суббота, 28 декабря 2013
I'm a five-pound rent boy, mr. Darcy.
Ты ассоциируешь себя с одиноким, брошенным, сломанным психопатом со множественными истероидальными эпизодами, истерической амнезией, зависимостью от девушки и маниями. С чего бы это.
среда, 25 декабря 2013
16:48
Доступ к записи ограничен
I'm a five-pound rent boy, mr. Darcy.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
вторник, 24 декабря 2013
I'm a five-pound rent boy, mr. Darcy.
О вашей жизни уже снят сериал, и в нем все очень плохо.
Вам тринадцать лет, вы влюблены в девушку, которая старше вас на несколько тысячелетий, и, чтобы преодолеть боль от душевных мук, вы встречаетесь с девушкой, которая обжигает вас при каждом прикосновении. Ваш лучший друг сначала притворяется вашим лучшим бро, а потом заводит семью.
Вы начинаете заедать горечь кексами и сладостями, становитесь частью дурной компании, открываете для себя магию и социофобию, И ЭТО ТОЛЬКО ВТОРОЙ СЕЗОН.
Вам тринадцать лет, вы влюблены в девушку, которая старше вас на несколько тысячелетий, и, чтобы преодолеть боль от душевных мук, вы встречаетесь с девушкой, которая обжигает вас при каждом прикосновении. Ваш лучший друг сначала притворяется вашим лучшим бро, а потом заводит семью.
Вы начинаете заедать горечь кексами и сладостями, становитесь частью дурной компании, открываете для себя магию и социофобию, И ЭТО ТОЛЬКО ВТОРОЙ СЕЗОН.
I'm a five-pound rent boy, mr. Darcy.


You are the gift to the mankind.
02:04
Доступ к записи ограничен
I'm a five-pound rent boy, mr. Darcy.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
понедельник, 23 декабря 2013
I'm a five-pound rent boy, mr. Darcy.
Вчера, например, я обдумывал этот скандинавский опыт жизни в одиночестве, когда вот у тебя есть работа, небольшая квартира и проездной на автобус, который ходит от гипермаркета рядом до здания главного офиса. И ничего у тебя больше нет, потому что ты поднимаешься в 5:30, полтора часа едешь на работу, пьешь там кофе, обсуждаешь матч, который вчера смотрел по телевизору, работаешь, собственно, а потом в шесть выходишь из офиса, в восемь покупаешь кочан брюссельской капусты и обезжиренный йогурт, а потом идешь домой.
Мы вставали даже не в 5:30 - мы вставали в пять утра, ели черничный йогурт с мюсли, и я пил очень горячий чай, просто чтобы открыть глаза. Вот выходишь ты из дома, отпихиваешь кошку ногой и через лес идешь к автобусу: а что, зеленая зона, дом в лесу, очень экологично, рядом озеро, как прелестно, боже, скорей бы уснуть/умереть - через два часа приходишь в лицей, в шесть вечера уходишь из лицея. Дома в девять.
Меня в Швеции поражало даже не столько это утомительное каждодневное повторение: подъем-черничный йогурт-лицей, - сколько видимое отсутствие хоть каких-либо изменений. Живешь в стране, где тебе в месяц дают пятьсот евро просто за то, что ты приезжаешь в лицей (сначала кажется, что пустая трата денег, но ты попробуй подниматься каждое утро в пять), и тратишь эти деньги на конфеты. Почему не поедешь куда-нибудь? "Не знаю. Никак не могу собраться".
В стране, где нет бедных, где девушка-грузчик несет те же мешки, что мужчина-грузчик, где у всех есть все, за лицеем стоят и курят марихуану. Зачем? А день на пятый, когда перестаешь выбирать одежду, когда просто надеваешь первые попавшиеся вещи, когда даже не включаешь плеер, а просто смотришь на бесконечную Швецию за окном, понимаешь, откуда эти гигантские цифры подростковых самоубийств. Жизнь есть, смысла в ней нет.
На химии можно было строить бензольные кольца в 3д, и я развлекался тем, что старался наполнить осмысленностью это действо: молекула к молекуле, чтобы образовать кольцо, которое ты потом сам и разрушишь, чтобы построить очередное кольцо. И мне это никогда не удавалось, как, в общих чертах, мне не удается ничто, и все как было странной попыткой придать хотя бы видимость смысла, так оно и осталось.
Никакого движения.
"Летящая стрела неподвижна, так как в каждый момент времени она покоится, а поскольку она покоится в каждый момент времени, то она покоится всегда".
Мы вставали даже не в 5:30 - мы вставали в пять утра, ели черничный йогурт с мюсли, и я пил очень горячий чай, просто чтобы открыть глаза. Вот выходишь ты из дома, отпихиваешь кошку ногой и через лес идешь к автобусу: а что, зеленая зона, дом в лесу, очень экологично, рядом озеро, как прелестно, боже, скорей бы уснуть/умереть - через два часа приходишь в лицей, в шесть вечера уходишь из лицея. Дома в девять.
Меня в Швеции поражало даже не столько это утомительное каждодневное повторение: подъем-черничный йогурт-лицей, - сколько видимое отсутствие хоть каких-либо изменений. Живешь в стране, где тебе в месяц дают пятьсот евро просто за то, что ты приезжаешь в лицей (сначала кажется, что пустая трата денег, но ты попробуй подниматься каждое утро в пять), и тратишь эти деньги на конфеты. Почему не поедешь куда-нибудь? "Не знаю. Никак не могу собраться".
