыбаясь, зная, что следующим звуком в комнате будет протяжный стон МакЭвоя.
*
Щелчок зажигалки.
- Майкл….
- Если ты не замолчишь, я зашью тебе рот, Джейми, - выпускает дым. – Я зашью тебе рот.
3.Т05-19. Майкл/Джеймс. Один делает другому массаж после съемочного дня и обнаруживает, что спина у партнера - одна сплошная эрогенная зона.Джеймс МакЭвой изучает, сколько он может вытерпеть.
Джеймс – исследователь, естествоиспытатель, сын Максвелла – изучает, как долго он может держать себя в руках.
Надо сказать, эксперимент изначально был обречен на провал: Джеймсу нравятся красивые вещи, красивые люди, красивые жесты – у него нет иммунитета против хриплого «Не поможешь, Джейми-бой?» и последующей острой улыбки, которая царапает щеку и заставляет улыбаться в ответ.
У Джеймса плохо с контролем, и он методично заваливает опыт за опытом. Тактильные исследования? МакЭвой путается в параметрах и показателях: он хотел узнать, что будет, если в шутку обнять Майкла за талию и поцеловать его в скулу. И оказалось – как удивительно - что Майкл никак не прореагирует, а Джеймс начнет искать больше касаний, начнет невзначай дотрагиваться, выискивать поводы для близости: «Хочешь, я помогу застегнуть костюм?», «Подать тебе пиджак?», «Давай помогу с галстуком». У Джеймса расширяются зрачки, и он тяжело сглатывает, глядя, как атласная змея затягивается на шее: ему хочется знать, как долго Майкл может выдержать без кислорода. Что будет, если запретить Майклу дышать? Если сжать пальцы так сильно, что серые глаза станут темными? Кажется, ничего хорошего не выйдет, но Джеймсу никто не запрещает об этом думать, особенно когда он слышит размеренное биение сердца, разглаживая на Майкле пиджак.
У Джеймса есть теория, что сердце Майкла можно заставить работать согласно распоряжениям самого МакЭвоя, и тогда он ставит ряд невербальных проб.
МакЭвой разговаривает, выгибая шею и чуть сводя губы в улыбке, делая голос низким и бархатным, щурится, как на солнце, обкусывает пересохшие губы - Майкл улыбается в ответ и бросает: «Прекрати облизываться, Джейми». – «Почему?» - «Потому что я обещал: никакого секса на съемочной площадке». Фассбендер смеется, но ничего смешного нет: во рту пересыхает и предательски дрожат пальцы.
Что может записать Джеймс в свой дневник натуралиста? Только то, что Майкл – акула, которая приходит на запах разодранных губ; хищник, который наклоняется к нему, опираясь рукой о стену сзади, ограничивает пространство, заставляет смотреть только на себя, а потом трется носом о щеку и с беспокойством говорит: «Нам же сниматься завтра, Джеймс. Какие крупные планы с такими губами?». Самые лучшие крупные планы, - у Джеймса что-то не то с горлом, и он только хрипит, - крупные планы, в которых видно, как конкретно Чарльз и Эрик проводят время после партии в шахматы.
Майкл делает шаг назад и достает телефон, щелкая камерой. «Ты только посмотри», - устраивается рядом и показывает Джеймсу фотографию его губ, - «что ты с собой делаешь, Джейми-бой?».
«А что со мной делаешь ты?» - МакЭвой сжимает ладони и выпускает воздух сквозь зубы, проглатывая реплику.
- Я просто много нервничаю в последнее время, - Майкл запрокидывает голову и подносит телефон к лицу, дотрагиваясь ртом до изображения губ.
- А разве у тебя есть повод?
Какое-то время Джеймс помнит, что у него есть жена, обязанности перед ней и некоторые моральные принципы – не очень много, но они все-таки есть. Постепенно эти важные факты вытесняются: Джеймс думает «Хм, давно не звонил домой», и уже в следующее мгновение он вслушивается в чужие реплики «Джейми, поедем в отель вместе?», «Джейми, пойдем в бар вечером?», «Джейми, кофе хочешь?».
Он хочет не только кофе, поход в бар или одно такси на двоих. Он хочет поделиться с Майклом всем.
