Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Мужики, я принес вам очень странный текст, дайте же мне к нему фидбека, будьте же лапушками.

Название: Детские страхи
Автор: Entony Lashden
Бета: Hideaki
Фэндом: X-men: First Class x Thor
Персонажи: Эрик Леншер/Чарльз Ксавье + Тор/Локи
Рейтинг: Эрик Леншер/Чарльз Ксавье: NC-17 + Тор/Локи: R
Жанры: романс
Размер: мини
Статус: закончен
Предупреждения: частичный кроссовер, сомнительное обоснование
Саммари: на языке Эрика Леншера и Тор Одинсона гроза - это "способ быть одиноким" + Чарльз рассказывает Эрику миф о Торе и Локи

Примечание: королевская конница, согласно Милану Кундере, у которого я этот обычай и нашел, - это традиция Моравии, заключающаяся в том, что правитель определенной земли и люди, верящие в легитимность его власти, в определенный день должны совершить заезд по этой земле. Если в этот день не поступает альтернативных предложений о властители земли, т.е. не собирается еще одна конница, король остается править. Я не уверен в реальном существовании этого обычая, а о том, что он есть у скандинавов вообще речи не идет, но это же фикшн, а значит, невозможное возможно.

В шкафу пахло сосновыми досками и розмарином; он укутывался в пальто отца: жесткий шерстяной воротник-стойка, темно-коричневая подкладка – и застывал, слушая, как где-то вдали гром ударяет по железным крышам. Эрик представлял, что гром – это разъяренная лошадь, с которой клочьями падает пена, и эта пена серыми тучами застилает небо.
Эрику Леншеру, зажавшемуся в угол шкафа в спальне родителей, казалось, что на теле этой лошади – свежие полосы от хлыста, и поэтому она, исходя кровью, месит копытами тучи.

Молния, высунув длинный язык, кусала небо, и от укусов по черной ткани расползались в стороны белые нитки, пока Эрик, прижавшись лбом к сложенным вместе ладоням, судорожно пытался вспомнить текст молитвы. У него дрожали колени, и, закусив губу, он шепотом просил у Бога сделать что-нибудь, чтобы гроза прекратилась.

В 1939 у Бога нашлись другие, более интересные дела и, ненадолго отвернувшись от дольнего мира, он позволил грозе продолжаться шесть лет.
Эрик не раз будет вспоминать эту последнюю молитву, сыплющуюся с ободранных губ. Эрик не раз будет вспоминать, что он один; похоронен со своей болью в деревянном гробу, из которого его никто не вытащит.

Эрик сжимает в кулаке подол нежно-лилового платья мамы; ему слишком стыдно, чтобы позвать на помощь, и слишком страшно, чтобы помочь себе самому, поэтому он сидит в шкафу, задыхаясь в спертом воздухе, и ждет. Он ждет, пока страх отступит.
Эрик Леншер, смотрящий в темноту и вытирающий горячие слезы, еще не знает, что совсем скоро у него не будет времени бояться. Совсем скоро ему придется запереть маленького мальчика, который надеется на спасение, в точно такой же клетке внутри самого себя и не слышать его отчаянных криков. Скоро Эрику придется забыть о возможности быть слабым.

Но в тот день тонкий голос мамы: «Эрик, где ты?» - надламывает грохот за окном, и Эрик скулит от облегчения. Мама открывает шкаф – мама, от которой всегда шло ровное тепло, – и смеется, увидев его. «Всего лишь гроза, Эрик!»
У мамы были мягкие теплые руки, у мамы были густые черные волосы, мама любила его безгранично. Мама любила его, даже когда Эрик дрался с соседскими детьми, даже когда Эрик приходил домой в испачканной одежде, которую негде было стирать, мама любила Эрика и защищала его от этого огромного мира, в котором ему не было места. Мальчик, вынужденный стоять на носках там, где другие люди стояли полной стопой, – он был последней радостью женщины с натруженными руками и пожелтевшей кожей.
И Эрик не смог ее спасти.

Эрик ненавидит несправедливость, унижение, слабость, боль. Эрик ненавидит одиночество и чувство вины.
Эрик ненавидит грозу.

Темное, чернильное небо, исполосованное тонкими линиями дождя; Эрик три раза читает одну и ту же сроку, Эрик три раза встает с кресла и пытается выйти из кабинета, Эрик делает три глотка из стакана с виски и растирает ледяными пальцами лоб. Он порывается выйти из комнаты, но останавливается в шаге от двери и с напускным безразличием смотрит в окно, стараясь пересилить себя. Нужно уйти отсюда, найти Чарльза и – нет, конечно, не потому, что Эрик не может справиться со своими детскими страхами, а потому, что Эрику нужна компания для шахмат – сесть рядом с ним, дотронуться костяшками пальцев до его щеки, может быть, поцеловать. Да, нужно найти Чарльза, зарыться носом в его волосы, сбросить его идиотские бумаги на пол и поставить перед ним шахматную доску. А потом – поцеловать.
«Эрик». Теплая волна от плеч к солнечному сплетению, которая жадно облизывает густой трепет внутри. «Эрик». Ксавье не зовет и не приказывает – это больше похоже на мягкое рукопожатие, после которого Чарльз, аккуратно дотронувшись до ладони Эрика, тянет его на себя, заставляя сделать шаг. «Мне нужна твоя помощь в библиотеке».
Они договорились, что Чарльз не будет читать его мысли, по крайней мере, в те моменты, когда Эрик запирается в своей комнате и, злобно рыча, скалится на любого, кто посмеет войти внутрь. Да и как договорились… Эрик обвязал металлическими прутьями запястья Чарльза и, пока тот корчился под поцелуями, рассказывал долгую историю о том, что его сознание – это частная территория. «Ты понимаешь, Чарльз?..» - язык обводит пупок, и Эрик прижимается влажными губами к дорожке жестких волос. «О да…» - хрипло шепчет Чарльз и подается бедрами наверх, упираясь стоящим членом в шею Леншера. «Ты согласен, что будет разумным не применять твои способности на мне?» - Эрик приподнимается на локте и выдыхает на покрасневшую головку члена, хмыкая, когда Чарльз шире разводит ноги и, запрокинув голову, кивает.

Чарльз всегда выполняет свои обещания.
Когда они целуются в первый раз и получается слишком пьяно: нет ни вкуса друг друга, ни запаха – только горечь алкоголя и головокружение от нехватки воздуха, и это совсем не так, как хочет Эрик, который прижимает Чарльза к себе за талию и рычит: «Я хочу по-другому», - Чарльз смеется и дотрагивается губами до его подбородка: «Все будет так, как ты захочешь». Через два дня, когда Эрик ставит ему шах и мат, Чарльз обходит этот кретинский столик и, опершись на ручку кресла, закрывает глаза, сглатывает и встает между ног Леншера, чтобы дать ему поцеловать себя так, как будет правильно. Язык медленно приоткрывает губы, и Ксавье хватается за плечо Леншера, потому что его ведет от одной мысли о том, что Эрик, Эрик Леншер, который скалится на людях и приподнимает бровь, слушая его идеи о сотрудничестве людей и мутантов, впивается пальцами в его ягодицы и стонет в его рот.
Когда они занимаются сексом в первый раз, Чарльз делает несколько попыток выключить свет, пока Эрик не выходит из себя и не приказывает ему замереть. Ксавье лежит на громадной кровати, абсолютно обнаженный, с засосами на грудной клетке и животе, и Эрик, сидящий напротив него, хрипло говорит, что хочет смотреть, хочет видеть Чарльза. Они смотрят друг на друга секунд десять в полной тишине, до того момента, как Ксавье закрывает глаза и кивает. «Все будет так, как ты захочешь».

Чарльз не читал его и сегодня – под Эриком скрипят деревянные половицы, и он застывает в дверях, когда за окном сипло рычит гром. Чарльз просто почувствовал, что Эрик нуждается в нем, и это беспокоит куда больше, чем простая телепатия.
- Ты наконец понял, что написание научных статей – это пустая трата твоего времени?.. – Чарльз отрывается от бумаг и с усилием улыбается: устал. Под глазами – темные круги, кожа – желтый пергамент. – Когда ты в последний раз спал, Чарльз?
- Я спал, - лжет и даже не старается сделать так, чтобы в это можно было поверить. – Не так давно…
Эрик открывается от дверного косяка и садится на диван около камина: плечи напряжены, руки сведены в замок на груди, ноги скрещены. Они нужны друг другу – Чарльз делает глоток остывшего чая и перемещается на диван.

В этом весь Ксавье: он занимает самый угол, ближе к камину, чтобы Эрик, если ему это необходимо, смог забрать все остальное пространство. Леншер терпеть не может этих бессознательных доказательств того, что, при определенных условиях, Чарльз может отдать ему все и пожертвовать своими интересами ради него. Чарльз слишком любит его – и иногда Эрику хочется ударить Ксавье наотмашь, чтобы тот очнулся.

На Эрике – темно-синие вельветовые брюки, которые он и Чарльз, кстати говоря, вместе купили месяца два назад после долгого утомительного разговора о том, что нельзя носить одну и ту же водолазку неделями подряд. «Просто разреши мне сделать это для тебя!» - Чарльз касается пальцами виска, и Леншер почему-то догадывается, что дальнейшие пререкания могут закончиться тем, что он очнется дня через три с осадком ментального изнасилования. Ксавье расплачивается за покупку с плохо скрытым удовольствием и, когда они остаются в комнате наедине, целует Эрика в плечо, пока тот, стоя у кровати, беспомощно сжимает ладони в кулаки.
«Перестань, Чарльз. Хватит».

Темно-синие брюки, которые Эрик демонстративно натянул на голое тело, чувствуя, как вельвет мягко обтягивает кожу, – Чарльз не может удержаться от того, чтобы царапнуть ногтем узкий рубчик на штанине: ладонь скользит от бедра к колену, пока Эрик не накрывает ее своей рукой и не сдавливает.

Чарльзу больше не нужно спрашивать, ему больше не нужно как бы невзначай прижиматься к плечу Эрика, чтобы ухватить отголосок его мыслей: теперь все ясно без дополнительных объяснений, они знают, чего хотят, еще не успев высказать желание. Это одновременно и самое приятное, что происходило в жизни Эрика – доверять кому-то до такой степени, и самое страшное событие, рядом с которым не стояли даже эксперименты СС: быть влюбленным в кого-то. Любить кого-то – это опасно, - Эрик проводит большим пальцем по запястью Чарльза, и тот откидывается на спинку кресла.