В стране, где нет бедных, где девушка-грузчик несет те же мешки, что мужчина-грузчик, где у всех есть все, за лицеем стоят и курят марихуану. Зачем? А день на пятый, когда перестаешь выбирать одежду, когда просто надеваешь первые попавшиеся вещи, когда даже не включаешь плеер, а просто смотришь на бесконечную Швецию за окном, понимаешь, откуда эти гигантские цифры подростковых самоубийств. Жизнь есть, смысла в ней нет.
На химии можно было строить бензольные кольца в 3д, и я развлекался тем, что старался наполнить осмысленностью это действо: молекула к молекуле, чтобы образовать кольцо, которое ты потом сам и разрушишь, чтобы построить очередное кольцо. И мне это никогда не удавалось, как, в общих чертах, мне не удается ничто, и все как было странной попыткой придать хотя бы видимость смысла, так оно и осталось.
Никакого движения.
"Летящая стрела неподвижна, так как в каждый момент времени она покоится, а поскольку она покоится в каждый момент времени, то она покоится всегда".
00:24
Доступ к записи ограничен
I'm a five-pound rent boy, mr. Darcy.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
воскресенье, 22 декабря 2013
I'm a five-pound rent boy, mr. Darcy.

...и вот я лежу в вереске, и где-то раздается глухой треск ветки. Ржавые иголки колют ладонь, и под свитером по спине течет холодная капля пота. Это - иволга, так учил отец; иволга мелко хлопает крыльями и взвивается выше и выше. Поворачиваю голову, и перед глазами куст черничины, ягоды спелые, но руку поднять и протянуть тяжело.
Теперь все тяжело.
Помню три вещи, ничего больше не помню.
Помню, как летом, когда мы уезжали на озеро, отец с самого утра уходил рыбачить. Открывал дверь, и в дом заползал туман: я прятался под одеяло с головой и не было чувства прекраснее, чем эта полная защищенность от холода и одиночества. Теплая шерстяная темнота - я дышал неглубоко, редко, и терся щекой о прохладный бок подушки.
Помню, как от малины на руках оставались красные следы, и я смотрел, как на вычищенный до блеска пол падали капли: кап-кап-кап - и лужица росла и росла, во рту был привкус ванили и слоеного пирога, а я не мог сдвинуться с места. Завороженный стоял и смотрел: кап-кап-кап - и не видел ничего, кроме этого. Ни как пришла мама и беспомощно открыла рот, ни как отец замер в дверях.
Помню, что когда-то были счастливы.
Но теперь - нет.
Теперь все тяжело.
Помню три вещи, ничего больше не помню.
Помню, как летом, когда мы уезжали на озеро, отец с самого утра уходил рыбачить. Открывал дверь, и в дом заползал туман: я прятался под одеяло с головой и не было чувства прекраснее, чем эта полная защищенность от холода и одиночества. Теплая шерстяная темнота - я дышал неглубоко, редко, и терся щекой о прохладный бок подушки.
Помню, как от малины на руках оставались красные следы, и я смотрел, как на вычищенный до блеска пол падали капли: кап-кап-кап - и лужица росла и росла, во рту был привкус ванили и слоеного пирога, а я не мог сдвинуться с места. Завороженный стоял и смотрел: кап-кап-кап - и не видел ничего, кроме этого. Ни как пришла мама и беспомощно открыла рот, ни как отец замер в дверях.
Помню, что когда-то были счастливы.
Но теперь - нет.
пятница, 20 декабря 2013
I'm a five-pound rent boy, mr. Darcy.
Мультифандом: дерзкий МакЭвой, самоуверенный Хиддлстон, Ганнибал HBC.
среда, 18 декабря 2013
I'm a five-pound rent boy, mr. Darcy.

Саманте шестнадцать лет, она носит бирюзовую юбку до колена, слушает Моррисси, мечтает побывать в Бразилии и хочет завести корги. У Саманты красивые светлые волосы и волшебный выговор «р» с приглушением перед согласными, ей нравится завтракать хлопьями с холодным молоком и смотреть Би-би-си по утрам.
В последнее время Саманта, обычно блистающая на школьных концертах, выглядит усталой, часто жалуется на бессонницу и пропускает репетиции оркестра, на которые она ходила с превеликим удовольствием. Дело в том, что совсем недавно лучшая подруга Сэм – шотландка в ярко-красных вельветовых брюках и сигаретой в зубах, Кортни, – переехала в другой город, и это событие совпало со смертью одного из любимых преподавателей Саманты, с которым она частенько засиживалась, чтобы обсудить темы от новых таксонов, введенных Британской Академией, до свежих булочек с Реджиналд-стрит. Саманта не чувствует в себе сил делать что-то, она часто плачет без видимой на то причины и ощущает колоссальное отчуждение от происходящих с ней вещей – по крайней мере, именно это она пишет Кортни.
Кортни, между тем, в ее новой школе в Йорке, обдирает костяшки пальцев о столешницу на последней парте и старается быть хорошей девочкой, по совету мамы. Ей не нравятся люди, с которыми она вынуждена учиться, и не только потому, что, на ее взгляд, у них ужасных вкус в музыки и кино, просто Кортни… Кортни не очень любит людей. Людям нравится обниматься, целоваться в щеки, ходить вместе на дискотеки, а Кортни всему этому предпочитает уединенные концерты Йена Кёртиса на полу общественных уборных. Дело в том, что иногда Кортни сидит в кабинете, и – неловкое слово, дурацкая фраза – почему-то задевают ее так сильно, что ей приходится вскакивать из-за своего места и бежать вон из класса, чтобы не плакать у всех на виду. Кортни старается носить много цепей и ошейников, чтобы удерживать себя в рамках, но почему-то снова и снова она раздирает свое лицо и рыдает от бесконечного одиночества и какого-то поглощающего ее горя, из-за которого иногда она совершает необдуманные поступки. Например, в один из таких эпизодов Кортни познакомилась с Бернардом, а потом она познакомилась с его «шкатулкой драгоценностей», в которой он хранил удивительные белые таблетки, помогающие примириться с глупостью преподавателя истории, и своих острых друзей в индивидуальных упаковках.
