I'm a five-pound rent boy, mr. Darcy.
Я ужасно вам двоим благодарен.
Мы нашлись.
Не смог прекратить любить тебя.
Ни сегодня, ни вчера, ни год назад, ни в прошлой жизни.
Каждая клетка меня хранит в себе память о любви к тебе, поэтому каждое новое существо, которым я становлюсь, по-прежнему находит тебя и дарит тебе всего меня. Из пепла моих сгоревших предсмертных записок фениксом рождаются новые стихи к тебе. Из моей смерти рождается твоя новая жизнь.
Я буду любить тебя до скончания веков, и даже когда мир прекратит существовать, моя любовь, разлитая в небытии, отыщет тебя, как охотничья собака, и свернется подле твоих ног.
Мы нашлись.
И теперь никогда не потеряемся.
Я курил в купе, и искры от сигареты взлетали к верху. Я курил, кутался в запах сигарет, изучал лавандовое поле за окном.
О этот надоедливый пейзаж.
Ты вошла.
Ты резко дернула дверь, резко бросила сумку, резко прикрикнула на кого-то в коридоре, резко выругалась, когда глубоко вдохнула мой дым, и резко, без всяких обязательств, надежд, признаний, обещаний, разбила мое сердце.
Ты вторглась в него, нарушая все приличия, когда села напротив меня, запрокинула ногу за ногу, и скривила губы:
-Это такая глупость: не разрешать курить в купе. Иногда курение может спасти беседу.
-Иногда оно может спасти отношения, - я потушил сигарету об оконную раму и потянул ее вниз.
-И как ты это видишь?
-Когда я хочу совершить какую-нибудь глупость, я начинаю курить, - произнес я и поцеловал тебя.
А ты рассмеялась в мои губы и сказала:
-Меня зовут Ночь, - я улыбнулся, продолжая прижимать свои губы к твоим губам, и это казалось таким естественным и приятным, будто бы я был создан, чтобы любить тебя. Будто бы это тело было рождено только с одной целью: любить тебя.
-Я не скажу тебе свое имя, иначе мы не сможем быть вместе.
-Не верь всему, что я говорю! – ты отстранилась и села. – Если ты будешь верить всему, то когда-нибудь я воспользуюсь этим и брошу в тебя: «Я лгала! Лгала все время!», и ты разлюбишь меня, мои слова. И мы не будем вместе. Это пугает меня.
-Почему же? – я поджал колени и снял обувь.
-Я росла, зная, что однажды мне придется тебя встретить. Даже если я возненавижу поезда, самолеты, корабли, велика вероятность, что один утром я открою глаза, а ты будешь сидеть на моей кровати. Я так боялась связать с тобой свою жизнь, потому что это очень непросто: доверить свою единственную жизнь кому-то. А тут ты… Я никогда не была готова: вставала на ступеньку и убегала от поезда. Плакала. Кричала, что не хочу.
Но мы должны быть вместе. Это неизбежно, - ты повернулась к окну. – Если я не буду с тобой, я не буду ни с кем. Во всех буду искать твои черты. Во всех буду видеть твое лицо и твои пальцы, и, не желая быть с одним тобой, я буду с тысячами тебя. Я не вынесу, нет, не вынесу, - ты закрыла глаза и обняла себя за плечи.
-Ты всегда можешь уйти, - я кивнул на дверь. – Я не могу тебя держать, потому что ночь утекает сквозь пальцы, даже если посадить ее на цепь или спрятать в тени деревьев. Она проливается на скатерть, запертая в бутылке, и пишет длинные грустные письма.
-Ах нет, ты все лжешь, лжешь. Я никуда не могу уйти, - ты расплакалась и достала платок, утирать свои чернильные слезы. –Мы всегда будем вместе, понимаешь? Совсем всегда. Я буду держать тебя за руку, даже если прекращу существовать. Я всегда буду рядом с тобой. Я не смогу уйти. Точнее, я буду вырываться, буду умолять прекратить, и ты будешь отпускать, будешь, куда же ты денешься, глупый? Ведь ты любишь меня. Но эта цепь между нами, она будет только натягиваться, и чем дальше я буду уходить, тем сильнее эта цепь будет тянуть обратно. Эта ядовитая змея прикует меня к тебе. И я смогу быть счастлива только с тобой. Как мне не возненавидеть тебя за это?!
Я кивнул и закрыл глаза.
-И это даже не все, ты не обо всем сказала. Ты будешь вынуждена ждать меня иногда по полжизни, иногда всю жизнь, иногда даже после смерти, потому что мы должны быть вместе. Если нас нет, нет ничего. Мир не существует. Наша любовь приводит все в движение. Мы ответственны, ты понимаешь? – платок становится совсем черным, и ты выбрасываешь его в окно.
Небо застилает черный шелк, и то тут, то там появляются редкие звезды.
