Сейчас я объясню вам, насколько у меня большие проблемы с тем, чтобы разделять реальность и происходящее в моей голове:

у меня есть запись с концерта Миши Родионова, сделанная в Москве, когда в начале весны они презентовали кусочки нового альбома, и одна из моих любимых песен оттуда - "Астра".
Так вот, в "Астре", девушка, которая записывала видео, из которого этот трек вытащен, говорит:

Я знаю, что ты любишь ее. Я тебя рассекретила

И один из сценариев, который я постоянно откатываю, что однажды я приеду в Москву или в Питер, чтобы послушать Родионова в его естественной среде обитания, и там будет девушка, которая будет шептать над моим ухом:

Ты несчастлив. Я тебя рассекретила

@темы: Лашден, стыдоба-то какая

---

Мы живем в 70 милях от города; ты не помнишь моего имени, я не помню, почему ты ложишься рядом со мной спать. За окном пасутся овцы; ты ставишь чайник на плиту, ждешь, пока он начнет взвизгивать, а потом наливаешь полную чашку, и запах крепкого чая стелется по полу.
Ты поишь меня холодным молоком, от твоих рук пахнет мелиссой, ты целуешь меня в лоб; по вечерам ты перебираешь мои волосы, гладишь меня по щеке и укутываешь меня одеялом.
Звезды кажутся очень далекими, и я прикладываю ладонь к стеклу, закрывая кусочки фольги на небе.

Наша колли бежит вниз по горке, трава слишком зеленая, небо слишком голубое, воздух слишком свежий; она лает на овец, и те с топотом несутся прямо к дому, белая пена, я вытягиваю руки и улыбаюсь, когда собака трется о ногу.
На взгорке растет лаванда; каждый день ты обрываешь по маленькому пучку и добавляешь в воду: так слаще - ты ставишь ее в вазочки, ты прячешь ее в комод, под подушку.
Ты пахнешь солнцем, ты пахнешь ветром, ты пахнешь любовью.

Я ловлю бабочек и прикалываю их к темному бархату; в кладовке все меньше места для коробок с махаонами.
Ты плетешь венки и расставляешь горшки с цветами перед порогом.
Ты засушиваешь зверобой, ты вышиваешь покрывало, ты рисуешь акварелью горы.

Я смотрю на продольный порез на твоей руке.
Я смотрю на продольный порез на своей руке.

Трава слишком зеленая, небо слишком голубое, воздух слишком свежий.

Я слишком живой, слишком живой, слишком живой.

@темы: тексты, письма с того света

---

даша знает жизнь

Все наши отношения в трех сообщениях.

@темы: Вальмонт, ваши письма не волнуют мою матку, Как насчет щепоточки страданий, Фелиция Бауэр выела мои вены

---

Скачать бесплатно Patrick Wolf - Wind In The Wires (Clifftop Demo) на Muzebra.com.

Милая,

этот ветер сложен из моего "пожалуйста", из трех с половиной песен Битлз, которые мы слушали до обморока на крыше твоего дома, из скрипа стекла под твоими пальцами: я стою перед твоим домом, а ты дышишь на стекло и прикладываешь к нему ладонь, сильно-сильно, словно стараешься стать ко мне ближе; этот ветер сложен из шороха песка под ногами, стука ракушек о прибрежные скалы, из шума моря: ты стоишь по щиколотку в воде, а я не могу поверить, что это все взаправду, ты и я, ты и я, это так нереально, это так невозможно,

ты и я.

Я помню, я помню отчетливо: ты оборачиваешься ко мне и улыбаешься, а потом, вдруг сорвавшись с места, разбрызгивая воду, подбегаешь ко мне и сжимаешь руки на моей шее: "Не отпускай меня" - и я не отпускаю. Я не отпускаю тебя.
Я не отпускаю тебя.
Я не отпускаю.

Но ты-то должна, милая.
Нужно разжать руки, нужно забрать вещи с берега, поднять корзинку и, повесив на ручку велосипеда, поехать домой; милая, пожалуйста, нужно забрать этот венок из вереска, который ты принесла, мы больше не сможем играть в принца и принцессу, потому что нашего королевства не больше не существует.
И меня не существует.

хх

Заведу-ка новый модный тег.

@темы: письма с того света

---

С утра я не знаю, что надеть. Сегодня я лежал в кровати тридцать минут, начиная опаздывать на работу, и думал, что мне нужно подняться, выбрать одежду, позавтракать и пойти работать.
Я не могу встать. Я не могу дойти до шкафа. Я не могу ничего. В половине двенадцатого я открываю 140 коллекций осень/зима 2013 и смотрю на платья.

Почему я не могу купить такую одежду, которая будет делать меня счастливым.
потому что ее не существует

ххх


Пожалуйста, сделай так, чтобы я перестал умирать.

хх

Даша дала мне номер мобильного: на всякий случай.
Он уже пришел или еще нет? уже пришел или еще нет? - спрашиваю я себя, прячась между раковиной и ванной и прокусывая руку до крови.

хх

Иногда мне кажется, что я очень сильно тебя ненавижу, потому что ты никак не можешь мне помочь, а потом я вспоминаю, неосознанно, словно краем глаза вижу знакомого человека: это я не тебя ненавижу.
Это я так ненавижу себя.