Бернард – или Бёрди (Birdy), как зовет его Кортни из-за веточек в его густых волосах, – абсолютно не хотел вредить Кортни. Бёрди хотел утешить ее, ведь он не понаслышке знает, каково это сидеть в закрытой комнате и давиться соплями, слезами и кровью… Кровью? Наверное кровью, Бёрди точно не может сказать – иногда он страдает от «фокусов фей»: помнит некоторые моменты предельно четко, а потом раз – и словно выключают свет, и он стоит в темноты, плача и расцарапывая свою кожу, а что случилось и почему он это делает вспомнить трудно. Бёрди практически никогда не удается связать концы с концами, и его жизнь – это череда плохих и очень плохих эпизодов. Бёрди начал пить, когда ему было тринадцать, и вместе с этим у него начались приступы паники, когда избавиться от липкого навязчивого страха ему помогал только уход куда-то глубоко в себя, где было темно и не было шума. Бёрди бы хотел однажды навсегда остаться в себе, потому что весь остальной мир слишком не понятен для него и слишком, слишком жесток.
Когда Кортни рассказывает Сэм о Бёрди, та пугается и, приложив ладонь ко рту, спрашивает, не нужна ли ему помощь. «Помощь?» - переспрашивает Кортни. «Но как же мы можем ему помочь?»
К сожалению, не всегда понятно, к какому именно специалисту нужно обратиться, если ты чувствуешь себя нездоровым, потому что когда болят зубы – ты идешь к стоматологу, когда болят глаза – ты идешь к офтальмологу, но к кому же тебе следует пойти, если ты испытываешь не физическую боль и не можешь точно дислоцировать ее в себе?
Саманта звонит в центр психологической помощи, однако, когда приятный женский голос спрашивает ее, на прием к какому врачу она хотела бы попасть, Сэм зажмуривается и сбрасывает звонок. Во-первых, ей очень страшно делать это в одиночестве, а, во-вторых, она очень боится врачей. Врачи ставят диагнозы и мало чем помогают, а Сэм хочет облегчить жизнь своих друзей и себя, по возможности, а не навешивать на них ярлыки.
Первое, чего Саманта не знает, - при добровольном обращении в любую из служб психологической помощи вам не будут ставить диагноза, если вы не выскажете необходимости узнать о вашем состоянии в какой-нибудь прямой форме вроде «И, как вы считаете, что это?». Никто не заинтересован в том, чтобы просто ткнуть вам в строчку в МКБ-10, похлопать вас по плечу и пожелать жить с этим.
А второе - Саманта, как и ее друзья, не совсем понимает разницу между специалистами, предоставляющими помощь, и это удерживает ее от того, чтобы решить ряд проблем, с которыми она столкнулась.
Потому что, например, она уверена, что люди, которые обращаются к психиатрам, - это душевнобольные, и обычно ты сначала попадаешь к этому врачу, а потом тебя запирают в прекрасном белом замке с ремнями на кровати и кормят с ложечки. Саманта также не уверена, что понимает разницу между психотерапевтом и психоаналитиком, и не знает, зачем нужны психологи.
сага
Саманте нравится видеть, как Кортни улыбается официантке, когда та случайно задевает ее плечо, и подает Бёрди стакан с водой, когда тот ищет, чем запить таблетки.
В последнее время Саманта, обычно блистающая на школьных концертах, выглядит усталой, часто жалуется на бессонницу и пропускает репетиции оркестра, на которые она ходила с превеликим удовольствием. Дело в том, что совсем недавно лучшая подруга Сэм – шотландка в ярко-красных вельветовых брюках и сигаретой в зубах, Кортни, – переехала в другой город, и это событие совпало со смертью одного из любимых преподавателей Саманты, с которым она частенько засиживалась, чтобы обсудить темы от новых таксонов, введенных Британской Академией, до свежих булочек с Реджиналд-стрит. Саманта не чувствует в себе сил делать что-то, она часто плачет без видимой на то причины и ощущает колоссальное отчуждение от происходящих с ней вещей – по крайней мере, именно это она пишет Кортни.
Кортни, между тем, в ее новой школе в Йорке, обдирает костяшки пальцев о столешницу на последней парте и старается быть хорошей девочкой, по совету мамы. Ей не нравятся люди, с которыми она вынуждена учиться, и не только потому, что, на ее взгляд, у них ужасных вкус в музыки и кино, просто Кортни… Кортни не очень любит людей. Людям нравится обниматься, целоваться в щеки, ходить вместе на дискотеки, а Кортни всему этому предпочитает уединенные концерты Йена Кёртиса на полу общественных уборных. Дело в том, что иногда Кортни сидит в кабинете, и – неловкое слово, дурацкая фраза – почему-то задевают ее так сильно, что ей приходится вскакивать из-за своего места и бежать вон из класса, чтобы не плакать у всех на виду. Кортни старается носить много цепей и ошейников, чтобы удерживать себя в рамках, но почему-то снова и снова она раздирает свое лицо и рыдает от бесконечного одиночества и какого-то поглощающего ее горя, из-за которого иногда она совершает необдуманные поступки. Например, в один из таких эпизодов Кортни познакомилась с Бернардом, а потом она познакомилась с его «шкатулкой драгоценностей», в которой он хранил удивительные белые таблетки, помогающие примириться с глупостью преподавателя истории, и своих острых друзей в индивидуальных упаковках.