-Это будет разрушать тебя, потому что по-настоящему сильная любовь не оставляет в живых никого. Сначала она убивает боль, потом грусть, потом одиночество, а потом она убивает тебя самого. Она разрушительна.
Ты коснулась моей белой полупрозрачной кожи, и соленые чернила потекли вдоль моих вен.
-Я не смогу. Не смогу, - ты закусила губы и зажмурилась. –Я еще не любила тебя, но уже очень устала. Я не могу больше.
Ты ведь понимаешь, да? – ты обреченно смотришь на меня, ища какой-то поддержки.
-Нет, нет, я ничего не понимаю! - я яростно закуриваю, и ты прячешься от ярких вспышек. –Э то я устал! Я! Я так долго ждал тебя, что мог бы и умереть несколько раз за все это время! Искал тебя в других людях, в жестах, в словах, читал чужие письма, надеясь найти подсказку, хотя бы полслова о тебе! Устал слепнуть на солнце, в надежде высмотреть тебя на том краю неба! Что ты знаешь, Никта, об усталости?!
Вечность! Я ждал тебя целую вечность! До хрипоты звал тебя по имени, думая, что ты придешь ко мне, сжалишься! Исходил на крик, проклиная тебя, потому что ты никогда не появлялась! Вечность меня раздирала моя любовь к тебе и моя ненависть к тебе!
Я ненавижу небо! Ненавижу звезды! Ненавижу весь этот мир, какого черта он существует, если для меня не существуешь ты?! Почему я должен понять?!
-Ах не кричи, не кричи! – ты протягиваешь мне ладонь, я касаюсь твоей прохладной кожи, и купе наполняется белесым утренним туманом. – Вечность – это недолго. Не так долго, сколько мы будем вместе, - ты с грустью смотришь в окно. –Ночью лаванда пахнет особенно остро; говорят, что если потереть ее в ладонях около четырех утра, то она рассыпается на мелкие-мелкие лепестки, и эти лепестки складывают имя твоего возлюбленного.
Что я только не делала… - ты поворачиваешься ко мне и открываешь сумку, а та вся заполнена этими фиолетовыми лепесточками, того же цвета, что и твои глаза, и ты со злостью берешь горсть и бросаешь в меня, будто бы я в силах что-то изменить. –Как я только не уговаривала эти цветы! – ты повышаешь голос и распахиваешь глаза шире, почти готовая расплакаться. –Ты делаешь мне только хуже своей любовью!
Я беру тебя за руку и сжимаю пальцы.
-Это неизбежно. Наша любовь неизбежна. От нее нельзя спрятаться. Ею нельзя пренебречь. Она неотступно следует за нами, будто блудная собака, и мы кормим ее собой. И чем крепче, чем здоровее становится наша любовь, тем меньше сил у нас сопротивляться ей. И настанет время, когда мы, взявшись за руки, отдадим ей последнее, превращая самих себя в нашу любовь.
Легкий запах лаванды и холодного утра.
Небо за окном светлеет, и ветер колышет высокую траву.
-Пойдем, - ты не вырываешь руки, и мы выходим из поезда.
Мои ноги окунаются в приятную прохладу ночи, которая еще притаилась кое-где в листах лаванды, а ты бросаешь мою ладонь и убегаешь вглубь поля, распахнув руки навстречу ветру.
Ты стоишь долго-долго, обнимая его, и он заплетает тебе волосы, пока ты рывками танцуешь, приминая цветы.
-Пообещай мне! – ты кричишь, стоя ко мне спиной. – Пообещай, что только так это все и будет! Что мне будет плохо, больно, невыносимо! Что я буду страдать! Что буду жалеть! Что захочу уйти от тебя! – ты замолкаешь, поворачиваешься ко мне и медленно идешь обратно, рукой отлавливая последние звезды. И в нескольких шагах от меня замираешь, поворачиваешь голову в сторону рассвета и, вытягивая свою полупрозрачную руку навстречу лучам солнца. – Но я буду так сильно любить тебя, что буду терпеть. И буду прощать. И буду ждать тебя. И буду бояться проснуться в мире, где тебя нет.
Я улыбаюсь, и солнце восходит, а ты присаживаешься в траву, и теперь почти растворяешься в этом бесконечном поле.
-Я обещаю тебе. Мы не были вместе достаточно долго, чтобы теперь быть вместе всегда.
Ты протягиваешь мне руку, и я поднимаю тебя, хрупкую, легкую.
-Феб, мне ужасно холодно, - ты прижимаешься ко мне. –В этой новой жизни по утрам мне очень холодно.
Я смеюсь и протягиваю руку к небу.
Мы нашлись.
Не смог прекратить любить тебя.
Ни сегодня, ни вчера, ни год назад, ни в прошлой жизни.