хх

Я разговариваю с все большим количеством людей, чтобы не было ни минуты тишины, потому что в тишине я прижимаюсь лбом к коленям и повторяю
"Я устал, я так устал, я очень устал, я устал, я устал, я устал".

Я и не отдыхал, надо сказать.

х

Ты понимаешь, что где-то там ты загнешься? -

я проснулся сегодня в четыре утра, за окном шел дождь, а подумал, как было бы славно не просыпаться.
Никогда больше.

х

К сидел напротив меня и тер ладони, потому что я оседал на пол и кричал: "Почему они не могут любить меня".
Сходил к зеркалу сегодня.
Понял причины.

@темы: Подними индекс самоубийств своим вкладом, Как насчет щепоточки страданий

---

Самовнушение, которым я заполняю свою голову каждый день с того момента, как воскресенье, 17-ого, стало последним днем лета:

просто сейчас ты терпишь,
а потом открываешь визу, уезжаешь в Вильнюс, покупаешь свитер с оленем, приходишь к Коффе-инн, заказываешь латте.
И на пару минут забываешь, что с каждым днем все хуже и хуже, хуже и хуже, хуже и хуже.
А дна нет.

ХА. ХА. ХА. ДЕТОЧКА. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ.

@темы: Подними индекс самоубийств своим вкладом, Как насчет щепоточки страданий

---

слишком, блядь, смешно

02.09.2013 в 20:04

Пишет  Вкусный Добрый Жук:

сабы к "Гуще событий" серьёзно конкурируют с сабами к "Побегу"

ещё 88 капсов на все случаи жизни.

@темы: Прими свои наркотики и ляг спать

---

Рэнт приходит и говорит такой: "Это фотографии из Лондона, детка, а теперь страдай"

xx

 

Трафальгарская площадь; Джонатан сидит в Pret-a-manger и раскладывает на подносе листики латука, Джонатан открывает баночку с шипящим яблочным соком (жадный глоток - пузырьки щиплют обветренные губы, Джон цокает, цокает второй раз, делает еще один глоток), Джонатан разглаживает брюки на коленях и трет костяшками край пиджака (заношенный твид с тонкой темно-синей полоской по лацкану - подарок мамы, у мамы теперь кожа в морщинках и с ногтей облез лак, мама живет в пяти минутах ходьбы от Стрэнда, мама больше не любит джаз, мама предпочитает слушать новости и не верить ни одному слову).

Трафальгарская площадь; "Лиз, сфотографируй меня! Смотри!" - она взбирается на бортик и взмахивает руками (голуби словно сыплются из воздуха, который она порвала своим движением, - серая волна и шум, как будто от сотни аплодисментов); Джонатан смотрит, как она смеется: щербатая улыбка и слишком полные губы - ворох кудряшек, коричневые лодочки, фиолетовый жакет. Она уедет завтра, или послезавтра, уедет к родителям, уедет; Джонатан останется.

Джонатан останется один. Она уже не вернется - это известно точно, доказательства - в списке, изорванном в чашку с кофе:

1) она не смотрела на него, когда прощалась: губы дрожали, словно она старалась пережевать то, что хотела сказать, вернуть внутрь, но она сказала, сказала это: "Я не хочу тебя больше знать"

2) она забрала все вещи и оставила на кровати сборник, который он ей подарил - "не нужно, не отдавай" (Джонатан затравленно бродит по комнате, меряет шагами путь от двери в спальню, от спальни - к кухне).
"Мне не нужно. От тебя - ничего не нужно",

3) она запрещает обнять себя, когда он тянется - "на прощание, последний раз, если мы расстаемся", глаза застилает мутная пелена. Она зажмуривается (пальцы в ладонь, стискивает зубы): "Я не хочу, чтобы ты ко мне прикасался".

Она не вернется, больше не вернется, теперь она точно ушла навсегда; она не придет через десять дней, не ляжет рядом, не обнимет, не заплачет. Она ушла, ушла, ушла, ушла, ушла - рассыпается на согласные, на хриплое ожесточенное повторение до тех пор, пока смысл слова не исчезает полностью, пока слово не приходит в негодность. ОНА УШЛА. Она не поцелует больше с утра, не будет слушать грустную музыку вечером, не станет оставлять вещи на полу - не знать ни этого глагола, не понимать смысла ее поступка, спрятаться под стол и стучаться головой о стену, до крови, до боли, до паники. ОНА УШЛА.

Трафальгарская площадь; Джонатан смотрит на место, где впервые увидел ее.
"Лиз, сфотографируй меня! Смотри!" - она дергает плечиком, когда он окликивает ее: "Осторожнее! Вы свалитесь!".
Так спасите меня. Спасите меня, - у нее голубые глаза и темно-рыжие волосы, она подает Джонатану руку, она поверила ее. Но Джонатан не спас ее, Джонатан не спас ее.
Она уже не вернется - это известно точно, доказательства - в заметке, изорванной в чашку с кофе:

"...22 года, родилась в Берфорде, закончила жизнь в Ист-энде, в наши дни девушки так быстро рвутся и надрываются"

Трафальгарская площадь; Джонатан вытирает руки влажной салфеткой и просовывает ладонь под пиджак.

