I'm a five-pound rent boy, mr. Darcy.
Название: Астра
Автор: Entony Lashden
Бета: H.G. Wells + ЕЩЕ КТО-ТО, Я НЕ ПОМНЮ, КТО ИЗНАЧАЛЬНО ЕГО ВЫЧИТЫВАЛ
Размер: мини, 2473
Пейринг/Персонажи: Ганнибал Лектер/Уилл Грэм
Категория: слэш
Жанр: психология, драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: Per aspera ad astra

текст
- Перед домом росли астры, - Уилл разминает пальцы и, сложив ладони в замок, кладет их между колен. – Дурацкие цветы… Мы ездили за семенами каждый июнь, сразу после Дня независимости. Вставать нужно было утром, около девяти часов, чтобы приехать на цветочный рынок первыми. В округе никого не было: ни одной машины, ни одного человека, только конфетти после праздника и горы звездно-полосатых сдутых шаров. И повсюду флаги. Это я помню очень хорошо. Мы не жили в районе таких отчаянных патриотов, которые, показывая на луну, объясняли детям, что однажды она станет штатом нашей страны, только вот на 4 июля все сходили с ума и сметали рулоны ткани, чтобы вывесить у себя во дворе, - он запрокидывает голову и разминает плечи.
- Отец выкатывал на подъездную дорожку темно-синий бьюик – неповоротливое, уродливое детище американского машиностроения – который он любил, наверное, больше меня и моей мамы. Он проводил с ним буквально все свободное время, - Уилл фыркает и переводит взгляд на стеллажи с книгами. – Тер воском капот, пылесосил салон, а однажды, - полуулыбка, - купил для машины на Рождество пахучую елочку – знаете, такой кусок картона с резким хвойным запахом – и сказал, что подарок в этом году заслужил только его бьюик, потому что он хотя бы его не разочаровывал.
- А вы, Уилл? Вы разочаровывали своего отца?
Грэм прикрывает глаза и закусывает щеку.
- Моего отца разочаровывало все, и в первую очередь – его жизнь… Машина была нагрета солнцем – дотрагиваться до металла было больно, но мама в спину назойливо шипела «Быстрее, быстрее, черт тебя подери!» и пихала меня в плечо, - Уилл дотрагивается до ключицы и надавливает пальцами, разминая мышцу. – Внутри душно, играет кантри; отец курит Мальборо и выпускает дым через очень узкую щелку в окне, а мама говорит: «Ты хочешь, чтобы у меня был рак?» - Грэм кривит губы и визгливо продолжает: – «Скажи, ты хочешь моей смерти, да?! Ты хочешь, чтобы я подохла, и ты мог все время проводить со своей машиной?!» Мама складывает платок в узкую полоску и повязывает его на голову, вот так, - он проводит пальцем от виска до виска и спускается пальцами к ушной раковине, - а потом долго смотрит на себя в зеркало и, сплюснув губы, размазывает помаду. Сзади очень жарко – я утыкаюсь носом в окно и вижу, как отец хмурится и цедит: «Оставишь следы», пока мама заботливо перебирает в сумке пакетики для семян. Поездка длится минут двадцать, но родители молчат в лучшем случае минуты две: они все время переругиваются, - длинные морщины через весь лоб, и брови страдальчески изгибаются. – «Эти твои идиотские сорняки…» - «Уж лучше тебя, бесполезный кретин!»
- Как вы чувствовали себя?
- Я чувствовал себя… - Уилл разжимает руки, вытирает ладони о брюки и с силой сжимает запястье. – Незаметным. Я чувствовал, как будто меня вообще не было в этой машине. Я чувствовал себя… - теряется со словом и поднимает глаза, ища поддержки.
В голосе звучат участливость, дружелюбие и желание помочь, а не навредить своим предположением, которое делается слишком мягко, слишком ненавязчиво:
- Вы чувствовали себя бесполезным?
- Да, - выпаливает Уилл, и на щеках появляется румянец, как будто он сказал бранное слово.