Чарльз не всегда понимает Эрика, но он постоянно чувствует его.
Он чувствует тугой ком страха в горле, боль в затекшем запястье, он чувствует напряжение в разведенных лопатках и стальную спицу, прошедшую через виски и причиняющую головную боль.
- Погода… просто катастрофа, - усмехается Чарльз и зажмуривается: под веками расплываются пятна.
Несколько секунд, пока он прячет лицо в ладонях и растирает затекшую шею, дают Эрику возможность устроиться на его коленях. Чарльз с облечением выдыхает – не придется придумывать, как объяснить Леншеру необходимость физического контакта, когда они оба устали, раздражены и испытывают тревогу.
От Чарльза пахнет сосной и розмарином – Эрик упирается носом в его живот и запускает ладонь под свитер, чтобы потрогать горячую кожу. Чарльз – из старой жизни Эрика Леншера, с ее скрипучими кроватями, перинами и запахом пропекшегося теста из кухни. Чарльз – последнее, что осталось от жизни Эрика.
- В твоей Англии что ни день, то катастрофа. Ты сам катастрофа, Чарльз Ксавье, - пальцы касаются ребер, и Чарльз выпускает воздух сквозь зубы.
- Столько комплиментов, друг мой, что мне начинает казаться, будто последние шесть часов ты ходил из угла в угол, придумывая их, - и, чтобы не возникло недоразумений, добавляет: - Ты слишком громко злился.
Эрик цокает и закрывает глаза, когда на его затылок опускается мягкая ладонь. Ксавье перебирает его волосы – посветлевшие на солнце пряди скользят между пальцев – и Эрик расслабленно вытягивает ноги. Это лучшее, что происходит за последние несколько дней, которые Чарльз провел в пыли библиотеки: его рука, ласкающая Леншера, его рука, от которой идет размеренное ровное тепло.

-…когда я был маленьким, - тихо говорит Чарльз и обводит ушную раковину под волосами, - мы с Рейвен прятались под кроватью во время грозы, потому что няня рассказала, будто во время грозы Тор, бог грома, едет на своей колеснице и ищет непослушных детей, чтобы забрать с собой в Асгард.
- Какая чушь… - Эрик закрывает глаза и поддается мягкому прикосновению: пальцы обводят линию челюсти и спускаются к шее. – В моем детстве мы прятались под кроватью во время грозы, потому что нам рассказывали, будто так можно спастись от воздушного налета, - надломанная холодная улыбка.
Чарльз молчит и проводит костяшками пальцев по его щетине; они встречаются взглядами, и Эрик, выпростав ладонь, касается подбородка Ксавье:

- Что-то случилось, - это даже не вопрос: Леншер приподнимается на локте и наклоняется к губам Чарльза. – Что произошло?
Эрик ненавидит его в такие моменты: когда он зажмуривается и сводит брови к переносице, словно испытывает боль, которой не может поделиться.
- Чарльз?.. – хочется с силой тряхнуть его. Давно пора прекратить быть мягким, но Эрик проводит языком по нижней губе и приоткрывает его рот, снова выдыхая: - Чарльз…
- Знаешь… - Ксавье болезненно сглатывает, просовывает руку под свитер, прижимая к себе Эрика, и открывает глаза. Мелкие, порывистые выдохи с присвистом на конце – Чарльз собирается с силами, чтобы сказать то, что хочет.

- Знаешь, иногда мне снится, что ты… - он закусывает губу и переводит взгляд на камин. – Что ты уходишь, - повисает тишина.

- Вокруг тебя только белая пустошь, и рядом никого нет, Эрик… Я зову тебя по имени, и ты оборачиваешься. Почему-то во сне я понимаю, что еще могу тебя остановить и вернуть обратно; я чувствую, что могу все исправить: мне нужно просто взять тебя за руку. Но ты улыбаешься мне и произносишь: «Это того не стоит». И я отпускаю тебя, - Чарльз облизывает губы и проводит пальцами по пояснице Эрика, пытаясь поверить в его реальность. - Мне постоянно снится, что я теряю тебя, друг мой, во льдах.
- Это всего лишь сны, - Леншер садится рядом и раскрывает руки, чтобы Чарльз мог пересесть на него.
- Последние несколько дней… я читал, - глубокая складка на переносице, усталый выдох. Чарльз садится на Эрика, лицом к лицу, и обхватывает его за шею: подушечки пальцев обводят выпирающие позвонки, и Эрик наклоняет голову набок. -…няня рассказывала, что брату было предначертано предать брата, и Локи увидел это во сне. Они ведь были братьями: совместные прогулки, одни и те же уроки, только у Тора волосы были как золото, и от самого него шло сияние, от него шел свет. А Локи был тенью.

Эрик дотрагивается ладонью до его щеки и гладит большим пальцем угол рта: губы вспыхивают под прикосновением, и Чарльз хрипло продолжает:
- У Локи был голодный взгляд, у Локи были холодные руки, но рядом с Тором Локи улыбался самой красивой улыбкой в девяти мирах и грелся теплом брата. Они оба знали: Тор должен был стать новым царем Асгарда – Тор, сын Одина, Бог грома, – но тот сжимал ладонь Локи и говорил, что они будут править вместе. Они были слишком юными, слишком честными – они были не богами, но выше и чище богов; они отчаянно нуждались друг в друге: Тор приходил в его покои по ночам, и Локи читал ему вслух, Локи перебирал его волосы, Локи обнимал его перед сном и укладывался на его колени, - голоса не хватает. Чарльз замирает и трется носом о запястье Эрика: дыхание узкой змейкой сползает к локтю и притягивает Эрика ближе.

В глазах Эрика – сталь; в глазах Эрика – свинец; в глазах Эрика – серое грозовое небо.
Чарльз нуждается в нем.

- Друг мой, Асгард чествовал Тора, могучего воина, который должен был в день своего совершеннолетия проехать на царской колеснице по Радужному мосту и принести клятву защищать девять миров, - Чарльз выдыхает на рот Эрика и мягко целует его: проводит языком между сомкнутых губ, но не просит ничего большего. Они сидят, тесно обнявшись, пока Ксавье не отрывается от него и не пододвигается на коленях, прижимаясь пахом к паху. – В этот день Локи должен был отречься от престола, чтобы у Асгарда был только один царь, а у девяти миров – только один защитник. На рассвете он вышел повязать ленту на колесницу Тора: солнце приветствовало его брата и небо благоволило его воле. Локи смотрел, как его брат, поклонившись отцу, тронул поводья.

Локи, сын Одина, брат Тора, шел за своим братом и видел, как подрагивают его плечи. Три долгих месяца Тор держал обет молчания, чтобы клятва, которую он произнесет, шла от чистого сердца. Три долгих месяца Локи садился перед ним каждый вечер и рассказывал ему о делах этого мира и других миров. Локи был с ним и в часе благоденствия, и в часе нужды – Локи был рядом, - Чарльз запрокидывает голову, когда Эрик ведет рукой по его животу и расстегивает ворот рубашки, приникая к открытой шее. – Локи хотел быть коронованным, хотел быть на троне, и Тор, слушая мерный цокот копыт лошадей, впряженных в царскую колесницу, чувствовал, как в его брате поднимаются горечь и разочарование.

Локи шел за ним, сцепив перед собой руки, словно его вели на цепи, Локи шел за ним, низко опустив голову и пряча обиду. Локи шел за ним… - Чарльз глухо стонет, когда Эрик освобождает от рубашки его плечи и кусает около ключицы, оставляя после себя красное горящее пятно. – Тор поклялся ему править вместе, но с каждым пройденным футом он все больше увязал во лжи и предательстве. И тогда Тор опустил поводья, - Чарльз цепляется пальцами за волосы Эрика и тянет выше: губы сжимают сосок, и Эрик пропускает руку между бедер Чарльза.

- Тор спустился с колесницы, и весь Асгард замер, слыша, как наследник трона нарушает клятву: «Если ты…» - молчание треснуло под его голосом, как тонкое стекло, и звук отразился в девяти мирах. «Если ты, Локи Одинсон, не будешь на троне вместе со мной, мне не нужен этот трон». Тор, сын Одина, брат Локи, преклонил колени и плашмя положил Мьёльнир перед своим братом. «Всё, что есть у меня, - твое. Всё, что могу дать тебе, - бери. Я буду силой, а ты будешь мудростью. Я буду мечом, а ты будешь щитом. Я буду рядом с тобой, когда ты позовешь на помощь, а ты закроешь мою спину от чужого удара.
Ибо мудрый правитель не тот, кто несет бремя в одиночестве, не тот, кто отвергает помощь, а тот, кто знает, когда нужно ее принять».

Чарльз замолкает и закусывает щеку, когда Эрик отрывается от его груди и коротко целует в щеку:
- Продолжай говорить.

- И Локи… - звон пряжки ремня – Чарльз ахает, когда пальцы пробираются под белье и касаются напряженного члена. - И Локи сделал к нему шаг и прижался к его губам. По толпе пронесся шепот, но Тор не отпрянул: он знал, что этим поцелуем Локи заставляет его отступить. Локи наносит ему оскорбление, потому что хочет, чтобы он отпрянул, чтобы он ударил: Локи хочет боли, которая будет питать его ненависть и гнев. Локи подчинится тому, что сказали норны, Локи будет предателем.
Эрик стягивает брюки Чарльза к коленям и усаживает его на себя, продолжая легко водить ладонью по обнаженной плоти. Короткий выдох: пальцы дотрагиваются до головки и быстро очерчивают полукруг, надавливая на уздечку.
- Говори, Чарльз, - медленный кивок.
Никакой телепатии. Я хочу слышать твой голос.

-…Тор обнял его и неспешно ответил на поцелуй. Их губы сомкнулись, и Локи сжал пальцы на его плаще, притягивая к себе. Тор решил дать ему не страдание, но надежду. Бог грома взял его за руку и поставил перед собой на колесницу, - Ксавье проглатывает окончания и медленно покачивает бедрами, надеясь усилить давление. – Ладонь накрыла ладонь – и тогда Локи посмотрел вперед.