Господи.
Господи, помогите ему.

Боже мой, помогите ему.

Позовите врача!!

@темы: тексты, письма с того света

---

sk

Мы с А. сидели в Художественном музее, и она дергала рукав, слушая мою отповедь о том, что если вовремя не опомнится, кровь засыхает твердой пленкой, и потом приходится заново раздирать под водой порезы, чтобы смыть сукровицу.

- А почему... - А. сглатывает, переводит взгляд в сторону, - а почему ты не позвонил мне? Я бы сказала тебе, что ты делаешь глупость.
А я смотрю на руку А.: глубокий шрам от локтя к запястью, - и почему-то не особенно верю ее словам. Я не пытаюсь поставить под сомнение ее дружеское участие, но я в полной мере сознаю, что если бы я позвонил ей и сказал: "Дорогая, сегодня я решился добраться до своей сути, спрятанной под кожей", она бы замолчала, а потом спросила: "И как?"
Боль не получается остановить одним телефонным звонком, одной фразой, смской после часа ночи. Как если твое тело разорвало на тысячу частей, маленький пластырь с динозавриками не собирает тебя обратно.

Когда А. рассказала мне о том, как она получила эту почетную ленту "За отвагу", мы были знакомы два года и она была в одном шаге от того, чтобы назвать в честь меня свою кошку. Мы были близки; А. сидела напротив меня и, закрыв лицо, улыбаясь, рассказывала мне, что однажды она пришла домой и подумала, что будет совсем неплохо вырезать себе вены. Куда лучше, чем смотреть "Пусть говорят", куда лучше, чем идти на кухню и пялится в холодильник, надеясь, что внутри него найдется смысл жизни. Вырезать себе вены показалось отличной перспективой для пятничного вечера - стильно, модно, экзистенциально.
А. улыбалась очень широко - я отлично помню, как уголки ее губ расходятся в стороны, и ее улыбка почему-то кажется мне гримасой боли - и говорит: "Я взяла нож для бумаги, которым обычно открывала конверты, и воткнула его в руку. И просто потянула его".
А. не собиралась умирать. А., зажавшись передо мной, сцепив в замок пальцы, кусала свои губы и говорила, что она сидела несколько часов, пока кровь текла по столу, и думала только о том, что мама будет очень огорчена тем, что А. испортила бельгийский ковер. Мама пришла с работы, мама перебинтовала А. руку. После этого предполагалось, что А. заживет счастливо, попытается выйти замуж, но А. ограничилась исключительно тем, что начала выходить из квартиры.
Большой прогресс для А. - слабое утешение для ее мамы.

Во всем этом процессе самым важным было причинить себе боль, перенести страдания в осязаемую форму: я ненавижу себя и ненавижу то, насколько мне плохо, - увидеть, что вот она ты, истекаешь кровью, вот посмотри, это твои ноги, правда, теперь они больше напоминают лохмотья, а это твой бок, хотя теперь так сразу и не скажешь, а вот - не отворачивайся, дорогая, когда-то это было твоими руками. И вот ты стоишь напротив прямого отражения того, насколько ты нуждаешься в помощи, и зажимаешь рот, чтобы случайно не закричать, потому что тебя жаль себя, тебе жаль свое тело, тебе жаль, что приходится все это выносить, и больше всего тебе жаль, что ты не можешь этого вынести, потому что ты слабая. Ты очень слабая. Ты слабая и тебе нужна помощь. Ты слабая, тебе нужна помощь и тебе стоит ненавидеть себя за это.
И эта удивительная догадка заслуживает еще нескольких порезов.

Потому что быть слабой - плохо.
Показывать, что ты испытываешь боль, - плохо.
Просить о помощи - плохо.
Демонстрировать эмоции - плохо.
Переживать - плохо.
Ты плохая, милочка.
Сходи и уничтожь себя, никто не будет играть с тобой во дворе и не позовет танцевать на дискотеке.

the harder the better

Сама мысль о том, чтобы попросить кого-то помочь не приходила в мою светлую голову очень долгое время, потому что, как мне казалось, все мои проблемы - надуманное дерьмо, боль, которую я испытываю, - подростковые переживания, не заслуживающие особенного внимания, и мне казалось, что как только я скажу: "Эй, пожалуйста, помогите мне! Мне кажется, я тут немножечко оплошал!", я услышу:
"Знаешь, в твоем возрасте пора справляться со всем самому". Мне было 14, я не знал, на какой автобус садиться, чтобы доехать домой, но был уверен, что мои страдания вполне заслужены, а порезы - прямое тому доказательство. И я предпочитал прятаться в уборных, клеить на ноги и живот силиконовые послеоперационные пластыри, от которых я покрывался болезненной аллергией, я предпочитал почти весь год ходить в закрытой одежде и лгать о том, что я от природы мерзну. А еще, очевидно, мне очень нравилось пачкать майки сукровицей и стирать их хозяйственным мылом, сушить, и только потом класть в корзину для грязного белья, нравилось морщиться от каждого движения, нравилось говорить "Нет, не надо, пожалуйста" каждому, кто порывался меня обнять, ну и вообще мне нравились мои частные элитарные вечеринки под аккомпанемент собственных рыданий, иначе зачем тогда я все это делал.