- Я чувствовал себя бесполезным, потому что я не мог прекратить эту бессмысленную череду обвинений. «Ты испортил мою жизнь! Я отдала тебе все, а взамен получила даже не мужчину – вымазанного в мазуте механика!..» На цветочном рынке была пара продавцов – мама махала им, едва заметив, и, когда мы парковались, орала, высунувшись из окна: «Эдит, выглядишь очаровательно! Отличный костюм, Джон!». А потом, как только машина останавливалась, она быстро распахивала дверь и бежала к продавцам, знаете, как спешащая к друзьям девочка, которую все лето продержали взаперти за городом в окружении ненавистных бабушки и дедушки.
Уилл поджимает губы и, опершись о ручку кресла, поднимается; он задерживает взгляд на носках туфель доктора Лектера и продолжает, глядя в пол:
- Она усаживалась перед мешками и закрывала глаза, запуская руку в семена, которые, как это помню я, были похожи на тлю, обгоревшую на солнце: мелкие сероватые катышки. Мама зажмуривалась от удовольствия и очень широко улыбалась, как будто это было лучшим, что происходило с ней в жизни, - Уилл отворачивается от доктора Лектера и делает шаг к его столу, останавливаясь посредине комнаты. – Она говорила, что астра – это символ несбыточной надежды, - голос переходит на хриплый шепот. – Что астра – это звезда, которая не попадет на небо.
- Почему вашей маме нравились эти цветы? – аккуратный поворот головы вбок.
Уилл скалится от боли и зажимает ладонью локоть.
- Она хотела стать врачом, но забеременела мной, и отец настоял на том, чтобы она бросила обучение. Мама думала, что мы будем жить такой среднестатической американской семьей, в которой жена ухаживает за домом, а муж приносит деньги, а по выходным балует ребенка и свою любимую поездками загород или мелкими подарками, предлагает вместе провести время, поехать на кемпинг или к Ниагаре… Но так не получилось. И вышло, что от маминой жертвы не было никаких дивидендов.
- Для нее астры были символом ее самой?
- Для нее астры были символом жизни, которой у нее никогда не будет. Где ее любят, ценят, где она нужна. И каждое лето я выходил из дома и видел напоминание о том, что моя мама мечтает оказаться за тысячу километров отсюда. Что жизнь, которую она ведет, ей продолжать невыносимо, - Грэм прижимает ко рту ладонь, и лицо искажается, словно самого Уилла очень больно ударили, и он старается проморгаться, чтобы не потекли слезы.
- Уилл… - доктор Лектер поднимается с кресла и, остановившись позади Уилла, аккуратно дотрагивается до его локтя. – Вы не виноваты в том, что ваша мать была несчастна.
- Если бы она не забеременела, она смогла бы…
- Нет, Уилл, - Ганнибал нажимает на его руку, разворачивая к себе. – Она сделала выбор. И ее выбором было родить вас. Она была несчастна из-за того, что не смогла привести вас в жизнь, которую представляла, а заставила жить в месте, где она и ваш отец ругались. Вы понимаете это?
Уилл внимательно смотрит на него, ожидая, что доктор Лектер рассмеется и скажет, что это шутка. Мать Уилла ненавидит его – вот правда. Ни один человек не способен полюбить его, потому что он приносит только неприятности и неудобства.
- Сейчас, Уилл, вы находитесь в месте, где вас ценят таким, какой вы есть. Где вам рады в любое время. Где вам всегда готовы помочь, - доктор Лектер улыбается и указывает ладонью на смежную комнату: - Я бы хотел, чтобы на сегодня мы прекратили быть друг для друга врачом и пациентом, а смогли провести остаток вечера как друзья. Вас ждет отличный кусок вырезки и отличная компания.
- Я… - Уилл закусывает губу и чуть кивает. – Спасибо.
Он быстро выходит из кабинета и закрывает за собой дверь в туалет, чтобы, запустив пальцы в волосы, зажать голову между колен и пережить паническую атаку.
«Не за что, мальчик», - Ганнибал закрывает тетрадь и гасит свет в комнате.
**
Наверное, так выглядят семейные вечера у счастливых людей: вкусное вино, идеально проглаженная скатерть, от которой пахнет лавандой, мягкое, сочное мясо и приятный, неспешный разговор. На столе – темно-бордовая свечка, которая всполохами отражается в блестящих приборах, создавая видимость огня на столе.
- Что это? Гвоздика? – Уилл принюхивается, когда Лектер наклоняется, чтобы капнуть соус на край его тарелки.