Бернард – или Бёрди (Birdy), как зовет его Кортни из-за веточек в его густых волосах, – абсолютно не хотел вредить Кортни. Бёрди хотел утешить ее, ведь он не понаслышке знает, каково это сидеть в закрытой комнате и давиться соплями, слезами и кровью… Кровью? Наверное кровью, Бёрди точно не может сказать – иногда он страдает от «фокусов фей»: помнит некоторые моменты предельно четко, а потом раз – и словно выключают свет, и он стоит в темноты, плача и расцарапывая свою кожу, а что случилось и почему он это делает вспомнить трудно. Бёрди практически никогда не удается связать концы с концами, и его жизнь – это череда плохих и очень плохих эпизодов. Бёрди начал пить, когда ему было тринадцать, и вместе с этим у него начались приступы паники, когда избавиться от липкого навязчивого страха ему помогал только уход куда-то глубоко в себя, где было темно и не было шума. Бёрди бы хотел однажды навсегда остаться в себе, потому что весь остальной мир слишком не понятен для него и слишком, слишком жесток.
Когда Кортни рассказывает Сэм о Бёрди, та пугается и, приложив ладонь ко рту, спрашивает, не нужна ли ему помощь. «Помощь?» - переспрашивает Кортни. «Но как же мы можем ему помочь?»
К сожалению, не всегда понятно, к какому именно специалисту нужно обратиться, если ты чувствуешь себя нездоровым, потому что когда болят зубы – ты идешь к стоматологу, когда болят глаза – ты идешь к офтальмологу, но к кому же тебе следует пойти, если ты испытываешь не физическую боль и не можешь точно дислоцировать ее в себе?
Саманта звонит в центр психологической помощи, однако, когда приятный женский голос спрашивает ее, на прием к какому врачу она хотела бы попасть, Сэм зажмуривается и сбрасывает звонок. Во-первых, ей очень страшно делать это в одиночестве, а, во-вторых, она очень боится врачей. Врачи ставят диагнозы и мало чем помогают, а Сэм хочет облегчить жизнь своих друзей и себя, по возможности, а не навешивать на них ярлыки.
Первое, чего Саманта не знает, - при добровольном обращении в любую из служб психологической помощи вам не будут ставить диагноза, если вы не выскажете необходимости узнать о вашем состоянии в какой-нибудь прямой форме вроде «И, как вы считаете, что это?». Никто не заинтересован в том, чтобы просто ткнуть вам в строчку в МКБ-10, похлопать вас по плечу и пожелать жить с этим.
А второе - Саманта, как и ее друзья, не совсем понимает разницу между специалистами, предоставляющими помощь, и это удерживает ее от того, чтобы решить ряд проблем, с которыми она столкнулась.
Потому что, например, она уверена, что люди, которые обращаются к психиатрам, - это душевнобольные, и обычно ты сначала попадаешь к этому врачу, а потом тебя запирают в прекрасном белом замке с ремнями на кровати и кормят с ложечки. Саманта также не уверена, что понимает разницу между психотерапевтом и психоаналитиком, и не знает, зачем нужны психологи.
сага
Саманте нравится видеть, как Кортни улыбается официантке, когда та случайно задевает ее плечо, и подает Бёрди стакан с водой, когда тот ищет, чем запить таблетки.
I'm a five-pound rent boy, mr. Darcy.
Самая смешная шутка про ПОИ, авторитетно:


I'm a five-pound rent boy, mr. Darcy.
Моя любимая забава с собой - ах, что лгать, все забавы с собой мои любимые - в процессе какого-нибудь важного дела, от которого я устаю, дерзко засмеяться себе в лицо и потребовать вспомнить какое-нибудь слово, например, на испанском, которое я давно не употреблял.
Я стою с двумя книгами наперевес - по гендерному анализу в преломлении чего-то там и по гендерному анализу без преломлений - и спрашиваю себя, как на испанском будет "грех", и слышу, как я, убедительно рассказывающий себе перспективы углубления в тематику гендерного анализа через постижение тончайших деталей гендерного подхода в рекламе, раздраженно отвлекаюсь от этого мероприятия и задумываюсь. Слово "грех", безусловно, можно заменить обширным количеством синонимов, начиная от "аморального поступка" заканчивая "провинностью", но все они безнадежно далеки от необходимого мне содержания.
В подобные моменты я кажусь себе нищим перед непостижимостью феноменов и громадной общечеловеческой конвенцией называть какие-то вещи определенными именами. В такие секунды все кажется потрясающе хрупким: как только мы откажемся от компромисса называть кого-то слабыми и сильными, мужчинами и женщинами, как только содержание понятия перестанет быть описываемым с помощью уже используемых средств речи - тогда, даже и не знаю,
тогда я смогу написать курсовую на тему использования феминности в мужском образе, которая не будет рисковать оказаться "пидорской" по мнению широкой общественности. Пидорские курсачи, huh, мсье Сартр, а как вы бунтовали в юные годы?
"Почему бы не называть грех на испанском pecan? Как орех-пекан? Это было бы премило... Не хочешь ли немного пеканов, дорогая, и этого изумительного французского вина?"
На испанском грех - el pecado, и, конечно, я вспоминаю об это через пять секунд сочинения восхитительных шуточек.
Всегда порчу хорошие шутки.