А потом в мое окошко залетел белый голубь мира Пикассо, принес мне миртовую веточку и послание, в котором спрашивалось: "Дорогуша, не кажется ли тебе, что ты медленно умираешь?" - так это выглядело в моем воображении, а в реальной жизни на меня сорок минут орали:"Почему ты просто не попросил меня помочь?!"
Я не знаю; ты была занята: работа, учеба, выгул собаки. Я не знаю; просто где ты, а где я: в моем мире просят о скорейшем избавлении, а не о помощи. Я не знаю; я не нашелся с ответом.
И она села рядом со мной, зажав ладони между коленями, и сказала: "Пожалуйста, разреши я тебе помогу". Доверься мне. Я могу тебе помочь.

И - сейчас никто мне не поверит - но она помогла мне.
И это было так удивительно: надо было просто попросить. Надо было просто сказать, что мне очень болит и я не могу справляться с этим один.

Я знаю, что в злых квартирах еще хуже, чем на злых улицах, и никто не скажет вам этого, но, на самом деле, быть слабой - это не плохо, это не заслуживает осуждения, это не заслуживает ненависти к себе.

Прекрати осуждать себя за то, что ты чувствуешь.
Прекрати осуждать себя за то, что ты испытываешь.
Прекрати осуждать себя за беспомощность и слабость.

Тебе готовы помочь.
Тебе нужно просто сказать: "Эй, ребята, сегодня не очень удачный день. Пожалуйста, пусть кто-нибудь позаботиться обо мне".

Ты не заслуживаешь страданий.
Ты заслуживаешь любви.

@темы: тексты, Это мой мальчик!, Антон Лашден решает не умирать

---

рт1

Скачать бесплатно David Bowie - Let's Dance!!! на Muzebra.com.

хх

В корвете пахло ментоловыми сигаретами и трехдневной депрессией.

Он вел машину, вцепившись в руль, как завзятый любитель сваливаться в придорожные кюветы по недосмотру, и стряхивал пепел в скомканную баночку коки между ног.
- Дорогуша, наша дорога ведет в небеса! - он вскидывает руку к крыше машины и стучит костяшками пальцев, стараясь превратить тачку в кабриолет.
- Я надеялась доехать до Оклахомы!
Он смеется и вжимает педаль в пол.

Я высовываюсь из окна и выставляю руки навстречу ветру, который жадно целует меня на скорости 80 миль в час - мама учила меня не подставляться под незнакомцев, но он включает Боуи громче, и поэтому маменька, кричащая в моей голове, что я закончу стриптизершей, временно замолкает. Я могу вывалиться из машины, я могу сломать себе чертов позвоночник, я могу дотянуться до неба и откусить кусок от лоснящегося бока луны. Сегодня я могу все.

От него пахнет лесом, лесом и тоской, лесом и марихуаной, лесом и небом; у него слишком короткая стрижка и слишком длинные рукава пиджака, которые он постоянно подтягивает к локтям.
- Отличная ночка, не правда ли, Дженни?! - он хлопает по двери машины и ведет плечами в такт музыке. - Отличная ночка, дорогуша!
- Лучше всех!
Он смеется и отпускает руль, и мы мчимся по темному шоссе под его высокий крик: "Мы разобьемся, Дженни, мы к чертям разобьемся!"

so it goes

Мы познакомились на заправке, где он пытался убить себя заплесневелым сандвичем. Я заметила его сразу: красные ботинки, черный костюм и белые волосы - он был парень, каких надо поискать в этой вашей Америке. Он докуривал, и я спросила: "Подвезешь?"
Мама учила меня не подставляться под незнакомцев, но он обняла меня за плечи и сказал:
- Купи мне сигареты, дорогуша.

Ему было шестнадцать, и он, отпустив руль, вез меня в Оклахому на корвете своего отца.
Ему было шестнадцать, он смеялся и курил без перерыва.

- Знаешь, дорогуша, - он положил руку на мое колено и доверительно наклонился ко мне: от него пахнет лесом, лесом и тоской, лесом и марихуаной, лесом и небом, - это все, что у меня осталось. Машина и костюм.
- И стиль.
- И стиль, - он кивнул и резко ударил по тормозам.
Мы остановились в пустыне; он включил фары, дернул за ручку и вышел из машины.

- Что ты делаешь?
- Нет, нет, не выходи! Смотри на меня! - он поднял руки к небу и развел пальцы, стараясь забрать как можно больше неба.

Я смотрела на него; ему было шестнадцать, он ехал в машине отца, одетый в костюм отца, от него пахло отцом, от него пахло отчаянием и желанием убраться отсюда побыстрее. Он давил рукой на грудь, как будто там было пустое место, и старательно вычерчивал на дороге шаги лунной походки.
Я смотрела на него, мальчика в свете фар, я смотрела, прижав к груди рюкзак. И он, задрав голову, вытирал слезы, бегущие по щекам; он, задрав голову, скалился и выл: "Ну пожалуйста"; он, задрав голову, танцевал и просил меня: "Дженни, пусть прекратит быть так больно".

И тогда я поняла.

Он танцевал.
Ему было шестнадцать, и он пытался убежать от жизни, в которой не осталось ничего, кроме Дэвида Боуи, просящего еще об одном танце.