Перед ними лежал весь Асгард.
Перед ними был целый мир.

Они подъехали к тронному залу – Асгард гудел от голосов, но Тор закрыл за ними дверь, Тор укрыл их от других асов… - у Чарльза мутные глаза; он неловко проводит рукой под горлом Эрика, задевая адамово яблоко – сиплый кашель, от которого у Ксавье начинают дрожать колени.
- Тор снял с него накидку, - ладонь обводит ключицы Эрика, и пальцы замирают над ямкой в сочленении костей. – И сделал шаг назад, восхищенно глядя на своего бр… - Чарльз сглатывает, - на своего Локи, своего блистательного Локи, чью талию можно было перехватить одной рукой, чья белая кожа могла быть сравнима только с кристально чистыми снегами Йотунхайма. Он сделал шаг назад, - Эрик вдыхает, когда рука спускается вниз по грудной клетке и касается соска через тонкий кашемир, - и преклонил перед Локи колени. Тор хотел показать ему, что он готов подчиниться, готов защищать Локи до последней капли своей крови. Он хотел показать, что беззащитен перед тем, что происходит внутри него.

Эрик выпускает воздух через зубы и крепче обхватывает член Чарльза, когда тот поднимает край его свитера и прикладывает руку к животу.

- Локи сел перед ним: его пальцы дотронулись до губ Тора, и тот приоткрыл рот, выдыхая на его ладонь. Некоторым вещам, друг мой, нельзя воспротивиться… Локи, обхватив Тора за шею, прижался к нему и поцеловал во второй раз, и этот их поцелуй не имел ничего общего с нежностью: их кожа горела от прикосновений, и они задыхались, не в силах оторваться друг от друга. Они стояли на коленях в тронном зале главного из девяти миров и целовались, потому что казалось, будто нет ничего важнее их двоих, - Чарльз тянет за брюки Эрика, и тот приподнимается, позволяя стянуть их ниже.

У Эрика багровый член, блестящий от смазки, - Чарльз пьяно улыбается и целует его, двигаясь на бедрах, и упирается рукой в спинку дивана, наклоняясь к уху Леншера:

- И ночью, когда они лежали в покоях Тора и Локи задыхался под его прикосновениями… выгибался на его кровати и просил о еще одном поцелуе, еще одном касании, Тор взял его, - Эрик рвано стонет и разводит ягодицы Чарльза, опуская его на себя. Яркая вспышка: Чарльз забывает поставить блок, поэтому они оба дергаются от надсадной боли внизу и замирают, пока Ксавье старается восстановить дыхание. - …Локи вцепился в его плечи, обхватил за талию и, прижавшись влажными губами к его рту, прошептал: «Никто не сможет разъединить нас». Это была ночь, когда они впервые познали друг друга; это была ночь, когда они впервые стали единым.

Тор хотел быть с ним мягким, Тор хотел быть нежным. Но Локи кусал и торопил его, потому что он хотел почувствовать, как перекатываются мышцы под кожей его возлюбленного, он хотел услышать его рык, он хотел принадлежать ему… - Эрик двигает бедрами, и, когда Чарльз кивает, резко дергает его на себя, входя полностью. От позвоночника расходятся теплые волны, и Ксавье прогибается в спине, подаваясь пахом вперед. - Локи звал его охрипшим голосом и просил большего, Локи водит по его торсу обкусанными губами и просил быть быстрее – и это была не любовь, это была пытка.

И когда тот, кого назовут Богом обмана, впервые сказал: «Я люблю тебя», - за окном сверкнула молния, - Чарльз сглатывает и прижимается лбом к виску Эрика, когда тот со стоном царапает его ягодицы и быстро вбивается внутрь. – И молния разбила камень у входа во дворец. Потому что никто и ничто не могло остановить их…

Чарльз больше не может говорить: слова сливаются в непрерывный шепот: «Пожалуйста, Эрик», - и Леншер, закрыв глаза, прислоняется виском к виску Чарльза. Они делят не только боль – они делят густое удовольствие, от которого перехватывает в груди. Быстрее и жестче: Леншер кусает Чарльза за шею – останется синяк, и черт, черт, Эрик почти уверен, что Чарльз останавливает время. Потому что поверить в то, что мир продолжает существовать, пока Эрик прижимается к его рту и разводит языком влажные губы, пока Эрик проводит ладонью по его напряженному животу и сдавливает член у самой головки, пока Эрик слышит его хриплый шепот и кладет измазанную ладонь на лицо Чарльза, чтобы увидеть, как он широко открывает глаза и выдыхает: «Помоги мне», - невозможно.

Вселенная существует только для того, чтобы у Эрика была возможность обнимать Чарльза, чтобы Эрик мог целовать его, чтобы Эрик мог вести ладонью по его грудной клетке и прижимать к себе за поясницу.
Эрик существует только для того, чтобы глотать его утробный стон и вслушиваться в просящий скулеж.

- …что случилось дальше? – говорить трудно. – Чарльз, что случилось дальше? – укус около соска – Ксавье выдыхает одним ртом и, захлебываясь словами, шепчет, что Локи предал Тора. В конечном итоге он предал Тора. Он бросил Тора.

Но Тор дал ему второй шанс. Потому что верил, что в мужчине, который готов уничтожить все сущее, по-прежнему есть тот юноша, несмело касающийся его губ и спрашивающий: «Ты хоть понимаешь, что это – навсегда?».

- А потом Тор дал ему еще один шанс, - Эрик крепко обхватывает его за талию, чтобы Чарльз продолжал говорить, и заставляет удерживаться на месте. Слишком близко к оргазму: Ксавье никак не может открыть глаза и запускает пальцы в собственные волосы, оттягивая их в сторону. - А потом еще один. И еще. И так до тех пор, пока Локи не наскучило его предавать. Но у нас, - лицо Чарльза искажается от невыносимой боли, и Эрик чувствует, как около виска входит стальная спица: - может не быть второго шанса. Эрик… - Чарльз прижимает ладонь к его лицу и наконец открывает глаза, он открывает свои голубые глаза, в которых Эрик видит небо, в которых Эрик видит их вместе, в которых Эрик видит, как они стоят на песке и разжимают ладони, и песок почему-то белый, а небо – слепяще желтое, и лицо горит, и во рту – привкус металла, и горло сжимает крик…

- Почему он предал его? – наверное, Эрик не говорит этого вслух: слова застревают на языке, но Чарльз понимает все и так.
- Потому что иногда, Эрик, ненавидеть проще, чем любить.

Ты представляешь, как нужно ненавидеть себя и мир вокруг, чтобы стараться разрушить все до основания? Ты представляешь, как он страдал от того, что оказался недостоин? Локи, сын Лафея, не брат и не возлюбленный Тора. Ты представляешь, как одинок он был? – у Чарльза дрожат губы, и он повторяет где-то внутри себя: «Ты представляешь…».

- В мире так много ненависти, Эрик, - шепчет Чарльз и закрывает ладонью глаза.
О, Эрик никогда не узнает, что значит просыпаться ночью из-за того, что чувствуешь ледяную постель рядом. Эрик никогда не узнает, что значит просыпаться из-за того, что черная лохматая псина, обозленная от бесконечных пинков, оказывается твоим будущим. И это будущее ночью за ночью кусает тебя за шею и давит из тебя крик. Это будущее, которое однажды станет минувшим. Дни, которые утекут сквозь пальцы, и не оставят после себя ничего, кроме надрывной боли и кровоточащих ран.
Эрик никогда не узнает, потому что Чарльз не расскажет ему.

Они сжимают ладони так, словно боятся, что их разъединят, и Эрик, надавливая на затылок Чарльза, целует его, глубоко толкаясь внутрь.

«Ты ошибаешься, Чарльз», - Эрик смотрит ему в глаза, и на тысячную долю секунды Ксавье теряет ощущение границ собственного тела, полностью сливаясь с чужим разумом. «Ты ошибаешься. Он предал его не из ненависти. Никто не хотел быть предателем, но Локи взял на себя эту роль».

Как сильно нужно любить кого-то, Чарльз, чтобы позволить ему уничтожить себя? Чтобы решиться предать единственного, отказаться от того, что составляет смысл твоей жизни?..

За окном затравленно мечется гроза.

В каждом ударе грома – рычащее, злое «Локи», от которого тянет в грудной клетке и становится солоно во рту. В каждой вспышке молнии – надрывное, отчаянное «Локи», от которого дрожат руки и глаза застилает пелена. В шорохе дождя – тихое, усталое «Локи», от которого в горле ком, а в сердце – дыра.

Локи.
Локи.
Локи.

Бог грома все еще ждет тебя.

@темы: fiction

---

- ТОМ, У ТЕБЯ ТУМБЛЕР ПОРВАЛСЯ.
- НЕТ, Я ДОЛЖЕН ТАНЦЕВАТЬ.

26.11.2013 в 13:24

Пишет  T-ho & Nazenberg:

ПАРОВОЗИК КОТОРЫЙ СМОГ
Чтобы подчеркнуть значимость этого момента, мне следовало запостить сюда же видео с попугаем, бегущим в слоу-мо на фоне взрывов под музыку из Инсепшена.

@темы: до того, как стало мейнстримом, Лили, Прими свои наркотики и ляг спать, ГОРИ ГОРИ МОЯ ЗВЕЗДА, КРУТИТЕ КОЛЕСО САНСАРЫ

---

хх
истерический
восклицательный знак
последней встречи
узкой полосой горит
на щеке

на твоей шее
все еще виден
апостроф
моего голодного поцелуя

я сжимаю ладонь
в кулак
и с отступа начинаю
новый абзац

КОТОРЫЙ ЗАПОЛНЕН ТВОИМ ИМЕНЕМ
Я СТАРАЮСЬ ЗАБЫТЬ
КАК ОНО ВООБЩЕ ПИШЕТСЯ

любовь - это дрожь
посреди ночи
оттого, что ты
путаешь запятую
и точку

оттого, что ты забываешь
поставить знак вопроса
после
ты не любишь меня

мои реплики -
прочерк

за

прочерком

пожалуйста, научи меня
другому
синтаксису

@темы: тексты

---

хх
я кричу не от боли
от предчувствия боли
и это не страх
а петля стягивает шею

любовь моя
если ты позовешь меня
с того края

я сделаю шаг
(я сделаю тысячу шагов с эшафота)

и ни одна удавка
и ни одна цепь
меня не удержит

ни палач ни судья
ни бог в которого
ты не можешь
перестать верить

меня не остановят

душа моя
никогда
не имей дело
с теми

кто живет быстрее всех смертных
и любит - в тысячу раз сильней

@темы: тексты, Как насчет щепоточки страданий

---

Люди как люди, но только не Раймонд Кэттелл. У него довольно занятные опросники зачем они нужны, Энтони?, под катом лежат две таблицы, которые позволят вам унижать других людей с большим изяществом.А мне они помогут наконец запомнить разницу цепией и пармией, хотя кому я лгу.