Я стою с двумя книгами наперевес - по гендерному анализу в преломлении чего-то там и по гендерному анализу без преломлений - и спрашиваю себя, как на испанском будет "грех", и слышу, как я, убедительно рассказывающий себе перспективы углубления в тематику гендерного анализа через постижение тончайших деталей гендерного подхода в рекламе, раздраженно отвлекаюсь от этого мероприятия и задумываюсь. Слово "грех", безусловно, можно заменить обширным количеством синонимов, начиная от "аморального поступка" заканчивая "провинностью", но все они безнадежно далеки от необходимого мне содержания.
В подобные моменты я кажусь себе нищим перед непостижимостью феноменов и громадной общечеловеческой конвенцией называть какие-то вещи определенными именами. В такие секунды все кажется потрясающе хрупким: как только мы откажемся от компромисса называть кого-то слабыми и сильными, мужчинами и женщинами, как только содержание понятия перестанет быть описываемым с помощью уже используемых средств речи - тогда, даже и не знаю,
тогда я смогу написать курсовую на тему использования феминности в мужском образе, которая не будет рисковать оказаться "пидорской" по мнению широкой общественности. Пидорские курсачи, huh, мсье Сартр, а как вы бунтовали в юные годы?
"Почему бы не называть грех на испанском pecan? Как орех-пекан? Это было бы премило... Не хочешь ли немного пеканов, дорогая, и этого изумительного французского вина?"
На испанском грех - el pecado, и, конечно, я вспоминаю об это через пять секунд сочинения восхитительных шуточек.
Всегда порчу хорошие шутки.
I'm a five-pound rent boy, mr. Darcy.
вторник, 17 декабря 2013
I'm a five-pound rent boy, mr. Darcy.
В жизни каждой маленькой девочки наступает такой момент, когда она осознает разницу между трансцендентным и трансцендентальным.
А в жизни Антона Лашдена наступает такой момент, когда вот четыре утра, а он смотрит на дерьмово оформленную презентацию про нано-шурупы для проверки тормозной системы тракторов на английском и скромно пишет в комментариях, что, эм, прасцице, я признаю со всем принижением, что случайно переписал текст на слайдах 11, 13, 16, 18, 20-33 и не смог пройти мимо картинок, вынесенных за поля слайда (какое новаторское дизайнерское решение, хвалю, нижайше кланяюсь автору), а в целом, работа-то проделана блестяще, просто удивительно, как это зарубежные инвесторы не оценили этого креативного подхода с ярко-зеленым цветом текста и разными шрифтами на каждом слайде. Зажравшиеся европейцы.
Сегодня мне выдали справку о том, что, несмотря на все мои старания, я все-таки смог пройти курс и теперь могу быть назначенным на руководящие должности (В ПРЕЗИДЕНТЫ УЖЕ ЗАВТРА, В ПРЕМЬЕРЫ - УЖЕ СЕГОДНЯ), я подавляю желание написать IN YOUR FACE и выслать скан справки в лс под аплодисменты своих разрушенных надежд на совместное будущее. В целом, это подтверждает теорию о том, что вещи, которые ты страстно желаешь, ты получаешь. Но получаешь слишком поздно и с наклейкой "ВСКРЫТО ТАМОЖЕННОЙ СЛУЖБОЙ".
Серьезно, часа два провел в порывах написать смску "ТЕПЕРЬ Я ОФИЦИАЛЬНО ВМЕНЯЕМ. ЛЮБИ МЕНЯ", потом вспомнил, что это может быть расценено как харассмент, и выбросил эту инициативу оппозиционного правительства в урну еще в первом чтении.
Каждый раз, когда мне вдруг резко начинает казаться, что я слишком одинок и слишком безнадежен в преломлении к реальной жизни, я даю себе совет почитать книгу.
В результате этих потрясающих решений дней пять назад, встретив подряд в Достоевском имена "Варвара", "Катя" и "Григорий" я ПРИДУМАЛ СЕБЕ ЦЕЛУЮ ИСТОРИЮ НА ЭТОТ СЧЕТ, РАССТРОИЛСЯ И ПОЛДНЯ ПЕРЕЖИВАЛ ИЗ-ЗА ТОГО, ЧТО ПРОИЗОШЛО В МОЕЙ ГОЛОВЕ ПО ЭТОМУ ПОВОДУ. Такие ноктюрны не всем по силам, но я никогда не искал простых решений и не скрывал своих амбиций в этой области.
Лучший момент дня - когда можно заползти в одежде под одеяло и согреться.
А в жизни Антона Лашдена наступает такой момент, когда вот четыре утра, а он смотрит на дерьмово оформленную презентацию про нано-шурупы для проверки тормозной системы тракторов на английском и скромно пишет в комментариях, что, эм, прасцице, я признаю со всем принижением, что случайно переписал текст на слайдах 11, 13, 16, 18, 20-33 и не смог пройти мимо картинок, вынесенных за поля слайда (какое новаторское дизайнерское решение, хвалю, нижайше кланяюсь автору), а в целом, работа-то проделана блестяще, просто удивительно, как это зарубежные инвесторы не оценили этого креативного подхода с ярко-зеленым цветом текста и разными шрифтами на каждом слайде. Зажравшиеся европейцы.
Сегодня мне выдали справку о том, что, несмотря на все мои старания, я все-таки смог пройти курс и теперь могу быть назначенным на руководящие должности (В ПРЕЗИДЕНТЫ УЖЕ ЗАВТРА, В ПРЕМЬЕРЫ - УЖЕ СЕГОДНЯ), я подавляю желание написать IN YOUR FACE и выслать скан справки в лс под аплодисменты своих разрушенных надежд на совместное будущее. В целом, это подтверждает теорию о том, что вещи, которые ты страстно желаешь, ты получаешь. Но получаешь слишком поздно и с наклейкой "ВСКРЫТО ТАМОЖЕННОЙ СЛУЖБОЙ".