@темы: тексты, Лашден, стыдоба-то какая, Я завещаю это своим детям, Это мой мальчик!

---

Это очень неловкий момент, когда стих, который вроде бы ты должен принять на свой счет, ты хочешь переписать на бумагу и отправить почтой России в город, о существовании которого ты узнал год назад.
И все время, пока это письмо будет идти, ходить из комнату в комнату, кусать пальцы и шептать: "Я же такой талантливый, почему я никак не могу придумать сценарий, где, в конечном итоге, мы счастливы?"

28.08.2013 в 18:20

Пишет  Henry Nightingale:

Ну и раз я открыл сезон

Лашдену

я решил любить тебя
и воображать
будто тебе есть дело
и ты отвечаешь
на все мои вопросы
смотришь в мои глаза
а я не могу пошевелиться
и легкие мои немеют
так сильно и нежно
я влюблен

~ххх~

хотя на самом деле
тебе даже не нужно говорить
или думать
чтобы я тебя любил
тебе нужно просто быть
а все остальное
я придумаю сам

конечно же
в моей голове
твои волосы будут блестеть
как вода
а губы краснеть от вздохов
каждый раз
когда я буду говорить о нас
о тебе

ты будешь
очень грустной
повторять
что устала от меня
хочешь уйти
и вовсе не создана для того
чтобы так страдать

и конечно же
ты никогда не будешь
меня любить
иначе мне придется перестать
воображать
свою великую любовь
к тебе

@темы: Подними индекс самоубийств своим вкладом, Как насчет щепоточки страданий

---

Я-то знаю, что вы все любите меня за то, что в три часа ночи я пощу вам современную сингапурскую поэзию.

Сирил Вонг
Оккупируй меня!

Оккупируй меня!
— Оккупируй меня!

Пришли свои подразделения,
свои танки,
свой спецназ,
свои истребители,
своих велосипедистов,
своих призывников!

Вторгнись в меня!
— Вторгнись в меня!

Захвати мой флот,
разрушь мои монументы,
мои дома,
мои библиотеки,
мои начальные школы.

Пройди весь город!
Пусть твои автоматчики ворвутся в наши магазины!
Заминируй украшенные драконами песочницы моего детства!

Сгони политиков в кучу! Надень на них кандалы!
Сравняй с землей парламент! Подвергни пытке министров
и сделай своей марионеткой того, кто сломается первым!

Колонизируй меня!
— Колонизируй меня!

Пришли мне своих мигрантов,
своих гастарбайтеров,
своих пророков,
своих проституток,
своих больных,
своих бандитов,
своих беременных женщин,
своих одаренных детей.

Заставь нас жить вместе.
Реши, кому нам молиться.
Ограничь нас в еде.

Дай нам говорить на твоем языке!
— На твоем языке!

Займись с нами любовью!
Пусть из наших чресел родится кто-то не похожий на нас!
Я прошу только, чтобы мы изменились.
Всё, что угодно, но не этот безликий пластиковый рай, который здесь называют «мир»!

Бей меня!
— Бей меня!

Унижай меня!
— Унижай меня!

Но обещай, что отныне ничто не будет как прежде!

Сделай нас снова голодными!
— Голодными!
Научи нас страдать!
— Страдать!

Пусть
мы станем
другими…

@темы: книги, до того, как стало мейнстримом, Лили, Как насчет щепоточки страданий

---

А теперь мне очень срочно нужно указать в завещании, что в литературных альманахах посмертно я хочу видеть именно эти фотки.
СКАЖИ ЖЕ, ЧТО РЭНТ ТАЛАНТЛИВ КАК САМ ТАЛАНТ?

26.08.2013 в 07:02

Пишет  рэнт коэн:

Знакомьтесь, это Тони Лашден, на дайри известный как  Лашден целовал Бога, с которым я провёл эти четыре дня в Минске.
Фикрайтер, поэт, эрудит, ценитель Кафки и просто хороший человек.
Тони офигенный, но об этом я хочу рассказать в отдельном посте. Фотографии первыми.

@темы: Это мой мальчик!

---

Меня унесло на конях добра и счастья.
Насколько Рэнт душа, никто себе не представляет.

26.08.2013 в 08:36

Пишет  рэнт коэн:

Стоит отметить, что Тони жестикулирует, как бог, поэтому я обязан был запилить с ним гифки.

@темы: Это мой мальчик!

---

фрай

#QI

узнать всю правду о жизни

@темы: моим фетишам найдут применение в рекламном бизнесе, до того, как стало мейнстримом, Лили, Я завещаю это своим детям, Прими свои наркотики и ляг спать

---

Я позорище, я знаю.
Зажгите все огни Севастополя, чтобы осветить мое падение.

Надо написать нормальный американский текст, чтобы все охуели, но это случится не сегодня.
хх

Скачать бесплатно Black Strobe - I'm a Man на Muzebra.com.

Ричард должен был быть маменькиным сынком в преппи-одежде. Ричард должен был иметь диплом адвоката и жену, малышку Люсиль (белые кудри, узкие трусики-танго, "Аххх, Рич, ты такой горячий жеребец!"). Ричард должен был кататься на ауди с кожаными сиденьями и подогревом его золотой задницы. Ричард должен был развлекаться гольфом и беседами о политике. Ричард должен был лежать по выходным на подстриженном газоне и играть с детьмию
Ричард срать хотел на то, что он должен.