- Ты видел Мари?
- Мари, эту девчушку с ярко выраженной сургенсией?
- О да! Боже, а ее премсия? Это невыносимо находиться рядом с ней.

@темы: книги, до того, как стало мейнстримом, Лили, эта аналитика веселее, чем секс с мертвой проституткой

---

охуительные истории услышать не хотите ли

Победоносно шествую по жизни.

В общем, моя бессонница достигла высшей точки, точно так же, как этой точки достиг Майкл Фассбендер на комиконе, когда Джейми положил ладонь на его коленочку и предложил рол-плей с волчьей маской. Вот уже полторы недели я укладываю себя в кроватушку в час ночи и после часов пяти борьбы с собой засыпаю в шесть утра, чтобы встать - в восемь! вах, какое продуманное расписание сна, Энтони! Древние боги гордятся тобой, сынок!

В голове полный беспорядок, я чувствую себя по-настоящему больным, особенно в те сладкие секунды, когда я еду, например, в метро, слушаю Кэнни Уэста и вдруг меня поражает мысль, что давно было бы пора прикончить себя. И вот Кэнни бодрит меня воплями ФАСТЕР ХАРДЕР СТРОНГЭР БИТЧ, а я стою и обдумываю, как бы это мне словчить и убить себя. Вообще, с учетом того, сколько я сплю и еще того факта, что ночью в темноте не особенно чем займешься (на прошлой неделе я читал порнушку по Куинто/Пайну, было весело, пока она вся не закончилась), у меня есть очень много наработок в этой, бесспорно, новаторской области.

Самая драма не в этих важных мыслях о самоубийстве, а в том, что я чувствую капитальное расслоение своей и не так слишком-то стойкой системы жизневосприятия: часть меня реально очень сильно болеет, и каждое утро мне приходится преодолевать второй, более здоровой частью себя, омерзение к собственной неспособности жить. Да и чувствуется это слишком унизительно: вот тебе 19 и вот ты лежишь в темноте и смотришь в потолок, и не можешь закрыть глаза, потому что они тебе сразу же начинают болеть, и вот ты лежишь, лежишь и думаешь, как бы это исхитриться и не проснуться.

Лет в 14 я загадывал, чтобы в один прекрасный день я смог написать нечто стоящее. С учетом того, что это исполнилось, пронзаю, надо было попросить умереть во сне.

Меня очень напрягают постоянные разбросы из состояния в состояние, эмоции никак не связаны с объектами, плачешь или грустишь вне зависимости от происходящего и опираешься исключительно на болото из собственных чувств. Очень весело, очень.

Читаю книжку про полячку, которую в Аушвице насиловали ее надзирательницы, с каким-то прискорбным и угнетающим чувством глубокого удовлетворения, вызванного, скорее всего, тем, что не я один страдаю.

@темы: Лашден, стыдоба-то какая, Подними индекс самоубийств своим вкладом, Это мой мальчик!, Как насчет щепоточки страданий

---

всегда пожалуйста

Tom Hiddleston for "Only lovers left alive"






"Нет боли сильнее, чем та, что причиняют друг другу влюбленные" (Сирил Коннолли)

@темы: книги, У меня есть отличная идея: давайте обкончаем друг другу лица!, ты красивый, ты умрешь первым

---

story of i

Привет, давайте плакать, глядя на социальную рекламу.

@темы: Я завещаю это своим детям, Как насчет щепоточки страданий

---

вот он, мужчина мечты меня и джуда лоу

@темы: до того, как стало мейнстримом, Лили, Прими свои наркотики и ляг спать, КРУТИТЕ КОЛЕСО САНСАРЫ

---

По-моему, одна из ключевых особенностей американской литературы ХХ века - это неймдроппинг. Честно говоря, это такая любопытная культурная черта, присущая Америке в двух войнах, когда твоя собственная значимость определяется твоими знакомствами и связями в целом, что ее трудно игнорировать.

Американские мальчики в белых отглаженных рубашечках с дипломами Йеля разбрасываются труднопроизносимыми европейскими именами и, закатив глаза, всплескивают руками, давая пояснения под текстом (Стайрон, Набоков, Фицджеральд, Вульф, Рот): "...да, в те года мы все слушали Моцарта и наслаждались упадничеством в лучших традициях Шопенгауэра. Это было именно то лето, когда я познакомился с афоризмами Андрэ Жида и, словно в романе Гюго, украл свой первый кусок хлеба. Мое преступление и наказание закончились в пяти метрах от места кражи".

Мальчики подешевле, которые крадут сигареты и выпивку, рассказывают истории о своих знакомых, и их рассказы носят характер сарафанного радио (Хеммингуэй, Воннегут, Бредберри, Сэлинджер): "...Патриция говорила мне о своем детстве в Потсдаме, когда ее бабушка читала ей вслух мифы древней Греции. Юноша по соседству, Пауль, хлопал в ладони каждый раз, когда она упоминала Афину Палладу. Страсть к мудрости? Возможно. Страсть к Патриции? Безусловно".

@темы: книги

---

Ок, вы не хотите смотреть сериал, который снял божественный Нолан (НОЛАН, МАТЬ ВАШУ), и генеральным продюсером которого выступил Джей Джей Абрамс (ТО ЕСТЬ, БЭТМЕН И СТАР ТРЕК БЫЛИ НЕДОСТАТОЧНО ХОРОШИ ДЛЯ ВАС, ДА??).

Но смеяться с шуточек вы-то можете.

@темы: Прими свои наркотики и ляг спать, ГОРИ ГОРИ МОЯ ЗВЕЗДА

---

дэдпул2

Для Кая.
Тут 10 страниц секса в разных вариациях: от комфортных отношений Уилсона/Паркера до стремноты Паркер/Томпсон, - берегите себя.

Название: Teenage rage
Автор: Entony Lashden
Бета: Hideaki
Фэндом: Dedapool x Amazin Spiderman
Персонажи: Дэдпул/Человек-паук, Питер Паркер/Флэш Томпсон
Рейтинг: NC-17
Жанры: ПВП
Размер: мини
Статус: закончен
Предупреждения: ООС!: dark!Parker, sugardaddy!Deadpool, victim!Thompson. AU: Паркер получает суперспособности еще в старшей школе, ER!Wilson/Parker. Насилие, нонкон, !threesome
Саммари: ах, эта сладкая пора старшей школы!.. Тебе 16, ты встречаешься с наемником и трахаешь своих одноклассников - замечательно, не так ли?

Паркер-деточка натягивает бельишко на свою бледную худую задницу со следами от укуса около копчика, Паркер перерывает свои блядские вещички, разбросанные по всей комнате, надеясь найти хоть что-нибудь, не заляпанное спермой. Паркер-деточка поднимается на носочки и старается бесшумно выйти в коридор, безголовое создание, по пути роняющее вешалку и переходящее на сдавленное «Твою мать, твою мать».
О, конечно, он наступает на ключи, валяющиеся на полу, – результат его кретинского бессознательного желания заполнить всю квартиру своим барахлом, чтобы чувствовать себя на своей территории и не краснеть, звоня в дверь; конечно, он ударяется головой о полку, конечно, этот восхитительный ловкий мальчик, который по ночам умудряется прогибаться в дугу и будить соседей своими томными порнографическими стонами, оступается и, поскользнувшись на своей сраной сумке, грохается на пол. И да, он обиженно хнычет, словно Вселенная не распознала в нем великолепного Питера Паркера; и да, он жалобно скулит: «Уэйд», и тогда приходится открыть глаза, тогда приходится оторваться от мягкой теплой подушки, тогда приходится вылазить из-под одеяла…

- Что, Паркер, день еще не начался, а ты уже по уши в дерьме? Ждешь, пока папочка тебя подотрет и отправит в большой мир, да? – Уилсон зевает и, разминая затекшие мышцы, потягивается.

Питер любит проебываться: он любит опаздывать на экзамены, забывать пленку в проявителе, стирать вместе белые и черные вещи – и неудивительно, что сейчас он проебывает шансы стать известным в широких кругах гомосексуалистов и не достает камеру, когда Уэйд почесывает живот и каким-то деланно пренебрежительным движением проводит ладонью по стоящему члену. У Паркера много проблем с его подростковым глубоким внутренним миром, но нет проблем с концентрацией внимания: он смотрит, как пальцы обводят головку и надавливают на член сбоку, прижимая взбухшую вену.
Утро. Многие ненавидят утро, но Паркер, в целом, ничего не имеет против утра.

- Отъебись, - сводит брови к переносице и приподнимает верхнюю губу: скалится, сученыш, - но подставляется под протянутую ладонь. Да, так лучше. Послушный Паркер, которому перебирают волосы и почесывают шею, а он довольно щурится и прижимается лбом к бедру, - это уже напоминает отлично начинающийся вторник. Не вторник, во время которого Уилсон убил семьдесят человек, потому что погода подкачала, да и кофе был паршивым, а вторник, который начался с быстрого секса перед школой и закончился долгим сексом после школы.
- А что это ты так рано встал, дорогой? – Уэйд закрывает рот рукой и выдает протяжный сонный хрип «больше-никакого-секса-после-четырех-утра». – Разве тебе не нужно высыпаться, чтобы беречь свою молодую нежную кожу, Питер?
- Я предпочитаю более радикальные методики ухода за своей внешностью, - ухмылка – Паркер облизывает губы и оставляет влажный поцелуй на бедре Уэйда. – Говорят, что сперму можно использовать в качестве средства от морщин.
- Это тебе на уроках в школе рассказывают, деточка? Может, мне стоит поговорить с твоим преподавателем и вместо этих уроков эстетики поставить что-нибудь вроде религиоведения?.. Я опасаюсь, что такими темпами на Страшном суде ты предложишь отсосать каждому из присутствующих за место в раю… - отличная подколка, Уэйд, только почему ты закрываешь глаза и подаешься бедрами вперед?