Каждая клетка меня хранит в себе память о любви к тебе, поэтому каждое новое существо, которым я становлюсь, по-прежнему находит тебя и дарит тебе всего меня. Из пепла моих сгоревших предсмертных записок фениксом рождаются новые стихи к тебе. Из моей смерти рождается твоя новая жизнь.
Я буду любить тебя до скончания веков, и даже когда мир прекратит существовать, моя любовь, разлитая в небытии, отыщет тебя, как охотничья собака, и свернется подле твоих ног.
Мы нашлись.
И теперь никогда не потеряемся.
Я курил в купе, и искры от сигареты взлетали к верху. Я курил, кутался в запах сигарет, изучал лавандовое поле за окном.
О этот надоедливый пейзаж.
Ты вошла.
Ты резко дернула дверь, резко бросила сумку, резко прикрикнула на кого-то в коридоре, резко выругалась, когда глубоко вдохнула мой дым, и резко, без всяких обязательств, надежд, признаний, обещаний, разбила мое сердце.
Ты вторглась в него, нарушая все приличия, когда села напротив меня, запрокинула ногу за ногу, и скривила губы:
-Это такая глупость: не разрешать курить в купе. Иногда курение может спасти беседу.
-Иногда оно может спасти отношения, - я потушил сигарету об оконную раму и потянул ее вниз.
-И как ты это видишь?
-Когда я хочу совершить какую-нибудь глупость, я начинаю курить, - произнес я и поцеловал тебя.
А ты рассмеялась в мои губы и сказала:
-Меня зовут Ночь, - я улыбнулся, продолжая прижимать свои губы к твоим губам, и это казалось таким естественным и приятным, будто бы я был создан, чтобы любить тебя. Будто бы это тело было рождено только с одной целью: любить тебя.
-Я не скажу тебе свое имя, иначе мы не сможем быть вместе.
-Не верь всему, что я говорю! – ты отстранилась и села. – Если ты будешь верить всему, то когда-нибудь я воспользуюсь этим и брошу в тебя: «Я лгала! Лгала все время!», и ты разлюбишь меня, мои слова. И мы не будем вместе. Это пугает меня.
-Почему же? – я поджал колени и снял обувь.
-Я росла, зная, что однажды мне придется тебя встретить. Даже если я возненавижу поезда, самолеты, корабли, велика вероятность, что один утром я открою глаза, а ты будешь сидеть на моей кровати. Я так боялась связать с тобой свою жизнь, потому что это очень непросто: доверить свою единственную жизнь кому-то. А тут ты… Я никогда не была готова: вставала на ступеньку и убегала от поезда. Плакала. Кричала, что не хочу.
Но мы должны быть вместе. Это неизбежно, - ты повернулась к окну. – Если я не буду с тобой, я не буду ни с кем. Во всех буду искать твои черты. Во всех буду видеть твое лицо и твои пальцы, и, не желая быть с одним тобой, я буду с тысячами тебя. Я не вынесу, нет, не вынесу, - ты закрыла глаза и обняла себя за плечи.
-Ты всегда можешь уйти, - я кивнул на дверь. – Я не могу тебя держать, потому что ночь утекает сквозь пальцы, даже если посадить ее на цепь или спрятать в тени деревьев. Она проливается на скатерть, запертая в бутылке, и пишет длинные грустные письма.
-Ах нет, ты все лжешь, лжешь. Я никуда не могу уйти, - ты расплакалась и достала платок, утирать свои чернильные слезы. –Мы всегда будем вместе, понимаешь? Совсем всегда. Я буду держать тебя за руку, даже если прекращу существовать. Я всегда буду рядом с тобой. Я не смогу уйти. Точнее, я буду вырываться, буду умолять прекратить, и ты будешь отпускать, будешь, куда же ты денешься, глупый? Ведь ты любишь меня. Но эта цепь между нами, она будет только натягиваться, и чем дальше я буду уходить, тем сильнее эта цепь будет тянуть обратно. Эта ядовитая змея прикует меня к тебе. И я смогу быть счастлива только с тобой. Как мне не возненавидеть тебя за это?!
Я кивнул и закрыл глаза.
-И это даже не все, ты не обо всем сказала. Ты будешь вынуждена ждать меня иногда по полжизни, иногда всю жизнь, иногда даже после смерти, потому что мы должны быть вместе. Если нас нет, нет ничего. Мир не существует. Наша любовь приводит все в движение. Мы ответственны, ты понимаешь? – платок становится совсем черным, и ты выбрасываешь его в окно.
Небо застилает черный шелк, и то тут, то там появляются редкие звезды.
-Это будет разрушать тебя, потому что по-настоящему сильная любовь не оставляет в живых никого. Сначала она убивает боль, потом грусть, потом одиночество, а потом она убивает тебя самого. Она разрушительна.