Ричард выбивает дверь с ноги и показывает в воздухе: "Двойной виски". Ричард скалится, Ричард трет костяшками пальцев свой пиджак и откидывает волосы с лица, Ричард устраивается у барной стойки и вытягивает руку, доставая до ширинки бармена:
- Это - за отдельную плату, - улыбается бармен и подается вперед.
Ричард целует его, Ричард тянет его за волосы, Ричард рычит, когда тот кусает его за нижнюю губу.

Ричард любит быстрые тачки и долгий секс; Ричард любит парней с узкими бедрами и девушек с большой грудью; Ричард любит курить, пить, просыпаться после полудня, слушать рок 60-ых и носить дорогую одежду. Ричард любит подбирать проституток у дороги и переплачивать за доставку пиццы, которую он не ест. Он любит ходить пьяным по ночам и стучать в двери мотелей, спугивая спаривающихся людей внутри. Ричард любить обкусывать щеки изнутри, целоваться с открытыми глазами и оставлять синяки.
Ричард любит включать музыку до упора и стучать в потолок соседям, он любит звонить маме по скайпу и орать: "Я МУЖИК, Я МУЖИК, ЧЕРТ ПОДЕРИ!"

Мама имеет обыкновение орать в ответ:"АМЕЛИ, КОГДА ПРОЙДЕТ ЭТОТ ЗАТЯНУВШИЙСЯ ПОДРОСТКОВЫЙ ПЕРИОД?"

@темы: тексты, Лашден, стыдоба-то какая

---

- ...и там он и убил себя.
- А-ха-ха, Тони, я понял, как ты шутишь! ()

хх
В психоделичном желтом оформлении на другом ресурсе можно на это дело посмотреть здесь, а можно и не смотреть, ведь что мы можем исправить по вселенной.

Минск: тебе здесь не место.

В английском языке существует семнадцать слов для обозначения скуки и рутины, но даже все они вместе взятые не могут описать того отчаяния, которое постигает человека в Минске. Разве эти семнадцать слов могут описать ощущение, которое возникает, когда ты едешь из Уручья в центр в пять сорок утра, и в пустом вагоне бездомный садится рядом с тобой и, учтиво пристроив картонную коробку рядом, забывается беспробудным пьяным сном, прерываемым вскриками: «Роузмэри, это не моя вина!» Разве эти семнадцать слов способны донести эту бесконечную мутную печаль, которая разливается в грудной клетке, когда ты выходишь на Грушевке и, оглядевшись вокруг, вдруг задаешься вопросом, какого черта ты делаешь здесь. В этом городе. На этой планете. В чем причина и смысл твоего существования?.. Могут ли они помочь понять чувство, которое каждый минчанин получает в возрасте шести лет вместе с проездным на автобус и наставлением отца: «Просто не жди ничего особенного»?
Если бы кому-то нужно было придумать слово, обозначающее бессмысленность и тщетность усилий что-либо изменить, которые сопровождаются колоссальным разочарованием в себе и окружающих, долго мучиться не пришлось бы. Это слово «Минск», мир. Пользуйся на здоровье, мы все здесь страдаем для того, чтобы в сравнении в остальной Вселенной жить было не так и плохо.

Когда мне было пять лет, мы с дедушкой часто возвращались домой через железнодорожный переход на Пулихова: под ногами скрипят старые деревянные доски, ветер сбивает волосы в один запутанный ком, и ржавая металлическая стенка по бокам моста жалобно стонет: «Боже, как здесь тоскливо». В один из дней – серое свинцовое небо, мелкий дождь в лицо, не мне вам рассказывать об этих прелестях – какой-то умник решил, что это очень подходящее место, чтобы убить себя. В целом, с высоты моего теперешнего опыта, я могу смело заявить, что любое место в Минске – это подходящие декорации для самоубийства, но тогда я не обладал этим сокровенным знанием и полным собранием Кафки, которое многое прояснило в моей жизни. Вокруг было много людей, из-под моста слышался сдавленный мат, а мой дедушка, на вопрос, что случилось, сказал, что какой-то кретин решил спрыгнуть. И в пять лет, будучи непрямым потомком Шерлока Холмса и находясь в очень далеком родстве с мисс Марпл, я не сразу догадался, зачем, и потому решил уточнить, что могло вынуть этого человека отказаться от мультфильма «Человек-паук» в два часа дня и киндер-сюрпризов. «Ну, наверное, у него были причины», - ответил мой дедушка.
Через десять лет я узнаю, что для самоубийства в Минске, в общем-то, не нужно никаких причин. Достаточно просто просыпаться с утра – и понимать, что дело хуже некуда. Ты на дне, парень, ты на самом дне. Выхода нет. Можешь даже не писать записку, всем и так понятно, что, раз уж ты в Минске, большого выбора причин жить у тебя нет.