Паркер фыркает, Паркер переворачивается на полу и встает перед Уилсоном на колени: Питера забавляет, как дергается член, когда он выдыхает на него и прикасается губами к уздечке.
- Ты просто хочешь посмотреть на меня в рясе.
- Я бы с удовольствием посмотрел на тебя без рясы: одежда – это не твое, поверь мне на слово. На твоем месте я бы уже давно перестал ею пользоваться, Питер-детка, - Уэйд кладет ладонь на его затылок и, упершись лопатками в стену, шире расставляет ноги. Ладонь обхватывает член около мошонки, и Уилсон, давя смешок, проводит головкой по губам Паркера.
- Великая сила, Питер…
- Господи, да пошел ты нахуй.

Питер-детка…
Питер, который не умеет варить кофе, но делает отличный минет. Питер, который не спит до четырех ночи, а потом стекает на пол в половине седьмого утра и щурится на солнце. Питер, который высовывает кончик языка изо рта, когда завязывает шнурки или растягивает себя, лежа перед теликом, по которому идет «Американ некст топ-модел». Питер, который лезет руками, перепачканными в смазке, в банку с печеньем и садится голой жопой на стеклянный стол. Питер: спутанные волосы, ободранные ладони, двенадцать засосов по всему телу. Питер: костюмчик из спандекса, несделанные лабораторные по биологии, сто спасенных человек за последние три месяца.

Питер-я-люблю-фистинг-но-сначала-досмотрим-фильм, Питер-давай-по-быстрому-в-ванной-а-потом-в-прихожей-на-кухне-и-в-спальне, Питер, награжденный за самый сексуальный шепот «Возьми меня», Питер, обладатель премии «Лучшая задница» - Питер, который вот уже полгода просыпается в квартире Уэйда и все никак не может съебаться отсюда.

Паркер:
- разбрасывает шмотки по дому («Я надену на тебя чепчик горничной и отлуплю полотенцем!» - «Тебе лишь бы найти повод для того, чтобы реализовать свои извращенные фантазии»);
- оставляет рюкзак на столе («Я засуну его тебе в задницу». – «Я смогу привыкнуть к бесформенному куску склизкого дерьма в своей жопе: в ней ведь уже побывал твой член»);
- забывает вымыть посуду («Я заставлю вылизать тебя эту тарелку!» - «Я могу вылизать кое-что другое»);
- не выносит мусор («Я устрою показательную порку на глазах у изумленного города!» - «Я вышлю тетушке приглашение: вам давно надо было познакомиться!»)
- мастурбирует в душе и забывает смыть разводы («Питер, еб твою мать!» - «Ты злишься из-за того, что я кончаю без твоего разрешения?» - «Я не злюсь, я нахуй в бешенстве, щенок!»)
Паркер – типичный шестнадцатилетний подросток, уверенный в собственной безнаказанности и всесильности, который любит, когда его целуют под ухом и обтирают влажными салфетками, чтобы не нужно было тащиться в ванну. Этому Паркеру можно простить буквально все, и не только из-за его дерзости, самодовольства и умения гортанно произносить «Уэйд» так, что Уилсон спускает буквально через две секунды, нет.
Этот Паркер вернется после пяти уроков, уляжется на стол, отодвинет тарелку с любовно приготовленной едой и стянет брюки: налитой член с багровой головкой вымажет живот. И Питер – все эти выпирающие кости девочки-подростка, узкие бедра девственницы, все эти ссадины, синяки, царапины, обкусанные губки и длинные трепещущие ресницы – оторвет от стола поясницу и сладко протянет: «Выеби меня, Уэйд». И Уэйд ответит: «Как хочешь, Питер-детка».

Питер-детка.
Питер, мать его, Паркер.

Уилсон хлопает его щеке и тянет за прядь волос – уже стандартное движение, за которым следует стремительное изменение дислокации: Питер выпутывается из сумки и идет на кухню, пока Уэйд расставляет вещи по местам. Означает это движение смутную необходимость оторваться от Паркера, вспомнить, что ему все еще шестнадцать, как вчера, и все еще шестнадцать, как позавчера, и поэтому совсем не хотелось бы начинать еще одно утро, когда Паркеру по-прежнему шестнадцать, с ебли на полу.
Все-таки мальчику нужно немного романтики.

Питер садится на край стола, и, когда Уэйд хлопает его по коленям, заставляя открыть ноги, довольно вытягивается и обнимает его за шею.
- Ты уже завтракал? – нараспев спрашивает Уилсон и прижимает пальцы к губам Паркера.
- Чем? Окурками и пивом? – пропускает фаланги в рот и пододвигается ближе к Уэйду, стараясь свободной рукой стянуть джинсы. – Или, может, я должен был угоститься мертвой шлюхой под диваном? – Питер чуть прикусывает подушечки пальцев и проводит по ним кончиком языка.
- Она не мертвая. По крайней мере, еще вчера она не была мертвой… - Уэйд приподнимает бровь и помогает стянуть брюки. – Ты, блядь, в школу без трусов собрался?
- У меня растущий организм – ненавижу, когда меня что-то стесняет, - Паркер запрокидывает голову, когда Уэйд разводит его бедра и просовывает руку между ягодиц, смазывая слюной вход.
- Питер-детка, ты только намекни, если тебе нужно, чтобы я клал в твой рюкзачок запасные трусы с супергероями на случай, если ты обделаешься, когда будешь сражаться за справедливость… - палец обводит расслабленный сфинктер и легко проникает внутрь, поглаживая воспаленные края ануса. Очень странная забота со стороны мистера Уилсона, особенно с учетом того, что еще четыре часа назад под покровом ночи он до конца засовывал член внутрь этой задницы и ударял ладонью по ягодицам, слушая, как хрипло стонет Паркер.
- Лучше возьми себе салфеток, на случай, если ты обдрочишь себе руки до крови, глядя на то, как я сражаюсь за справедливость.
- Засранец, - цокает Уэйд и перехватывает его под ягодицами, притягивая к себе. – Что нужно сказать, Паркер?
Питер смеется. Или скалится. Это уж как посмотреть. И отвечает:
- Добро пожаловать домой, мистер Уилсон.

Уэйд мало задумывается о том, что может быть больно: Питер выпускает воздух через зубы, когда член с первого же толчка задевает простату, и приподнимается на руках Уилсона, подставляя ему шею под губы. Так уже лучше: меньше похоже на снафф, больше похоже на секс. Уэйд прижимается носом под ухом и мелко целует в шею, пока, зажмурившись, глубже толкается внутрь.
- Сколько у тебя уроков сегодня? - язык проходит под кадыком, и Уэйд, выпустив зубы, кусает около ключиц.
- Шесть. Поставили еще одну биологию дополнительно, - лучше бы Паркеру поставили дополнительный урок по самоконтролю, ибо куда годится это ерзание по столу, хныкающее мычание и дергание пахом в раскрытую ладонь.
Член медленно выходит и снова плавно проникает внутрь, заставляя Питера прикусить губу и сжать ладонь в кулак.
- Подрочишь мне? – короткий поцелуй в щеку, после которого Паркер прижимается лбом к плечу Уэйда и кусает за бицепс. – Больно. Подрочишь?

Питер умеет просить – Уэйд сам научил его широко открывать рот, оттягивать языком щеку и смотреть взглядом, который они заказали Паркеру на eBay: «Если мой член не окажется в твоей руке через две минуты, я умру от тоски, отчаяния и одиночества в этом чужом мире». Питер умеет просить, а Уэйд умеет выполнять его желания с первого раза.
Уилсон останавливается и, сжав ладонь на покрасневшем члене, растирает пальцами смазку вдоль от конца к мошонке, пока Питер, сипло выдыхая, помогает ему, приподнимаясь и опускаясь. Порнографичный шлепок ягодиц о стол – Уилсон улыбается, проворачивает в кулаке головку и, тесно обхватив член, водит ладонью сверху вниз, пока Паркер не кивает и сам не подается вперед в такт толчкам Уэйда.
- Забрать тебя из школы? - Уилсон размеренно двигает рукой и, уже не стараясь отстраниться, короткими фрикциями заставляет Паркера прижаться и подмахнуть бедрами, чтобы от живота пошла горячая волна.
- Ты готов делать что угодно, лишь бы не заниматься делом? – Питер ухмыляется, тянет Уэйда за волосы и жестко целует его: хриплый выдох в чужой рот, после которого Уэйд приподнимается на носках и дергает рукой.
- Что угодно, лишь бы смотреть, как ты, деточка, открываешь рот, когда кончаешь.

Уэйду нравится, как Паркер сжимает задницу, еще несколько раз конвульсивно подается вперед, прижимая член к простате, и, зажмурившись, хнычет, словно жалуясь на то, что все закончилось.
- Я не открываю рот, - сиплый шепот: они медленно отодвигаются друг от друга, и Питер опускает ноги на пол.
- В душ не пойдешь? – спрашивает Уилсон, глядя на белесые подтеки между его бедер.
- У меня есть дела поважнее, - Паркер вытирает ладонью ногу и кладет измазанную руку на спину Уэйда.
- Оу, мистер Паркер, не забудьте внести меня в свое расписание важных дел где-нибудь между просмотром мультиков и послеобеденным сном в кроватке под одеялом с трансформерами.
- Не знаю, не знаю, мистер Уилсон, - Питер застегивает джинсы с каким-то поразительно самодовольным видом, из-за которого хочется изуродовать его детское личико, и подбирает в коридоре сумку. – Никогда нельзя предугадать, как повернутся обстоятельства. Возможно, в перерыве между мультиками и онанизмом на роботомашин мне придется спасти мир.