- Это – тайна, а не гвоздика… Почему у вас столько собак, Уилл? – Ганнибал садится напротив и, перекинув ногу за ногу, медленно тянется за бокалом.
- Я чувствую себя лучше, когда помогаю брошенной собаке. Знаете, я мою ее, покупаю ей ошейник, миску, одеяло… - Уилл щурится и с наслаждением прожевывает мясо. – Вкусно.
- Я рад, - улыбка. – Вы чувствуете себя лучше оттого, что дарите этим собакам место, где они могут чувствовать себя в безопасности?
- Да, думаю да.
Уилл выводит у собак блох, подстригает им шерсть, чистит зубы; он кормит и поит их, он старается сделать их жизнь более сносной – Ганнибал Лектер переводит взгляд на окно и отклоняется на спинку стула, поднося бокал ко рту. Может, и для самого Лектера Уилл - точно такая же собака, которая заставляет его чувствовать себя лучше из-за того, что он помогает ей? Ганнибал готовит для него, следит за его сном, выписывает лекарства и контролирует их прием – чем его забота о Уилле отличается от желания обезопасить его и предоставить место, где бы он мог чувствовать себя защищенным?
Ганнибал делает глоток и прикрывает глаза, восстанавливая образ Грэма. Грустный щенок, который слишком долгое время провел без хозяина: у него ссадины по всему телу, и он разве что не визжит от боли, когда к нему притрагиваются. Лектеру хочется потрогать его, как дети хотят прикоснуться к лишайному коту, покрытому струпьями отмершей кожи, а потом кричат: «Мама, можно мы возьмем его домой?». Лектеру хочется намазать его кремом и укутать в одеяло, чтобы он смог отоспаться. Лектеру хочется купить ему тонкий красный ошейник и написать там свой адрес, чтобы, каждый раз, когда Грэм проснется в двадцати милях от дома, его везли туда, где о нем позаботятся.
- Уилл, уже поздно. Я могу предложить вам остаться у меня.
Грэм краснеет и откладывает приборы.
- Я… смогу доехать, - он отдергивает рукав рубашки, открывая часы. Половина двенадцатого – это значит, что он доедет домой через два часа, и останется один на один с бессонницей в мокрой от пота кровати.
- Я настаиваю, - Лектер поднимает бокал и кивает в подтверждение своих слов. – Вы можете занять гостиную.
Уилл хочет ему возразить, и, подняв голову, он даже находит какие-то слова отказа, которые, правда, вязнут на его языке и проваливаются внутрь горла, выдавливая хрип.
Ганнибал считает разговор оконченным – он поднимается и собирает тарелки.
- Я могу дать вам майку. И спортивные штаны.
- Спасибо, - во второй раз говорить «Спасибо» еще труднее, чем в первый, но Грэм справляется.
Он проводит в ванной не больше десяти минут, чувствуя, как накатывает странная мягкая усталость, как будто он провел день в пригороде, шатаясь по лесу, а теперь приехал обратно в город и просто очень хочет спать.
Уилл выдавливает на ладонь шампунь с резким морским запахом и, быстро смыв шапку пены, наскоро вытирается, надевая одежду Ганнибала.
Он не чувствует себя в гостях – и это отчасти пугает его, когда он спускается вниз по лестнице, которая приятно, по-домашнему скрипит от каждого шага, и останавливается на лестничном пролете, глядя на спину Лектера, стелющего постель.
Уилл чувствует себя… дома.
Ему хочется забраться под одеяло и завернуться во вкусно пахнущую простыню, оставив на поверхности голову, чтобы на затылок опустилась тяжелая ладонь и ласково погладила его: «Спокойной ночи».
Уилл Грэм сглатывает, но продолжает смотреть на то, как Ганнибал взбивает его подушку и, отвернув манжеты рубашки, поправляет одеяло.
- Чувствуйте себя как дома, Уилл, - Лектер даже не оборачивается к нему.
Скрип ступеньки под ногой.
- Я уже, - Уилл пытается выдавить смешок, но получается только неровное шипение.