Минск не располагает к рождению великих дарований; Минск располагает к самоубийствам, ну и возможно, к открытию кофеен по образцу Вильнюса. Отличить приезжего и коренного минчанина крайне просто: вы идете вместе по улице, сворачиваете, например, на Карла Маркса, и там, глядя на чужеродно европейскую улицу, твой собеседник задумчиво тянет: «Да, а в прошлом году, буквально в это же время, я пытался покончить с собой». И все, дальше вы начинает с ним понимать друг друга с полуслова, как будто у вас супер-совместимость на last.fm и вам обоим нравятся фильмы Коэнов. Порядочные люди в Минске так или иначе пытались отказаться от привилегии жить: большая часть моих друзей, при совместных прогулках, любит рассказывать эти ужасно уморительные истории о том, как они пытались откуда-то спрыгнуть, или где-то там вырезать себе вены, и что вот «в этом магазине, друг, мне продали десять пачек снотворного».

Меня всегда интересовало, почему так просто купить одноразовые опасные лезвия для бритья, и почему никто не интересуется, зачем они мне. Прихожу я в отдел, покупаю три пачки, поправляя юбку, чтобы никто случайно не усмотрел, что лезвия «Спутник» - спонсоры отсутствия у меня какой-либо личной жизни вот уже четыре когда как. И всем плевать. Действительно, скорее всего, я покупаю их для своего парализованного дедушки, который предпочитает бриться по старинке, кромсая лицо в кровавые клочья. «Для чего вам эти лезвия, дорогуша?» - «О, вы знаете, депиляция – это так мейнстримно! Я люблю, когда все ноги в порезах после бритья. Я люблю страдать, понимаете». Или вот, зачем мне сразу семь пачек успокоительно? Я ведь просто много нервничаю, ОЧЕНЬ МНОГО НЕРВНИЧАЮ. Мне нужно много алкоголя, потому что вечеринки в моей квартире не остановить, очень много сигарет, потому что я бросаю перчатку вызова Джармушу и переделываю его «Кофе и сигареты». Я скупаю все обезболивающее в аптеке исключительно потому, что собираюсь смотреть «Хатико» и боюсь, что сердце не выдержит.
В Минске очень трудно удивить кого-то откровением, что жизнь не стоит труда быть прожитой; в первый раз, когда я покупал себе «Персен», аптекарша, смотря куда-то сквозь меня, сказала, что лучше взять «Новопассит», потому что «он сильнее будет». Спасибо за заботу, дорогая, это были самые продуктивные выходные в моей жизни, когда я, отключенный от матрицы, смотрел три сезона «Друзей» подряд и не мог встать с дивана.

Чем чаще тебе приходится выходить на улицу, тем меньше у тебя уверенности, что ты не в аду. Если в квартире еще можно притворяться, что у тебя есть амбиции и планы на будущее, то, как только ты оказываешься внутри города, ты чувствуешь жжение в области грудной клетки. И это не аллергия на новый свитер из шерсти, купленный на скидке в Mexx, - это не что иное, как разочарование в жизни, детка. Говорят, что Париж под дождем похож на серую розу. Что же, Минск под дождем похож на кладбище молодых и талантливых, да и без дождя ситуация не особенно меняется…

Недавно Р, рассказывая мне о Минске, сказал, что тут очень много места, чувствуется масштаб и простор, а я, оставляя за нами экзистенциальные крошки, чтобы мы смогли вернуться в то место, откуда вышли, вернуться в теплоту клетчатых одеял и желтого лампового освещения, говорю, что это основной посыл самоубийц – заполнить эту пустоту.
Ведь куда любопытнее идти и рассказывать: «Хм, полюбуйся на то здание!.. ничего примечательного, конечно, но в 2008, под композицию «My sweet prince» я пытался осуществить свой лучший перформанс». Куда веселее говорить: «Прелестная кафешка. В ее уборной я впервые попробовал вырезать себе вены… Неудачно, конечно, но потом я заказал там латте – отменный латте – и горечь поражения как-то сошла на нет».
Куда интереснее говорить: «Отличный город. Да-да, я пытаюсь выиграть здесь у своего мортидо, но Танатос блефует и постоянно ставит меня в неловкое положение».

Однажды я по ошибке зашел в мужской туалет и, закатав платье, разрезал себе бедро, просто чтобы как-то оживить вечер. Вслед за мной зашел мужчина и, увидев меня, истекающего кровью, сказал: «Эх, молодежь! Развлекаетесь!...»

Безудержное веселье, да.

@темы: тексты, Лашден, стыдоба-то какая, до того, как стало мейнстримом, Лили, Подними индекс самоубийств своим вкладом, Это мой мальчик!, Как насчет щепоточки страданий, Прими свои наркотики и ляг спать

---

Забыл, когда в понедельник сессия.

Понял это в среду. Всю неделю откладывал написание смски: "Простите, бла-бла-бла, я говнище, потерял бумажку, на которой было написано время".
Суббота, три часа дня.
Антон, закрывая лицо руками, жалко кропает 12-строчное сообщение, в котором извинений чуть ли не больше, чем во всем поведении немецкого народа после 1945.

Я вообще удивлен, что я ее написал; мог бы просто решить не идти на сессию, а лечь и умереть от стыда.