Серьезно, часа два провел в порывах написать смску "ТЕПЕРЬ Я ОФИЦИАЛЬНО ВМЕНЯЕМ. ЛЮБИ МЕНЯ", потом вспомнил, что это может быть расценено как харассмент, и выбросил эту инициативу оппозиционного правительства в урну еще в первом чтении.
Каждый раз, когда мне вдруг резко начинает казаться, что я слишком одинок и слишком безнадежен в преломлении к реальной жизни, я даю себе совет почитать книгу.
В результате этих потрясающих решений дней пять назад, встретив подряд в Достоевском имена "Варвара", "Катя" и "Григорий" я ПРИДУМАЛ СЕБЕ ЦЕЛУЮ ИСТОРИЮ НА ЭТОТ СЧЕТ, РАССТРОИЛСЯ И ПОЛДНЯ ПЕРЕЖИВАЛ ИЗ-ЗА ТОГО, ЧТО ПРОИЗОШЛО В МОЕЙ ГОЛОВЕ ПО ЭТОМУ ПОВОДУ. Такие ноктюрны не всем по силам, но я никогда не искал простых решений и не скрывал своих амбиций в этой области.
Лучший момент дня - когда можно заползти в одежде под одеяло и согреться.
01:43
Доступ к записи ограничен
I'm a five-pound rent boy, mr. Darcy.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
I'm a five-pound rent boy, mr. Darcy.
Закон двойного отрицания - принцип, согласно которому «если неверно, что неверно А, то А верно».

хх
в эту ночь
я не выйду на улицы
сражаться
за твое имя
в эту ночь
я не подниму меч
отвоевывая
тебя
у темноты
ты
уходишь
но
на эту святую войну
где в гробе господнем
будет лежать
мое
сердце
я за тобой
не пойду
я не пойду

хх
в эту ночь
я не выйду на улицы
сражаться
за твое имя
в эту ночь
я не подниму меч
отвоевывая
тебя
у темноты
ты
уходишь
но
на эту святую войну
где в гробе господнем
будет лежать
мое
сердце
я за тобой
не пойду
я не пойду
суббота, 14 декабря 2013
I'm a five-pound rent boy, mr. Darcy.
Но мы-то не боги. Положим, я, например, глубоко могу страдать, но другой никогда ведь не может узнать, до какой степени я страдаю, потому что он другой, а не я, и, сверх того, редко человек согласится признать другого за страдальца (точно будто это чин). Почему не согласится, как ты думаешь? Потому, например, что от меня дурно пахнет, что у меня глупое лицо, потому что я раз когда-то отдавил ему ногу. К тому же страдание и страдание: унизительное страдание, унижающее меня, голод, например, еще допустит во мне мой благодетель, но чуть повыше страдание, за идею, например, нет, он это в редких разве случаях допустит, по-тому что он, например, посмотрит на меня и вдруг увидит, что у меня вовсе не то лицо, какое, по его фантазии, должно бы быть у человека, страдающего за такую-то, например, идею. Вот он и лишает меня сейчас же своих благодеяний и даже вовсе не от злого сердца.
Достоевский, "Братья Карамазовы"
хх
Мне любопытно, что Достоевский своей эпилепсией наделяет не одного из братьев, а Павла Смердякова: "смерда", раба, который кричит во тьме по ночам от очередного припадка.
И, конечно, со второго прочтения лучше воспринимается, и не отпускает вопрос: читал Кафка или не читал.
пятница, 13 декабря 2013
I'm a five-pound rent boy, mr. Darcy.

Право на страдания
Если бы не кинематограф, я бы никогда и не узнал, что моя депрессия – это совсем неплохо. Можно даже сказать, что моя депрессия – это элегантное дополнение к моим черным платьям и темной помаде.
читать дальше
Одна из больших проблем неполадок внутри головы – их никто не видит. Предположим, ты поранил ногу – и вот она загноилась. Несколько дней ты – да, глупый ты, без медицинского образования – бинтуешь ее и чем-то смазываешь. Это, конечно, не производит никакого эффекта: из раны сочится гной, края нарывает, ты не можешь ходить – и, как результат, ты просишь о помощи кого-нибудь более компетентного в этой области. Ты испытываешь боль, и ты знаешь, что люди с опытом в таких вопросах или с квалификацией в данной области, помогут тебе. Ты ведь не думаешь о том, что кто-то может сказать тебе: «О, гноящаяся нога? Это всего лишь подростковый период. Скоро пройдет».
Однажды меня попросили объяснить, что такое быть в депрессии, и я сказал, что это такое состояние, будто бы ты вогнал в себя ржавый гвоздь и забыл о том, что ты это сделал. И каждый день тебе приходится мучиться от невыносимой боли, которую ты вынужден терпеть, потому что ты не знаешь ни откуда она взялась, ни как ее облегчить. Сейчас я бы добавил, что депрессия – это ржавые гвозди по всему телу, которые ты видишь каждый день в зеркале, и ты не можешь никому об этом рассказать, потому что ты боишься, что тебя высмеют.
Мы поддерживаем существование общества, которое заставляет нас ненавидеть слабость. Которое заставляет нас ненавидеть самих себя за то, что мы испытываем: за то, что мы чувствуем боль, одиночество, мы переживаем и не можем справиться со своими переживаниями сами.
Мы поддерживаем общество, которое день за днем говорит нам, что мы должны быть здоровыми и чувствовать себя хорошо, но если мы не испытываем этого, мы не должны обращаться за помощью – мы должны притворяться.