Ты коснулась моей белой полупрозрачной кожи, и соленые чернила потекли вдоль моих вен.
-Я не смогу. Не смогу, - ты закусила губы и зажмурилась. –Я еще не любила тебя, но уже очень устала. Я не могу больше.
Ты ведь понимаешь, да? – ты обреченно смотришь на меня, ища какой-то поддержки.
-Нет, нет, я ничего не понимаю! - я яростно закуриваю, и ты прячешься от ярких вспышек. –Э то я устал! Я! Я так долго ждал тебя, что мог бы и умереть несколько раз за все это время! Искал тебя в других людях, в жестах, в словах, читал чужие письма, надеясь найти подсказку, хотя бы полслова о тебе! Устал слепнуть на солнце, в надежде высмотреть тебя на том краю неба! Что ты знаешь, Никта, об усталости?!
Вечность! Я ждал тебя целую вечность! До хрипоты звал тебя по имени, думая, что ты придешь ко мне, сжалишься! Исходил на крик, проклиная тебя, потому что ты никогда не появлялась! Вечность меня раздирала моя любовь к тебе и моя ненависть к тебе!
Я ненавижу небо! Ненавижу звезды! Ненавижу весь этот мир, какого черта он существует, если для меня не существуешь ты?! Почему я должен понять?!
-Ах не кричи, не кричи! – ты протягиваешь мне ладонь, я касаюсь твоей прохладной кожи, и купе наполняется белесым утренним туманом. – Вечность – это недолго. Не так долго, сколько мы будем вместе, - ты с грустью смотришь в окно. –Ночью лаванда пахнет особенно остро; говорят, что если потереть ее в ладонях около четырех утра, то она рассыпается на мелкие-мелкие лепестки, и эти лепестки складывают имя твоего возлюбленного.
Что я только не делала… - ты поворачиваешься ко мне и открываешь сумку, а та вся заполнена этими фиолетовыми лепесточками, того же цвета, что и твои глаза, и ты со злостью берешь горсть и бросаешь в меня, будто бы я в силах что-то изменить. –Как я только не уговаривала эти цветы! – ты повышаешь голос и распахиваешь глаза шире, почти готовая расплакаться. –Ты делаешь мне только хуже своей любовью!
Я беру тебя за руку и сжимаю пальцы.
-Это неизбежно. Наша любовь неизбежна. От нее нельзя спрятаться. Ею нельзя пренебречь. Она неотступно следует за нами, будто блудная собака, и мы кормим ее собой. И чем крепче, чем здоровее становится наша любовь, тем меньше сил у нас сопротивляться ей. И настанет время, когда мы, взявшись за руки, отдадим ей последнее, превращая самих себя в нашу любовь.
Легкий запах лаванды и холодного утра.
Небо за окном светлеет, и ветер колышет высокую траву.
-Пойдем, - ты не вырываешь руки, и мы выходим из поезда.
Мои ноги окунаются в приятную прохладу ночи, которая еще притаилась кое-где в листах лаванды, а ты бросаешь мою ладонь и убегаешь вглубь поля, распахнув руки навстречу ветру.
Ты стоишь долго-долго, обнимая его, и он заплетает тебе волосы, пока ты рывками танцуешь, приминая цветы.
-Пообещай мне! – ты кричишь, стоя ко мне спиной. – Пообещай, что только так это все и будет! Что мне будет плохо, больно, невыносимо! Что я буду страдать! Что буду жалеть! Что захочу уйти от тебя! – ты замолкаешь, поворачиваешься ко мне и медленно идешь обратно, рукой отлавливая последние звезды. И в нескольких шагах от меня замираешь, поворачиваешь голову в сторону рассвета и, вытягивая свою полупрозрачную руку навстречу лучам солнца. – Но я буду так сильно любить тебя, что буду терпеть. И буду прощать. И буду ждать тебя. И буду бояться проснуться в мире, где тебя нет.
Я улыбаюсь, и солнце восходит, а ты присаживаешься в траву, и теперь почти растворяешься в этом бесконечном поле.
-Я обещаю тебе. Мы не были вместе достаточно долго, чтобы теперь быть вместе всегда.
Ты протягиваешь мне руку, и я поднимаю тебя, хрупкую, легкую.
-Феб, мне ужасно холодно, - ты прижимаешься ко мне. –В этой новой жизни по утрам мне очень холодно.
Я смеюсь и протягиваю руку к небу.
-
-
24.07.2011 в 00:42Никта - богиня ночи.
Феб - бог солнечного света.
-
-
24.07.2011 в 09:06-
-
24.07.2011 в 09:09-
-
24.07.2011 в 09:12-
-
24.07.2011 в 09:30-
-
29.07.2012 в 14:04(ya vce ravno kommentiruu)
U menua oshushenie, chto ya eto yze videla - u sebya v golove.
_____________