---

уитман, гг

Иногда Ф, проснувшись с утра, забывает, что она поклялась вечно любить меня и разделять мой нездоровый интерес к мужчинам, умершим на несколько веков раньше меня, и наивно начинает считать себя свободным человеком, который может позволить себе некоторое время не общаться со мной. Ну, знаете, иногда Ф воображает, будто бы у нее есть выбор: общаться или не общаться со мной – она, глупышка, не знает, что у меня есть свои люди на международной космической станции, и ей нигде не скрыться от наших спутников. Несмотря на информацию, которые мне присылают ребята из НАСА, для меня эти дни омрачены печалью и тоской, как первые пробы Фицджеральда себя в литературе, и мне приходится занимать себя чем-нибудь, потому что, кроме Ф, никто не способен выдерживать мое нытье больше десяти минут.
Обычно я занимаю себя страданиями в такие моменты. Я превращаюсь в хмурого тюленя, который, завернувшись в одеяло, таскается по дому, изображая вселенскую скорбь и переживание глубочайшей эмоциональной травмы, и в старческом маразме бормочу под нос: «Брошена! Придуманное слово!...», которое дополняется «Шаганэ, ты моя Шаганэ» и завершается пассажами из партии Онегина. Моя мама в это время набирает 103 и ждет гудка.

Я искренне считаю, что нет другого способа справиться с душевными переживаниями, кроме как лечь на пол, подумать о том, насколько жалкая твоя жизнь, заплакать, потом перебраться в другую комнату, поплакать еще там, параллельно натягивая на себя какую-нибудь одежду и остатки самооценки. Взять сумку. И уйти тратить деньги.
Каждый раз, когда внутри меня возникает дыра, я испытываю желание наполнить ее вещами. Я покупаю зефир, черничное варенье, лейкопластыри с дракончиками, голубые чулки, резинку для волос, которые у меня никогда не отрастут, белье с единорогами, слоеное тесто, картонную елочку, пахнущую хвоей, карандаши 2НВ, пластмассовые линейки, журналы с Тимом Ротом, альбомы Мадонны. И, конечно, я покупаю много книг. Я покупаю очень много сентиментальных книг.
У меня есть дурацкая привычка выбирать книги в те дни, когда у меня разбито сердце, а в эти дни идеальной книгой для меня будет даже пятистраничный буклет с надписью Arrial-ом: «Как забыть ту, от любви к которой вы умираете ежедневно, и перейти на употребление спиртного». Иногда я даже покупаю дамские романы со звучными названиями: «В плену у любви», «Мой сладкий грех» (я довольно долго считал, что это книга о десертах) и «Только твои объятья». Ни для кого не секрет, что я собираюсь вырезать буквы из названий этих книг и составить из них предсмертную записку. Хитро? Да. И очень коварно.

Моей последней такой покупкой стал роман Сары Уинман, «Когда бог был кроликом». Казалось бы, что можно ожидать от женщины, чья фамилия омонимична Уитмену, и, значит, обрекает писать ее странные вещи и менять ориентацию, как перчатки? Но Сару, наверное, никто не предупреждал о том, что ей на роду написано стать неудачницей, поэтому она написала вполне пристойную книгу, над которой я подло хихикал в нескольких местах. «Когда бог был кроликом» - это «типичная слезогонка», как выразился бы Белинский, потому что темы домашнего насилия, сефл-харта, гомосексуализма, бигендерности, смерти, рака, несчастной любви и, конечно же, неизвестности будущего раскрыты полностью. И кое-где мелькает тема подросткового секса, но мы с вами взрослые люди, нам это не нужно, мы же читаем книги ради глубины, ради смысла.


У Сары Уинман на редкость смешные шуточки про гомосексуалистов – разве что сами гомосексуалисты шутят о себе смешнее – и очень трогательные описания детства и переживания маленьких драм (разорванное платье, смерть кролика, переезд на другое место), но разве этого было бы достаточно, чтобы я посоветовал вам эту книгу? Конечно нет.

Я советую ее вам потому, что после ее прочтения вам станет тепло, и вы напишете человеку, которого давно-давно не видели: «Эй, привет, как у тебя дела? Пришло время отдать тебе кассеты с черепашками-ниндзя!». И, возможно, наконец испечете маме овсяное печенье.
О боже, ну и вдруг вы почувствуете себя людьми?

@темы: книги, тексты, Лашден, стыдоба-то какая

---

Никто не понимает моей боли с бессонницей, потому что я сплю по четыре часа, и эти четыре часа мне снятся кошмары - БОЛЬШОЕ БЛЯДЬ СПАСИБО ЖИЗНЬ - и я так хочу спать на протяжении дня, что мне даже лень описывать это ощущение, когда ты вот-вот - и приляжешь на диван и наконец выспишься, потому что сейчас три ночи, и, значит, еще час я буду сидеть на балконе и кропать что-то в блокнот, чтобы через пять секунд возненавидеть это.

К чему я это все.
К тому что, Кристофер Нолан, сегодня я скачал твой самый первый фильм, и, значит, триумфально заканчиваю твою фильмографию. Я знаю, ты ждал этого момента.
Точно так же, как я ждал того момента, когда я начну разговаривать с режиссерами Бэтмена.

Вечеринку не остановить, Кристофер.

@темы: Вальмонт, ваши письма не волнуют мою матку