Джеймс много курит в рамках эксперимента, но куда больше никотина пропадает впустую: все ломается к чертям, все валится из рук, и легкие отказываются дышать. Подносит ко рту сигарету и слышит сзади: «Дашь прикурить?» - пачка падает на пол, и МакЭвой как бы случайно давит сигареты. Они оба с удивлением отмечают, что особенно хорошо Джеймсу удается играть роль парня, у которого «эта - последняя».
Майкл наклоняет голову набок и прикладывается к дымящейся сигарете, аккуратно обхватывая запястье: сухие, горячие пальцы на пульсе. От Фассбендера идет ровное тепло, которое медленно течет от груди МакЭвоя до низа живота; затягивается и выпрямляется, касаясь рта Джеймса: тот приоткрывает губы, впуская дым, и, зажмуриваясь, прижимается к Майклу.
Все крайне естественно: рука под спину – Джеймс прогибается и тянет к себе за волосы; грубые поцелуи в шею, голодные укусы, чей-то хрип.
Джеймс все это знает: тянущее, болезненное желание обладать, которое раздирает живот, необходимость трогать, чувствовать, через прикосновения подчинить себе, пролезть в чужую голову, выпотрошить там все и оставить после себя злое «Ты мой, мой». Майклу не надо объяснять дважды, чего он хочет, до крови прокусывая МакЭвою губу.
Пока они целуются, Джеймс думает о том, что финальную сцену фильма нужно усовершенствовать: мало просто упасть перед Майклом на колени в песок – нужно отлить Фассбендера из золота и принести жертву в качестве сердца живого человека.
Джеймс наблюдает и описывает их отношения, ведет дневничок, в котором зло черкает: «Я пропадаю на этих островах, меня пожирают аборигены» - ему одновременно и больно, и приятно приносить себя в жертву во имя науки, но каждое новое прикосновение, каждое новое слово ставит под сомнение незаинтересованность в опыте.
Какое-то время МакЭвой еще пытается контролировать это путешествие на край ночи, но, в конечном итоге, он отказывается и от этого. Джеймс все проваливает, потому что он не может больше терпеть.
На девяносто восьмой день он снимает свой халат ученого, и происходящее наваливается на него с удвоенной тяжестью: «Джеймс, милый, мне кажется, ты влюбился! Слышишь, как часто бьется твое сердце?!» - МакЭвой не слушает внутренний голос: он прячет лицо в коленях и на ощупь находит бутылку.
Пить, курить и пытаться прикончить себя работой – именно так решает свои проблемы взрослый Джеймс МакЭвой, который больше не испытывает желания играть в исследователей Нового Света.
«Мы можем снимать дальше», - взрослый Джеймс МакЭвой растирает мышцы шеи и делает большой глоток отвратительного кофе. «Я совсем не устал», - взрослый Джеймс МакЭвой курит по несколько сигарет подряд. «Нет, мне не нужен отдых», - взрослый Джеймс МакЭвой, валясь с ног от усталости, раздраженно щелкает пальцами.
- Джеймс? – Майкл мягко касается локтя, разворачивая к себе. – Я думаю, на сегодня всё, - чуть сжимает плечо.
Джейми-бой согласно кивает. Всё так всё.
*
Майкл не останавливает Джеймса, когда тот открывает дверь его номера, идет в его душ, забирает из шкафа его рубашку, переодевается в его нижнее белье.
Скольким людям приходила идея носить его вещи? Скольким он это позволил? – Майкл провожает взглядом МакЭвоя, мечущегося из угла в угол.
Джеймс очень устает, сражаясь сам с собой, злится от мелких поражений: сказал себе, что больше не придет к Майклу – и вот он опять у него; запретил себе брать одежду, пропахшую табаком и терпким парфюмом, – и вот он снова упирается лопатками в стену, неловко обтягивая край рубашки.
Джеймсу совсем не весело, и азарта первооткрывателя давно нет: любой жест и любая фраза уже знакомы, они снова и снова обходят этот неприветливый континент.
МакЭвой вытягивает ладонь.
- Виски?.. – это не вопрос, скорее, уточнение, правильно ли он истолковал замершую в ожидании руку. – На что ты надеешься? Что, если ты будешь проводить по двадцать часов на площадке, тебе станет лучше? – Джеймс поджимает губы и молча берет стакан, усаживаясь на пол.