Уэйд замирает в трех шагах от него и, сложив руки на груди, прищуривается.
Питер наслаждается видом того, как Уилсон надевает маску, как он застегивает узкий костюм, как засовывает за пояс по несколько пушек и потом подходит к зеркалу, чтобы оценить общий уровень кретизма собственного внешнего вида. Паркер тащится от того, что можно запрыгивать на Уилсона сзади и, сцепив руки под его горлом, прижиматься губами к щеке и тихо, практически неслышно, говорить: «Я бы отымел тебя, Дэдпул», - и потом стопой гладить его пах, наблюдая в зеркале, как приподнимается спандекс. «Кто бы тебе разрешил, Спайди», - отвечает Уилсон, и растягивающаяся ткань скрипит от его улыбки. «Я бы просто не спрашивал…» - от языка Питера остаются блестящие полосы. От языка Питера под тканью горит кожа.
Единственное, что не совсем отвечает вкусам Питера в этих прекрасных ролевых играх, - это возможность того, что в один из разов, когда Нью-Йорку снова будут нужны герои в трико и новая сенсационная история для первых полос, Уилсон окажется на противоположной стороне.
«Меня не так просто убить, Паркер, ты зря надеешься», - сказал Уилсон, придя домой без части ноги и пальцев. Питер готов был согласиться без дальнейших проверок этого тезиса, но Уэйд решил, что лучше один раз показать, чем тысячу раз рассказывать, и выстрелил себе в висок.
«Голова просто раскалывалась». Голова просто раскалывалась – так он объяснил это на следующий день Паркеру, часа два отмывавшему стену от его мозгов, в существовании которых с тех самых пор Питер очень сильно сомневается.

- Не бойся, Питер-детка, на сегодня у меня не запланировано случайное разрушение города. Ты можешь даже не брать в школу свой наряд принцессы справедливости, - Уилсон раскрывает руки, и Питер – какая неожиданность – подходит к нему. – Может быть, сегодня мне даже заплатят, и я смогу повезти тебя в Диснейленд, чтобы ты смог пообщаться с другими принцессами. Тебе, наверное, одиноко в Нью-Йорке: все эти богатые мальчики – Кларк, Тони, Чарльз – не приглашают тебя на свои вечеринки. Какая жалость…
Питер обнимает его за талию и чуть привстает на носках, дотрагиваясь губами до подбородка. Да, давай поедем в Диснейленд и, пока мы будем кататься на каруселях, ты будешь сжимать мой член. Да, пусть дети, сидящие рядом, видят, как ты двигаешь ладонью в моих джинсах и кусаешь меня за щеку, шепча: «Кончи…». Пообещай мне покататься на лошадке, а потом скажи, что ты припас для меня не какую-то подыхающую клячу, а настоящего жеребца, который ждет меня в твоих штанах. Купи мне корону со стразами и розовое платьишко, чтобы у меня появилась стопроцентная гарантия того, чтобы ты оттраханный в голову извращенец.
- Паркер, хватит надеяться избавиться от меня, - говорит Уэйд и почему-то проводит ладонью по отросшим волосам Питера. – Ты так жмешься, словно надеешься, что сегодня меня точно пришьют.
- У тебя снова начались тактильные галлюцинации, - он проводит носом по линии челюсти и прижимается ртом ко рту. – А мне казалось, те таблетки помогли…
- Те таблетки, Паркер, были витаминами, которые предназначались для твоей прыщавой жопы.
- Да нет, другие, которые я подмешивал тебе в еду… - Уилсон хрипло смеется шутке и кладет подбородок на голову Паркера.
- Заберу тебя после школы.
Только тогда Питер делает шаг назад и кивает.
*
Питеру нравится слышать, как скрипят найки, ему нравится чувствать, как после каждого шага он словно отталкивается от асфальта и не нужно никаких суперспособностей, чтобы буквально парить над землей. Воздух наполнен густым запахом реки, сигарет и бензина. Кожа покрывается мурашками от утреннего воздуха, и в животе тянет от предвкушения: семь часов в школе, а потом – горячий душ, горячий кофе, адски горячий Уэйд.
Уэйд, который кинет сумку с деньгами в угол комнаты, стащит с себя дубовый от пота костюм и ляжет в одних трусах на диван смотреть какое-нибудь ток-шоу о вреде насилия на телевидении, а потом похлопает по своему животу – и ровно в ту же секунду Паркер окажется на нем, тыча пальцем в еще не затянувшиеся раны. «Так больно? А так? А так?» - «Больно будет, когда я засуну кляп тебе в рот и займусь с тобой грубый извращенным сексом при помощи своей винтовки».

- …что, Паркер, с ночной смены тащишься?
- Пошел нахуй, - манеры, Питер, манеры. – У тебя какие-то проблемы, Флэш? Отец в очередной раз порол тебя всю ночь, и теперь надо спустить пар? – безусловно, это провокация, только Томпсон не знает слова «провокация». Зато он вполне понимает слова «отец» и «пороть», что, к сожалению, заставляет его подумать, будто подобные грязные инсинуации заслуживают сурового наказания.
- У меня нет никаких проблем, Питер, - улыбается Флэш и заносит руку, - ведь меня не пялит трахнутый на голову извращенец.
- Как? Твой отец наконец избавился от пагубного пристрастия к переодетым мальчикам? – Паркер говорит это зря, так как Флэш решает не поддерживать беседу, а просто с размаха впечатывает кулак в его лицо.
У Питера симпатичное лицо – Уэйд сокрушается каждый раз, когда его разбивают. Как сокрушается... Он говорит: «Когда ты приходишь с таким лицом, мне хочется точно так же разукрасить твою задницу».

Питер не успевает уклониться, хотя паучье чутье еще минуты две назад подсказывало ему, что нарываться на неприятности и хамить Флэшу Томпсону – это отличный способ влипнуть в неприятности.
- Он хотя бы платит тебе, Паркер? На ланчи хватает? – Флэш ударяет под ребра, и Питер, закрывая бок, приседает ниже. Это не похоже на честную драку, потому что Питер не может ответить: Питер не может взять этого ублюдка за ворот его дерьмовой рубашки и закопать в асфальт, Питер не может пустить в его рот паутину и заставить подохнуть от асфиксии, потому что, конечно же, сила рождает ответственность.
«Тебе нужны рамки, Паркер. Либо ты задираешь барышням юбки, выпуская паутину, либо ты спасаешь Нью-Йорк. Разнообразия вариантов здесь нет». Сила рождает нотации от Уэйда Уилсона, человека, который общается с голосами внутри своей головы.
- Интересуешься, чтобы узнать, сколько лет своей поганой жизни тебе копить хотя бы на десять минуток в моей компании, Флэш? Устал дрочить в одиночестве? – еще один удар, теперь уже ногой в живот, и Паркер с хрипом выдыхает, когда Томсон тянет его за майку, отрывая от асфальта.
- Я научу тебя манерам, Паркер.

Какая замечательная постановочная сцена: Флэш ставит Питера на ноги и отряхивает его джинсы, а потом. Да, а потом он плюет Паркеру в лицо.
И уходит.

Уилсон говорит, что безумие – это состояние, когда ты делаешь то, что хочешь, и не задумываешься о последствиях. «Безумие – это свобода», - ухмыляется Дэдпул и выпрыгивает из окна, услышав перестрелку.
*
Если бы у Питера был близкий друг, этот друг бы знал, что Питер Паркер в рот ебал возможность быть супергероем. Он бы отлично проводил время, играя на Плейстейшн и редактируя фотки знаменитостей в Фотошопе, но, к сожалению, вместо этого ему приходится таскать с собой красно-синий костюм и каждый божий день напоминать себе, что смерть дяди Бена требует справедливости для всех, даже для таких пиздоголовых людей, как Флэш.
Питер вынужден прыгать с крыш, ловить преступников, на живую зашивать порезы, обливать водкой швы, а потом тащиться на уроки американской литературы, где чтобы услышать, как другие мальчики в его возрасте ненавидели бейсбол и уезжали во Фриско, чтобы познакомиться там с любовью всей своей жизни.

Паркеру не пришлось уезжать во Фриско – ему пришлось схлопотать две пули (в плечо и ногу), потерять сознание от боли и свалиться с семьдесят второго этажа, чтобы через двенадцать часов очнуться в каком-то грязном клоповнике рядом с человеком, вслух обсуждающим, что делать с «этой сопливой малолеткой. Ты совсем рехнулся? Я просто стараюсь вписаться, блядь, три дня назад мы решили, что иногда нужно помогать людям. Но он не человек! Да, подростки – это не люди, тут я с тобой согласен». Очевидно, аргументы оппонентов были сильнее (как выяснится позже, «у меня просто затекла жопа сидеть там с тобой и ждать, когда ты очухаешься»). Мужчина встал с кровати и ушел, оставив на тумбочке пару сотен баксов. «На такси и баб» - так звучала пояснительная записка.

На этом романтическом моменте можно было бы и остановиться, только по-настоящему они встретились, когда Дэдпул грабил банк, в котором Паркер пытался снять деньги, и случайно прострелил Питеру ладонь. «О блин, парень, у тебя сегодня неудачный день!» - рассмеялся Уилсон и, разнося прикладом стеклянную перегородку между кассирами, предложил Паркеру искупительное свидание.
Питер знал, что это была шутка. Точно так же, как и предложение заняться страстным гомосексуальным сексом на камеру (никакой камеры не было), когда Уэйд, как кретин, слюнявил шею Паркера и хлопал его по колену.
Питер согласился. И в первом, и во втором случае.
«Я пошутил», - Дэдпул остановится и прижал ногой пальцы охранника, который еще не потерял надежды вызвать полицию.
«А я нет».
«Да ты, должно быть, в отчаянии, парень, если соглашаешься на свидания с наемными убийцами».

Они пошли в кино: Питер Паркер, его худи от Pull&Bear и мужик с накачанными икрами в красно-черном костюме. «Попкорна, золотце? Как тебя зовут, кстати?..» - «Питер». – «О, Питер. Питер-детка, так что насчет попкорна? Или начос? Или чимичанги?» - «Чимичанга – это эвфемизм для быстрого перепихона в туалете?» - «Не-а». – «А жаль».