Это стыдно: все девочки как девочки, ходят в кино и обнимаются с парнями, а ты сидишь, запершись в ванной комнате, и пытаешься убедить настойчивый голос в своей голове, что двадцать пять порезов не решат ровным счетом ни одной проблемы. И то ли занятия в дебатном клубе оказались недостаточно продуктивными, то ли голос брал уроки у лучших ораторов, но ты эти споры никогда не выигрываешь.
Это стыдно, потому что люди участвуют в олимпиадах, конкурсах, ходят на вечеринки, а ты задыхаешься и стараешься прижаться к полу от страха, вызванного перспективой выйти из дома. Это стыдно: ты никому не можешь рассказать и боишься признаться самой себе, что эти удивительно правильные мысли о том, будто ты не заслуживаешь жизни, будто ты ничтожна, будто твое существование – это ошибка, будто твои родители желают твоей смерти или – в целом – весь мир желает твоей смерти, - всё это обосновалось внутри твоей головы, рядом с анимацией Хаяо Миядзаки. И почему-то не покидает ее.
Как рассказать людям, которые в пятничный вечер сидят и смотрят юмористическое шоу, чтобы отдохнуть от работы, что ты двадцать минут проторчала под дверью в квартиру, заставляя себя прекратить рыдать? Как рассказать о том, что ты плачешь в уборных, ты плачешь под партой, ты плачешь-плачешь-плачешь и ты не можешь проконтролировать себя? Как рассказать о том, что для возвращения контроля над этой паршивой жизнью, ты уродуешь себя три дня в неделю с помощью грязного лезвия, которое ты хранишь в пенале якобы для того, чтобы исправлять описки в тетрадях?
Ты не знаешь.
Ты не знаешь.
И никто тебе не говорит.
В фильмах обычно главная героиня в такие моменты открывает широко свои прелестные глаза и говорит своей маме о том, что в последнее время ее существование перестало быть таким уж замечательным. В реальной жизни ты открываешь широко свои далеко не прелестные глаза, чтобы просто не разрыдаться от осознания собственной никчемности, и говоришь маме о том, что в школе все было нормально, и ты продолжаешь готовиться к выпускным экзаменам.
Когда ты пытаешься рассказать хоть кому-то о том, что ты испытываешь, тебе говорят, что «я тоже испытывала подобное, но потом повзрослела». Тебя обвиняют в лицемерии и позерстве.
А ты в это время режешь свое запястье.
Иногда, когда я случайно вижу или слышу эти дельные комментарии насчет того, что пора бы прекратить ныть и что «все проходят через подростковые страдания», мне очень хочется сказать этим людям: если вы не можете оказать поддержки – уходите.
Если вы не можете уважать чужое право испытывать боль, делиться этой болью, если вас раздражает, что другие люди описывают свое состояние, чтобы получить помощь и перестать чувствовать себя одинокими, - уходите. Вам нужно поработать над собой, чтобы осознать: ваше понимание боли базируется на романтизированном кинематографичном образе барышень, которые сидят на мягких постельках и жуют мармеладки, пока их психологи или психотерапевты прописывают им таблеточки, от которых снова хочется жить. Вы не имеете никакого права судить состояния других людей. Вы не имеете права стыдить их или указывать им, как себя чувствовать. Вы невежественны и ограничены в области понимания других людей.
Когда ты говоришь о том, чего не испытываешь, - ты получаешь необходимую поддержку и двигаешься дальше. Когда ты говоришь о том, что испытываешь, и не получаешь поддержки, ты еще больше замыкаешься в себе. Потому что ты-то знаешь: тебя не сыграет Руни Мара и ее длинные ухоженные волосы, или Кристина Риччи и ее губы бантиком – ты избегаешь своего отражения, потому что на коже появились прыщи, от недостатка физической активности ты оплыла и стала грузной.
Потому что ты знаешь: это не похоже на фильмы.
читать дальше
Если бы каждому из нас хоть раз в жизни пришлось по-настоящему встать на место другого, мы бы переписали Декларацию прав человека, осознав, что боль – это не то, как мы воспринимаем чувства других людей. Боль – это то, что испытывают они. И каждый из нас должен уважать право быть слабым. Каждый из нас должен уважать право быть понятым и защищенным без осуждения и упреков. Каждому из нас необходима поддержка и помощь.
Каждый из нас – это возможность помочь.
читать дальше
Одна из больших проблем неполадок внутри головы – их никто не видит. Предположим, ты поранил ногу – и вот она загноилась. Несколько дней ты – да, глупый ты, без медицинского образования – бинтуешь ее и чем-то смазываешь. Это, конечно, не производит никакого эффекта: из раны сочится гной, края нарывает, ты не можешь ходить – и, как результат, ты просишь о помощи кого-нибудь более компетентного в этой области. Ты испытываешь боль, и ты знаешь, что люди с опытом в таких вопросах или с квалификацией в данной области, помогут тебе. Ты ведь не думаешь о том, что кто-то может сказать тебе: «О, гноящаяся нога? Это всего лишь подростковый период. Скоро пройдет».
Однажды меня попросили объяснить, что такое быть в депрессии, и я сказал, что это такое состояние, будто бы ты вогнал в себя ржавый гвоздь и забыл о том, что ты это сделал. И каждый день тебе приходится мучиться от невыносимой боли, которую ты вынужден терпеть, потому что ты не знаешь ни откуда она взялась, ни как ее облегчить. Сейчас я бы добавил, что депрессия – это ржавые гвозди по всему телу, которые ты видишь каждый день в зеркале, и ты не можешь никому об этом рассказать, потому что ты боишься, что тебя высмеют.