- Мне не пятнадцать лет, Майкл, - с растрепанными волосами, в рубашке не по размеру, в чужом гостиничном номере он больше всего похож на сбежавшего подростка. Разве что не курит марихуану, но это только вопрос времени…
- Ну, на твоем месте я бы не спешил с выводами, - он не садится рядом – умащивается на узком диване так, чтобы плечи МакЭвоя были на уровне его колен, потому что чувствует себя старше и испытывает какую-то мучительную ответственность за то, что шотландские дети на площадке изводят себя до крови, отыгрывая какой-нибудь крошечный кадр по двадцать раз. Майкл чувствует ответственность за то, что происходит с Джеймсом, но не может абсолютно ничем помочь.
- Я просто немного… устал, - запрокидывает голову и отстраненно смотрит куда-то в сторону.
Дорогая Вселенная, не позволяй Джеймсу МакЭвою грустить, потому что в подобных ситуациях его тут же хочется уложить в теплую постель, целовать полвечера и читать английские сказки на разные голоса, только бы он улыбался. Так можно забыть о своей карьере актера и посвятить свою жизнь его выхаживанию.
- Кто бы ни устал, Джейми, насилуя себя целый день? – Джеймс хмыкает и залпом осушает стакан, упираясь лбом в колено Фассбендера.
- Дело не в фильме. Я устал от… всего, - пальцы поглаживают от скулы к подбородку – и МакЭвой послушно вытягивается под прикосновениями. – Все надоело, - Майкл ерошит его волосы и дотрагивается до плеча.
- Найди себе новое развлечение, Джеймс. Хочешь, снимем проституток?.. – ладонь нажимает на плечо, и шотландец открывается от колена, сводя лопатки. - … и утомим их чтением Шекспира? – тихое хихиканье – Майкл ставит на подлокотник свой стакан, чтобы двумя руками провести по напряженным плечам, размять мышцы.
- На тебя поразительно негативно влияет общение со мной, - на секунду замирает под прикосновениями – и перебирается между ног Фассбендера. Приходит ли ему хоть иногда в голову, что вместе они смотрятся как женатая пара? Скорее всего, именно над этим Джеймс и раздумывает, закусывая губы, когда ладони медленно проходятся вдоль позвонков и надавливают между лопатками:
- Ничего меня не радует, Майкл. Даже утомленные проститутки, - наклоняет на бок голову, рассеянно улыбаясь, и втягивает через зубы воздух, когда большие пальцы сходятся около шеи.
- Можешь попросить отпуск, - медленно массирует плечи и отклоняется на спину дивана, чтобы было удобнее, и аккуратно массирует спину, чуть пощипывая кожу.
- Ага, наверное… - шире расставляет ноги, кладет локти на колени и, приоткрыв рот, опускает голову. – Ниже, – хрипло; Майкл гладит около ребер, наблюдая, как Джеймс сжимает и разжимает пальцы.
- Или поехать загород… - надавливает на позвоночник – МакЭвой краснеет и закусывает губы, закрывая ладонями лицо.
- Точно… - практически неслышно.
- Ты вообще меня слушаешь? – обводит ладонями лопатки и проходится по хребту.
- Именно… - тяжело дышит и, когда Майкл тянет его за волосы, начинает бессознательно облизываться, встретившись с ним взглядом: сначала язык проходится от уголка губ по всей нижней губе, и Джеймс чуть прикусывает ее, чтобы она приобрела алый цвет, а потом снова разжимает губы, чтобы провести языком.
- Джеймс? – не откликается – только глубоко втягивает воздух, открыв рот. Рука проходится вниз по позвоночнику до поясницы – и Джеймс резко втягивает воздух, выпрямляясь. – Скажи мне что-нибудь, Джейми…
- Сделай так еще раз... – широко распахивает глаза. – Пожалуйста, сделай так еще раз…
И Майкл делает, как обычно, делает.
Делает не потому, что ему нравится видеть, как дергается кадык Джеймса, когда пальцы дотрагиваются до копчика и уходят чуть ниже под резинку трусов; не потому, что ему нравится усаживаться позади Джеймса, просовывать руки по его подмышками и на ощупь расстегивать свою рубашку; не потому, что ему нравится прижиматься губами к солоноватой от пота шее и чуть закусывать краснеющую кожу.