Признаться Уэйду, что он, Питер-я-ненавижу-показуху-Паркер, надевает обтягивающее пидорское трико и выбегает по ночам на улицы, чтобы спасать тупоголовых кретинов и нести справедливость, было более напряженным событием, чем каминг-аут перед тетушкой. Потому что тетушка просто кивнула и сказала, что однажды он встретит хорошенькую девушку и это все пройдет. А Уилсон.
Уилсон заржал, обхватил его поперек живота и сообщил, что давно хотел отжарить какого-нибудь героя, но парень Капитана Америки слишком строг в отношении связей с другими мужчинами. «Парень Кэпа?.. Но, эм…» - «Боже, Питер-детка, если ты считаешь, что во всей этой братии мужчин в спандексе можно набрать хотя бы щепотку гетеросексуальности, ты еще глупее, чем мне казалось».
Они спали на тот момент – три месяца? Три месяца, во время которых Уилсон обзывал Питера жадной до членов потаскушкой и смотрел с ним диснеевские мультфильмы.

Питер боялся возвращаться домой, потому что в кладовке вместе со старыми роликами валялось чувство вины перед тетушкой, которая вздрагивала во сне и иногда звала на помощь человека, давно сроднившегося с землей и не испытывающего желания выходить наружу. И поэтому он предпочитал бродить по Нью-Йорку, а потом как бы случайно оказываться в роскошных апартаментах Дэдпула, где по стенам бегают клопы, а тараканы деликатно отворачиваются, когда ты идешь отлить. И Уилсон почему-то не протестовал. Возможно, потому, что первые несколько недель он страдал от повреждения мозга, но любовь, конечно же, исцелила его.

Паркер до сих пор боится возвращаться домой, и, когда его накрывает особенно тяжелое переживание смерти дяди, он надевает маску и ныряет под одеяло. Медленно гладит плечо Уэйда и вслепую трогает кожу, разрезанную шрамами: «Питер, мать твою, ложись спать,», - Дэдпул хлопает его по руке и, схватив за запястье, перетягивает к себе под живот. И в этом нет ни издевки, ни припизженных насмешек, которыми Уэйд пичкает его круглосуточно, – в этом есть какое-то подозрительное желание просто уложить Паркера спать.
«Сними эту ебанную маску, Питер, кому ты нахер сдался в моей квартире?..» - Уэйд тянет за край тряпки, и Паркер с каким-то истерическим страхом сдавливает его руку и прижимает ладонь к своей грудной клетке. «Паркер, внемли мне: в этой квартире лежит килограмм пять динамита, один гранатомет, семь катан, пара десятков пистолетов, ножей, какая-то ебанная лазерная пушка, чей-то молот и, в конечном итоге, здесь лежу я. Поэтому уйми свою паранойю, дружок, ты заставляешь голоса в моей голове нервничать».

Когда Уэйд хрипло стонет: «Блядь, пожалуйста, просто усни, или я тебя пристрелю», - Питер замирает под его горячим телом, от которого постоянно идет жар инфицированных ран, и накрывает его ладонь своей.
Уилсон не обзывает его сраным пидором. Уилсон не рассказывает историю о том, что рай для педиков – Бродвей, и Паркер промахнулся с местом ночлега. Уилсон молчит.
И слышно только, как переругиваются голоса в его проветриваемой всеми ветрами голове.

Вероятно, именно эти причины, которые Питер Паркер старается не афишировать даже в своем розовом дневничке с оборочками, заставляют его пораньше уйти с биологии. Вероятно также, что Паркер просто жаждет мести, но возможность того, что им руководят более высокие побуждения, исключать нельзя.

Паркер ненавидит футбол и ненавидит Флэша Томпсона (Флэша чуть больше, чем футбол). Паркер ненавидит гнилостный запах юношеского пота, который чуть ли не вцепляется тебе в лицо, когда ты входишь в школьную раздевалку. Паркер ненавидит тупых безголовых качков, ненавидит традицию шлепать друг друга мокрым полотенцем по заднице («Так делают только педики, Питер, поверь мне. Самые пидорские педики на всей земле»), ненавидит нестиранные кроссовки и майки с кромкой соли под мышками.
Паркер ненавидит здесь все.

- Что пришел, Паркер?.. – Флэш весело потирает руки и хлопает в ладони, приглашающе кивая на шкафчик. – Ты ведь мазохист, я угадал? Любишь, когда тебе делают больно? Когда на тебя плюют, м, Паркер? – Флэш выключает душ и упирается плечами в кафель. – Скажи, а твой ебарь, может, на тебя мочится? Или он гадит в специальную тарелку, а ты потом обмазываешься этим говном?
- Флэш, - Паркер не замечает, как у него напрягаются мышцы, и он делает несколько шагов вперед, - а как эти фантазии вообще возникают в твоей голове?.. Расскажи мне, как часто ты дергаешь свои – сколько? – десять сантиметров, обдумывая эпизоды с моим участием?
Томпсон хлопает ладонью по бедру и скалится.
- Знаешь, я каждое утро вижу, как ты ноги свести не можешь – так сильно тебя ебет твой мужик. Вот и думаю: как вышло, что Питер Паркер, который всю свою жизнь был третьесортным дерьмом, вдруг оказался такой отличной шлюхой?
Паркер подходит к душевой, упирается рукой в стену рядом с Флэшем и забывает удивиться тому, что у того стоит, причем стоит так сильно, что от головки члена тянется прозрачная нитка смазки. Чем-то похоже на паутину, - улыбается Паркер.

- А что, если у твоего ебаря отвалится член, пока он будет елозить в твоей жопе? Представляешь, Паркер, что будет, если его гниющий хуй оторвется прямо в тебе?.. Твой мужик так выглядит, как будто его из кусков говна слепили.
Питер отрывается от созерцания бедер Флэша, покрытых мелкой сеткой краснеющих капилляров, и поднимает голову.

Паркер крайне редко вспоминает, что у Уэйда рак кожи. Точнее, он вспоминает об этом исключительно в те моменты, когда замечает Уилсона в ванной, где тут ножом счищает струпья, чтобы на месте корок регенерировали новые гладкие заплаты. Он вспоминает об этом исключительно в те моменты, когда Уилсон, обдирающий свою кожу на протяжении трех или четырех часов, возвращается в кровать и обнимает его со спины.
Питер, конечно, детка, но не такая тупоголовая детка, которая считает, будто Уэйд делает это для того, чтобы ему, Паркеру, звезде папки «Детское порно» на мобильнике Уилсона, не было противно. Вполне вероятно, Уэйду просто нравится дырявить себя ножом и вырезать пораженные коричневые участки распадающейся кожи. У каждого свои кинки.
Во всяком случае, именно это говорит сам себе Паркер, когда прижимается губами к еще теплой от регенерации коже Уилсона и тянется к его рту.

У Флэша, надо признать, был шанс. Забрать свои слова обратно. Сказать, что они вырвались против его воли. Придумать нелепую отговорку и, обвязав полотенце вокруг пояса, пойти переодеваться, напевая Кэти Перри.
Но вместо всего этого он решает улыбнуться и похлопать Питера по щеке.
- Тебе давно пора найти кого-то получше, Паркер.

Великая сила рождает не только ответственность – она рождает еще способность бить людей прямо в живот, ударять по их сраным лицам и, перехватив их за волосы, бить лбом о стену. Великая сила рождает способность вминать других людей в кафельную плитку и запечатывать их руки над головой паутиной.
Великая сила рождает великое множество возможностей для реванша.

- Ты же себя предлагал, Флэш, м? – Паркер ударяет его по ягодице, и на коже моментально вспыхивает алое пятно.
- Что, нахуй, ты творишь?! – в голосе Томпсона – паника; он дергается, стараясь отлипнуть от кафеля, но делает только больнее: член попадает в щель между боком и стеной, и Флэш слишком сильно надавливает на него.
Флэш слишком неловкий, слишком агрессивный, слишком напрашивающийся на то, чтобы кто-то научил его, как правильно вести себя с другими людьми.

Паркер выдавливает на ладонь гель для душа – «пионы и молоко», сообщает этикетка – и просовывает пальцы между плотно сжатых ягодиц Флэша.
- Сейчас я тебя оттрахаю, Флэш, - говорит Паркер и, встряхнув ладонью, расстегивает свои джинсы. – Сначала я разотру твою дырку, и она начнет гореть, потому что, если бы можно было трахаться, пользуясь гелем для душа, никто бы никогда не стал изобретать смазку. Я сделаю это, Флэш, потому что мы с тобой близкие друзья, а меня учили смазывать близких друзей перед тем, как их отыметь, - Питер нависает над Флэшем и, ухватив его за волосы, оттягивает голову назад. – Я уделю твоей подготовке приблизительно сорок секунд, - свободной ладонью Паркер надавливает на задницу и отводит ягодицу в сторону, просовывая палец в анус. На коже расплываются красные полумесяцы от ногтей, и Питер прикусывает Томпсона за шею.
- Ебанный пидор… - шипит Флэш и старается плюнуть в него, только теперь Питер снова ударяет его лбом о стену и смеется, когда Томспон скулит от боли. – Я урою тебя, Паркер, блядь, богом клянусь, я изуродую тебя…

Питер просовывает второй палец через плотно сжатый сфинктер и разводит пальцы, делая ножницы: Флэш скулит от боли, и убедить себя в том, что Паркер сейчас пытается быть справедливым, становится все труднее. Паркер сейчас впервые пробует себя в роли животного, каким Томпсон был последние лет семь, и не чувствует никаких угрызений совести.
Он, надо сказать, не чувствует ничего, кроме желания всадить член в задницу Томпсона.

От пальцев пахнет дерьмом – Питер вытирает ладонь о бедро Флэша, и после прикосновения остается грязно-коричневая полоса. Мерзко, как, впрочем, и происходящее, только это не мешает Питеру зажмуриться и, тесно прижавшись к чужой заднице, направить член.
- Паркер, блядь, Паркер… - Флэш дергается в истерике, и Питер надавливает на его плечи, заставляя успокоиться.
- Ты же этого хотел. Наслаждайся.

Первая секунда – нестерпимая боль от того, что анус слишком сильно сжимается вокруг члена и мышцы болезненно давят на головку; Томпсон хнычет и старается уйти в сторону, но Питер просто делает толчок вперед. А затем еще один. И еще один, после которого Флэш взвывает и царапает ногтями стену.