Мы поддерживаем существование общества, которое заставляет нас ненавидеть слабость. Которое заставляет нас ненавидеть самих себя за то, что мы испытываем: за то, что мы чувствуем боль, одиночество, мы переживаем и не можем справиться со своими переживаниями сами.
Мы поддерживаем общество, которое день за днем говорит нам, что мы должны быть здоровыми и чувствовать себя хорошо, но если мы не испытываем этого, мы не должны обращаться за помощью – мы должны притворяться.
Это стыдно: все девочки как девочки, ходят в кино и обнимаются с парнями, а ты сидишь, запершись в ванной комнате, и пытаешься убедить настойчивый голос в своей голове, что двадцать пять порезов не решат ровным счетом ни одной проблемы. И то ли занятия в дебатном клубе оказались недостаточно продуктивными, то ли голос брал уроки у лучших ораторов, но ты эти споры никогда не выигрываешь.
Это стыдно, потому что люди участвуют в олимпиадах, конкурсах, ходят на вечеринки, а ты задыхаешься и стараешься прижаться к полу от страха, вызванного перспективой выйти из дома. Это стыдно: ты никому не можешь рассказать и боишься признаться самой себе, что эти удивительно правильные мысли о том, будто ты не заслуживаешь жизни, будто ты ничтожна, будто твое существование – это ошибка, будто твои родители желают твоей смерти или – в целом – весь мир желает твоей смерти, - всё это обосновалось внутри твоей головы, рядом с анимацией Хаяо Миядзаки. И почему-то не покидает ее.
Как рассказать людям, которые в пятничный вечер сидят и смотрят юмористическое шоу, чтобы отдохнуть от работы, что ты двадцать минут проторчала под дверью в квартиру, заставляя себя прекратить рыдать? Как рассказать о том, что ты плачешь в уборных, ты плачешь под партой, ты плачешь-плачешь-плачешь и ты не можешь проконтролировать себя? Как рассказать о том, что для возвращения контроля над этой паршивой жизнью, ты уродуешь себя три дня в неделю с помощью грязного лезвия, которое ты хранишь в пенале якобы для того, чтобы исправлять описки в тетрадях?
Ты не знаешь.
Ты не знаешь.
И никто тебе не говорит.
В фильмах обычно главная героиня в такие моменты открывает широко свои прелестные глаза и говорит своей маме о том, что в последнее время ее существование перестало быть таким уж замечательным. В реальной жизни ты открываешь широко свои далеко не прелестные глаза, чтобы просто не разрыдаться от осознания собственной никчемности, и говоришь маме о том, что в школе все было нормально, и ты продолжаешь готовиться к выпускным экзаменам.
Когда ты пытаешься рассказать хоть кому-то о том, что ты испытываешь, тебе говорят, что «я тоже испытывала подобное, но потом повзрослела». Тебя обвиняют в лицемерии и позерстве.
А ты в это время режешь свое запястье.
Иногда, когда я случайно вижу или слышу эти дельные комментарии насчет того, что пора бы прекратить ныть и что «все проходят через подростковые страдания», мне очень хочется сказать этим людям: если вы не можете оказать поддержки – уходите.
Если вы не можете уважать чужое право испытывать боль, делиться этой болью, если вас раздражает, что другие люди описывают свое состояние, чтобы получить помощь и перестать чувствовать себя одинокими, - уходите. Вам нужно поработать над собой, чтобы осознать: ваше понимание боли базируется на романтизированном кинематографичном образе барышень, которые сидят на мягких постельках и жуют мармеладки, пока их психологи или психотерапевты прописывают им таблеточки, от которых снова хочется жить. Вы не имеете никакого права судить состояния других людей. Вы не имеете права стыдить их или указывать им, как себя чувствовать. Вы невежественны и ограничены в области понимания других людей.
Когда ты говоришь о том, чего не испытываешь, - ты получаешь необходимую поддержку и двигаешься дальше. Когда ты говоришь о том, что испытываешь, и не получаешь поддержки, ты еще больше замыкаешься в себе. Потому что ты-то знаешь: тебя не сыграет Руни Мара и ее длинные ухоженные волосы, или Кристина Риччи и ее губы бантиком – ты избегаешь своего отражения, потому что на коже появились прыщи, от недостатка физической активности ты оплыла и стала грузной.
Потому что ты знаешь: это не похоже на фильмы.
читать дальше
Если бы каждому из нас хоть раз в жизни пришлось по-настоящему встать на место другого, мы бы переписали Декларацию прав человека, осознав, что боль – это не то, как мы воспринимаем чувства других людей. Боль – это то, что испытывают они. И каждый из нас должен уважать право быть слабым. Каждый из нас должен уважать право быть понятым и защищенным без осуждения и упреков. Каждому из нас необходима поддержка и помощь.
Каждый из нас – это возможность помочь.
вторник, 10 декабря 2013
I'm a five-pound rent boy, mr. Darcy.

нечего больше терять, некому больше верить
над рекой, над полем, в моей голове туман
и мне остаётся обнять лишь себя самого и встретить
воем бешеным пляшет, в истерике бьётся
и кричит, и не может покоя найти
но никто не придёт, нет, никто не вернётся
никто не придёт, нет, никто не вернётся
никто никогда ни за что не простит
и не смей, не смей напевать свою вечную
довольно, устал, мне хватило сполна
ты опять за своё, я опять покалеченный
для тебя — серенада, для меня — седина
но ты не дремлешь, не спишь, ты всё пьёшь мою кровь
и ты не слышишь меня, нет, ты точно не слышишь
своих песен.
Порой люди прощаются с крышей,
и что хуже того, люди бросаются с крыш
Прослушать или скачать The Retuses Triangulum бесплатно на Простоплеер