- Я рад. Спокойной ночи. Высыпайтесь. Не волнуйтесь из-за… - Ганнибал оборачивается к нему и делает неопределенное движение рукой в воздухе. – Из-за вашего лунатизма. Я чутко сплю. Так что, если вы собираетесь покинуть мой дом, прикрыв свой уход ночными прогулками, я разоблачу вашу ложь.
Уилл говорит «спасибо» в третий раз и забирается под тяжелое, теплое одеяло.
**
От него пахнет миндалем. Молоком и миндалем - Ганнибал опускается ниже к подушке и втягивает тонкий запах.
Как от ребенка, честное слово, будто Грэму завтра только-только исполнится восемь лет. Еще такой глупый и неумелый мальчишка – в темноте не видно, что Уилл улыбается во сне чему-то, возможно, этой беспомощной мысли, которая жжет чужой висок. Глупый, красивый мальчик… Лектер аккуратно поправляет выбившуюся темную прядь волос за ухо и коротко дотрагивается до ушной раковины, обводя кромку.
Ему не нужно ловить убийц, ему не нужно преследовать маньяков – его нужно отдать в школу для послушных, но очень несчастных детей, где его бы кормили вкусной едой и показывали смешные мультфильмы. Ганнибал резко выдыхает и забирается пальцами в чужие густые волосы, укладывая ладонь на затылок Уилла, а тот тянется к нему во сне и, с глухим причмокиванием приоткрыв губы, что-то очень тихо произносит.
Пальцы ласково проводят по шее и спускаются к ключицам, проводя по тонким косточкам.
Уилл Грэм не специалист по бихевиористике – он испуганный мальчишка, которому причинили очень много вреда, и ему нужен хоть кто-нибудь, кто сможет его защитить.
Лектер поднимает ладонь к его рту и легко надавливает на губы, грея пальцы в теплом дыхании.
Уилл повторяет то, что говорил, только теперь куда разборчивее:
- Ляг.
Ганнибал знает, что он может лечь к нему. Он даже хочет это сделать. Забраться под нагретое одеяло, развернуть к себе Грэма лопатками и перехватить его рукой через живот, прижимая к себе, чтобы он не смог никуда уйти, чтобы его никто не смог забрать. Ганнибалу хочется коснуться губами его шеи, а потом, заставив сонного мальчика открыть глаза, забрать у него поцелуй и хриплое: «Останься со мной»
Грэм не вспомнит ни о чем этом, но Лектер все равно поднимается с края кровати, подтыкает одеяло под бок Уилла и целует его в щеку.
Холодная вода больно бьет в спину, но Лектер, открыв рот, не замечает этого. Он не замечает того, что пальцы почти онемели, он не замечает, что его бьет дрожь. Он с силой зажимает член и быстро двигает ладонью, надеясь получить разрядку.
Ганнибал представляет, как он приходит в дом с кучей собак, и эти собаки облизывают его руки, а он злится и идет мыть их на кухню. Где Уилл, копошась в листах с лекции, пьет кофе и что-то печатает на компьютере.
Он проворачивает головку члена и со сдавленным стоном утыкается лбом в холодный кафель, чтобы, раздвинув ноги, опереться коленом о стену и медленно провести пальцем по уздечке, ощущая, как в спазме прогибается тело.
Ганнибал думает о том, что после кофе у Грэма будут горькие губы, хотя сам он ужасно сладкий, и Лектер представляет, как надавливает языком на эти губы в кофейной крошке и открывает рот, чтобы поймать чужой язык.
Лектер сжимает и разжимает кулак, с хлюпаньем подаваясь бедрами назад, и зажмурившись, думает о том, что, наверное, они могли бы зайти с Уиллом дальше поцелуев. Он бы мог усадить его поверх исписанных бумаг и забраться руками под его рубашку, чтоб согреть пальцы на его животе. Ганнибал был бы с ним очень осторожным и очень внимательным: он бы не торопил Уилла, не заставлял делать того, что он не хочет – он был бы чересчур предупредительным с Уиллом Грэмом. Он бы никогда не забывал о его дне рождения, о его крестинах, о каких-то годовщинах и общепринятых праздниках.
Он бы заботился о нем и защищал его.
Лектер выгибается и сдавливает член у основания, резко поднимая ладонь к концу, размазывая по члену смазку. Он бы любил Уилла Грэма так, как его не любит никто.