Майкл делает это, чтобы как-то помочь Джеймсу.
Подушками пальцев от ушной раковины до плеча, а потом замысловатое движение, вычерчивающее то ли «М», то ли «Д», и вслед за ним – долгий поцелуй монограммы.
Джеймса трясет, и он сцепляет руки в замок, пряча между локтей голову. Правда, это никак не спасет его от того, что ему хочется лечь под Майкла, вместе с Майклом, это никак не спасет его от желания дать целовать не только свою спину.
Майкл укладывается на щеку между лопаток и лениво слизывает веснушки, оставляет на спине влажные подтеки, якобы не замечает, как Джеймс тянется рукой под белье и с оттягом двигает ладонью.
На каждый выдох – два поцелуя, все ниже и ниже, пока Джеймс не прогибается и не начинает шипеть. Вытирает руку о ковер и позволяет обнять себя за плечи, зарыться в своих волосах, находит руку Майкла и укладывает к себе на живот, прячась в его огромных объятьях.
По результатам эксперимента, они не влюблены друг в друга, - Майкл упирается подбородком в затылок Джеймса, и тот поворачивается для поцелуя.
Но как тогда назвать это чувство?
@темы: fiction
сегодня есть только я и ебучий графоман Костюк
если он все еще жив, то в моей жизни прямо сейчас появляется цель
*шерлока пока читать не могу - жёсткий передоз, случившийся где-то на прошлой сессии, надеюсь второй сезон воскресит меня!*
Little Harlequin, спасибо. Пассивный Шерлок, кстати, отвадил меня от этого пейринга
за шерлокоцестпротив пейрингов в Шерлоке. Потому что сериал хорош атмосферой, а не всей этой показухой.не смеши меня. Холмоцест - это одно из самых больших извращений, которое я встречалЭто мило~очередное Спасибо за Красоту!
Это непередаваемо охуительно. Вам всегда удается вывернуть обычную заявку так, что в дрожь бросает. Пока читаешь исполнение, уже забываешь, что была какая-то заявка - вообще, выпадаешь из пространства.
Майкл запрокидывает голову и подносит телефон к лицу, дотрагиваясь ртом до изображения губ.
Не дочитав еще до конца, на этом моменте, я уже был близок к счастливой смерти. А под конец Вы меня просто выпотрошили. Вот серьезно, как Вам это удается? Я навеки влюблен в Ваши тексты.
А еще нужно отдельное признание за Джеймса-исследователя, английские сказки и за проституток, утомленных чтением Шекспира.
Да, я вас тут глажу по шерстке - очень запоминающаяся манера, если я еще не говорил, и очень своеобразное, глубинное, почти до самого-самого, исполнение.
Но я еще не о том - эта чудесная гифочка вверху. Меня гложет любопытство - откуда она, ибо я не могу отвести глаз =___=
И я бы сказал: "Всегда пожалуйста, обращайтесь ко мне за английскими сказками и проститутками"- но теперь, когда мы знаем, что от момента "О, я хочу исполнить эту заявку" до "Вот и мое исполнение" проходит около трех месяцев, я не решаюсь бросаться словами на воздух.
Капитан Сосулька, мои благодарности. Я люблю, когда меня гладят по шерстке.
Если бы, если бы я знал! /Вы же видите тоже, что там парень похож на бородатого Криса Эванса/ Гифонька немилосердно слита с тамблера, где она была без всяких опознавательных знаков.
Впрочем, я утащу ее к себе - вдруг кто из моих читателей все-таки опознает =/
Это не смотренные еще мной Жестокие люди
Я только что посмотрел "жестоких людей" и - это ложная тревога х)
Оказывается, наши с вами глаза обманули нас - все так же жестоко. Вот он фильм - В начале конца
Они ангстовые, но читать их не тяжело, нет ощущения, что продираешься сквозь дикие заросли, но душу баламутят серьезно. У вас узнаваемый, красивый слог, вас удивительно приятно читать, тексты вкусные и смачные без ненужной пошлости
Браво!)
Спасибо. Особенно за слог.
Я очень люблю, когда на это обращают внимание.
Сука. Блять. Это были Вы. Я на них обдрочился на кин-фесте. Ну!А про массаж - просто пятерочка.