- Я убью тебя, Паркер, - скулит Томпсон. – Я убью тебя, я заставлю тебя жрать мое дерьмо, Паркер, и ты будешь умолять меня о пощаде…
- Нет, - смешок, после которого Питер приподнимается на носках, изменяя угол, и Флэш неожиданно для себя охает. – Нет, это ты, Флэш, - укус за плечо, - это ты будешь умолять меня.

Становится жарко; когда Паркер перехватывает его рукой через живот и ускоряет темп, вбиваясь внутрь и чувствуя, как под членом ноет чужое нутро, когда Паркер хлопает ладонью по ноге Томпсона и шепчет: «Кто из нас шлюха, Флэш?..» - и в ответ раздается протяжный гортанный стон, когда Паркер застывает внутри и короткими толчками дотрагивается до простаты – да, тогда паучье чутье, или что там от него осталось, сообщает Питеру, что в коридоре слышны шаги.

- Питер, Питер, Питер, - Дэдпул чуть растягивает слоги и останавливается в паре сантиметров от спины Паркера. – Я тебя везде обыскался. И где я нашел тебя?.. – Уилсон спрашивает скорее сам у себя, чем у гулко выдыхающего Питера, который тянет Флэша за бедра и сильнее насаживает его на свой член. – Я нашел тебя в школьной раздевалке. Напомню, что когда я предлагал тебе, - Уэйд прижимается к Паркеру со спины и сцепляет руки на его животе, - ты сказал, что не будешь участвовать в моих эротических фантазиях. Я разочарован, Питер-детка…

Уилсон мягко целует его в край рта и слизывает выступившую каплю пота на виске. Пальцы аккуратно дотрагиваются до соска и сдавливают его через майку – Паркер стонет в ответ и подается назад, ближе к Уэйду, ударяя ладонью по бедру Флэша.
- Почему моя принцесса так сильно злится, что решила выебать кого-то своей волшебной палочкой? – Дэдпул трется щетиной о щеку Паркера и проводит языком по его подбородку. – Что же должен был сказать этот мальчик, Питер, чтобы вывести тебя из себя?.. Может, он оскорбил Америку? Свободу? Независимость? Демократию? – Уилсон наигранно ахает, когда Томпсон хнычет под Паркером и выставляет задницу, чтобы тот прижался сильнее.
Паркер закидывает руку за голову, тянет к себе Уэйда и, подавшись бедрами вперед, смотрит, как Флэш сам двигается на члене.
- Мальчик нанес ущерб твоей самооценке? Обожаемой тетушке Мэй? Сказал, что ты хуевый фотограф? – Паркер открывает рот, и Дэдпул накрывает его своими губами, целуя и продолжая говорить: - Объяснил тебе, что ты окончишь жизнь героиновым наркоманом? Опорочил наши с тобой чистые отношения?.. – Паркер болезненно морщится, когда член начинает распирать от жара, но находит в себе силы кивнуть, чувствуя, как сжимается Томпсон.

Уилсон замолкает, и в воздухе становятся отчетливо слышны влажные шлепки тела о тело.
Усталый выдох – Дэдпул крепче обнимает Паркера и кладет подбородок на его плечо.
- Давай, Питер, кончи в него, - Уэйд целует Паркера в шею и чуть закусывает мочку его уха. – Кончи в него и пойдем уже домой… Блядь, Питер-детка, я так устал за сегодня и хочу свою гребанную мексиканскую еду, сериал и, возможно, тебя, если ты соизволишь вымыться после этого ублюдка. Кто вообще разрешил тебе трахаться с кем попало, Питер? Хватит того, что ты трахаешься со мной и моими личностями… Кончи уже в этого говнюка, - произносит Уэйд и обводит горячим языком ушную раковину, - и пойдем домой.

Домой.
У Паркера темнеет в глазах, и он запрокидывает голову, откидываясь на Уэйда. Еще несколько судорожных толчков, когда задница Томпсона дергается и сжимает в себе член, и Питер удовлетворенно стонет в рот Уилсона, который гладит его по грудной клетке.

Домой.
Домой – это очень хорошее слово.
Одно из лучших.

@темы: fiction, КРУТИТЕ КОЛЕСО САНСАРЫ

---

А. утверждает, что настоящее безумие заключается не в том, чтобы увидеть, например, мужчину в коридоре, который, как тебе доподлинно известно, абсолютно пуст.

Настоящее безумие - назначить ему свидание.

@темы: Подними индекс самоубийств своим вкладом, Я завещаю это своим детям, Как насчет щепоточки страданий

---

Хильди и ее холод

Время стекает с черных Свотч, вцепившихся в запястье, на фарфоровое блюдце: никак встреч с друзьями и пометок в ежедневнике, никаких билетов в театр или кино, ничего больше.

У Хильди не характер, а три с половиной сантиметра снега, от которых стынут руки - не поцелуешь и не дотронешься; Хильди водит ладонью в воздухе и прижимает к груди виниловую пластинку: не на щите, а со щитом.

Была маленькой: варежки из шерсти, черных шарф, пуховик - и щеки стынут от холода, и в глаза летит снег, и Хильди словно заперта в куртке, но все равно бежит вниз, бежит, нога цепляется за корень, и она валится. Смех, смех, смех - много смеха, у Хильди красные губы, голубые глаза, светлые волосы. Хильди еле ворочает языком, говорить не о чем, потому что все внутри - руку протягиваешь, и счастье течет по запястью.

А теперь наклоняет голову, когда смеются, и чуть приподнимает уголки губ: совсем непонятно, что делать - рассеянно оглядывается, встает с кресла и выходит из комнаты. Хильди потеряна, Хильди в лесу, но не слышно ни одного голоса, кроме ее шепота: "Пожалуйста". А вокруг - волки, волки. Хильди не умеет защищаться: расставляет руки, открывая грудь, и ждет клыков.
Ожидание боли, предвкушение боли, бесконечная война, от которой ни крови, ни убитых, только Хильди волчком кружится по комнате и кричит от страха.

Потом - уходит, и снова: тишина, ти ши на, и от этого особенно плохо, знать, что скоро все разобьется. Опускается на колени - просит, ложится в кровать - просит, закрывает глаза - просит. Но никто не слышит. Хильди одна, совсем одна, и холод от пяток к шее, и пальцев совсем не чувствуется.

Некого слушать и нечего слышать; во рту комья обжеванной ваты, в грудной клетке - испачканные марли - Хильди здесь больше нет.
Волки укладываются у ее ног - Хильди плачет и крепче сжимает пластинку.

Если рык прекратится, если прекратятся вопли, она сможет услышать музыку.
Да, там она сможет услышать музыку.

Время перестает капать на пол.
Дальше - холод.

@темы: тексты, письма с того света

---

x

Give me hope in silence
It's easier; it's kinder
Tell me not of heartbreak
It plagues my soul, plagues my soul

But I am not the enemy

And bury me beside you
I have no hope
In solitude

But I came and I was nothing
And time will give us nothing
So why did you choose to lean on
A man you knew was falling?


Прослушать или скачать The Mumford and Sons The Enemy бесплатно на Простоплеер

@темы: Подними индекс самоубийств своим вкладом, Как насчет щепоточки страданий, ты красивый, ты умрешь первым

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

"...и для нас, людей, в которых с самого детства растят Печориных, убежденных в необходимости индивидуального подвига это вообще не поддается осмыслению. Понять Иисуса просто: вот он шел, проповедовал, превращал воду в вино, ходил по воде, а вот он умер за наши грехи. Не нужно быть особенным интеллектуалом для того, чтобы осознать смысл распятия.

Социальная этика двадцатого века предлагает концепт, который я вот уже десять лет объясняю студентом и сама никак не могу понять /улыбается/, но надеюсь, что они постараются поразмыслить над этим.

Не нужно надевать терновый венец. Не нужно позволять людям во время ланча распинать тебя.
Когда тебя ударят по щеке - не нужно подставлять другую щеку.

Необходимо создать такой порядок, привить такие моральные ценности, которые бы остановили тех белых фашистов, которые захотят тебя ударить. Не нужно терпеть боль - боль необходимо остановить.

Эта этика предполагает, что нам совсем не нужно жертвовать собой ради всеобщего благоденствия: благоденствие должно существовать для нас" (конспекты по этике)


+

"Тьма не прогонит тьму — только свет в силах это сделать. Ненависть не прогонит ненависть — это под силу только любви. Ненависть порождает ненависть, насилие порождает насилие, и жестокость порождает жестокость в раскручивающейся спирали всеобщего разрушения" (Мартин Лютер Кинг)

@темы: до того, как стало мейнстримом, Лили, Я завещаю это своим детям

---

давно
давно меня так не протаскивало

01.11.2013 в 01:19

Пишет  Kanzeon Bosatsu:

да, Томас, выбор никогда ещё не был таким сложным...

+++

святое неведение...спроси у Тома, он тебе расскажет и покажет

@темы: Прими свои наркотики и ляг спать, КРУТИТЕ КОЛЕСО САНСАРЫ, ты красивый, ты умрешь первым

---

ВСЕ ОЧЕНЬ ХУЕВО, ГОСПОДА



КАК СЕКС В БОЛЬШОМ ГОРОДЕ
ТОЛЬКО ПРО ГЕЕВ

Я ДОЖИЛ ДО ЭТОГО ДНЯ

18.11.2013 в 01:49

Пишет  JunkyPerv:

*крик на уровне ультразвука* ГРОООООООООООООООООООООООООФФФФФФФФФФФФ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

15.11.2013 в 12:18

Пишет  Justin Hill:

HBO и новый сериал "Looking" ("В поиске")
Понятия не имею, что это за трава, но надо будет обязательно заценить



The series stars Jonathan Groff, Frankie J. Alvarez, Murray Bartlett, Russell Tovey and Scott Bakula. ©

Это история троих друзей-геев, один из которых — художник, второй — ресторатор, а третий — разработчик компьютерных игр. С приятелями по ходу шоу будут случаться невероятные истории, а основным местом действия стал знаменитый гей-район Мишн в Сан-Франциско, где живет эта троица, ищет свое счастье и любовь, а кто-то просто сексуальных приключений в городских асфальтовых джунглях. ©

@темы: до того, как стало мейнстримом, Лили, У меня есть отличная идея: давайте обкончаем друг другу лица!, Я завещаю это своим детям, Прими свои наркотики и ляг спать, КРУТИТЕ КОЛЕСО САНСАРЫ