Ганнибал раздосадовано морщится и подносит ладонь под воду.
**
Уилл просыпается в половине девятого из-за сладкого запаха оладий, который вытягивают его из кровати.
- Доброе утро, - он улыбается Лектеру в фартуке.
- Доброе. Чашку для кофе возьми в шкафу и садись в столовой, - Ганнибал вытирает лоб запястьем и поворачивается к плите, разливая тесто.
Тарелки стоят рядом друг с другом, а не на противоположных концах стола, как вчера, и Уилл, довольно потягиваясь, садится за стол, поправляя вазу с цветами.
- Астры оказались на редкость красивыми, - Ганнибал ставит перед ним блюдо с оладьями и поливает их ванильным сиропом. – Чудесно вписываются в интерьер.
- Да, - кивает Уилл и дотрагивается до острых лепестков.
Автор: Entony Lashden
Бета: H.G. Wells + ЕЩЕ КТО-ТО, Я НЕ ПОМНЮ, КТО ИЗНАЧАЛЬНО ЕГО ВЫЧИТЫВАЛ
Размер: мини, 2473
Пейринг/Персонажи: Ганнибал Лектер/Уилл Грэм
Категория: слэш
Жанр: психология, драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: Per aspera ad astra

текст
- Перед домом росли астры, - Уилл разминает пальцы и, сложив ладони в замок, кладет их между колен. – Дурацкие цветы… Мы ездили за семенами каждый июнь, сразу после Дня независимости. Вставать нужно было утром, около девяти часов, чтобы приехать на цветочный рынок первыми. В округе никого не было: ни одной машины, ни одного человека, только конфетти после праздника и горы звездно-полосатых сдутых шаров. И повсюду флаги. Это я помню очень хорошо. Мы не жили в районе таких отчаянных патриотов, которые, показывая на луну, объясняли детям, что однажды она станет штатом нашей страны, только вот на 4 июля все сходили с ума и сметали рулоны ткани, чтобы вывесить у себя во дворе, - он запрокидывает голову и разминает плечи.
- Отец выкатывал на подъездную дорожку темно-синий бьюик – неповоротливое, уродливое детище американского машиностроения – который он любил, наверное, больше меня и моей мамы. Он проводил с ним буквально все свободное время, - Уилл фыркает и переводит взгляд на стеллажи с книгами. – Тер воском капот, пылесосил салон, а однажды, - полуулыбка, - купил для машины на Рождество пахучую елочку – знаете, такой кусок картона с резким хвойным запахом – и сказал, что подарок в этом году заслужил только его бьюик, потому что он хотя бы его не разочаровывал.
- А вы, Уилл? Вы разочаровывали своего отца?
Грэм прикрывает глаза и закусывает щеку.
- Моего отца разочаровывало все, и в первую очередь – его жизнь… Машина была нагрета солнцем – дотрагиваться до металла было больно, но мама в спину назойливо шипела «Быстрее, быстрее, черт тебя подери!» и пихала меня в плечо, - Уилл дотрагивается до ключицы и надавливает пальцами, разминая мышцу. – Внутри душно, играет кантри; отец курит Мальборо и выпускает дым через очень узкую щелку в окне, а мама говорит: «Ты хочешь, чтобы у меня был рак?» - Грэм кривит губы и визгливо продолжает: – «Скажи, ты хочешь моей смерти, да?! Ты хочешь, чтобы я подохла, и ты мог все время проводить со своей машиной?!» Мама складывает платок в узкую полоску и повязывает его на голову, вот так, - он проводит пальцем от виска до виска и спускается пальцами к ушной раковине, - а потом долго смотрит на себя в зеркало и, сплюснув губы, размазывает помаду. Сзади очень жарко – я утыкаюсь носом в окно и вижу, как отец хмурится и цедит: «Оставишь следы», пока мама заботливо перебирает в сумке пакетики для семян. Поездка длится минут двадцать, но родители молчат в лучшем случае минуты две: они все время переругиваются, - длинные морщины через весь лоб, и брови страдальчески изгибаются. – «Эти твои идиотские сорняки…» - «Уж лучше тебя, бесполезный кретин!»
- Как вы чувствовали себя?
- Я чувствовал себя… - Уилл разжимает руки, вытирает ладони о брюки и с силой сжимает запястье. – Незаметным. Я чувствовал, как будто меня вообще не было в этой машине. Я чувствовал себя… - теряется со словом и поднимает глаза, ища поддержки.
В голосе звучат участливость, дружелюбие и желание помочь, а не навредить своим предположением, которое делается слишком мягко, слишком ненавязчиво:
- Вы чувствовали себя бесполезным?
- Да, - выпаливает Уилл, и на щеках появляется румянец, как будто он сказал бранное слово.
- Я чувствовал себя бесполезным, потому что я не мог прекратить эту бессмысленную череду обвинений. «Ты испортил мою жизнь! Я отдала тебе все, а взамен получила даже не мужчину – вымазанного в мазуте механика!..» На цветочном рынке была пара продавцов – мама махала им, едва заметив, и, когда мы парковались, орала, высунувшись из окна: «Эдит, выглядишь очаровательно! Отличный костюм, Джон!». А потом, как только машина останавливалась, она быстро распахивала дверь и бежала к продавцам, знаете, как спешащая к друзьям девочка, которую все лето продержали взаперти за городом в окружении ненавистных бабушки и дедушки.
Уилл поджимает губы и, опершись о ручку кресла, поднимается; он задерживает взгляд на носках туфель доктора Лектера и продолжает, глядя в пол:
- Она усаживалась перед мешками и закрывала глаза, запуская руку в семена, которые, как это помню я, были похожи на тлю, обгоревшую на солнце: мелкие сероватые катышки. Мама зажмуривалась от удовольствия и очень широко улыбалась, как будто это было лучшим, что происходило с ней в жизни, - Уилл отворачивается от доктора Лектера и делает шаг к его столу, останавливаясь посредине комнаты. – Она говорила, что астра – это символ несбыточной надежды, - голос переходит на хриплый шепот. – Что астра – это звезда, которая не попадет на небо.
- Почему вашей маме нравились эти цветы? – аккуратный поворот головы вбок.
Уилл скалится от боли и зажимает ладонью локоть.
- Она хотела стать врачом, но забеременела мной, и отец настоял на том, чтобы она бросила обучение. Мама думала, что мы будем жить такой среднестатической американской семьей, в которой жена ухаживает за домом, а муж приносит деньги, а по выходным балует ребенка и свою любимую поездками загород или мелкими подарками, предлагает вместе провести время, поехать на кемпинг или к Ниагаре… Но так не получилось. И вышло, что от маминой жертвы не было никаких дивидендов.
- Для нее астры были символом ее самой?
- Для нее астры были символом жизни, которой у нее никогда не будет. Где ее любят, ценят, где она нужна. И каждое лето я выходил из дома и видел напоминание о том, что моя мама мечтает оказаться за тысячу километров отсюда. Что жизнь, которую она ведет, ей продолжать невыносимо, - Грэм прижимает ко рту ладонь, и лицо искажается, словно самого Уилла очень больно ударили, и он старается проморгаться, чтобы не потекли слезы.
- Уилл… - доктор Лектер поднимается с кресла и, остановившись позади Уилла, аккуратно дотрагивается до его локтя. – Вы не виноваты в том, что ваша мать была несчастна.
- Если бы она не забеременела, она смогла бы…
- Нет, Уилл, - Ганнибал нажимает на его руку, разворачивая к себе. – Она сделала выбор. И ее выбором было родить вас. Она была несчастна из-за того, что не смогла привести вас в жизнь, которую представляла, а заставила жить в месте, где она и ваш отец ругались. Вы понимаете это?
Уилл внимательно смотрит на него, ожидая, что доктор Лектер рассмеется и скажет, что это шутка. Мать Уилла ненавидит его – вот правда. Ни один человек не способен полюбить его, потому что он приносит только неприятности и неудобства.
- Сейчас, Уилл, вы находитесь в месте, где вас ценят таким, какой вы есть. Где вам рады в любое время. Где вам всегда готовы помочь, - доктор Лектер улыбается и указывает ладонью на смежную комнату: - Я бы хотел, чтобы на сегодня мы прекратили быть друг для друга врачом и пациентом, а смогли провести остаток вечера как друзья. Вас ждет отличный кусок вырезки и отличная компания.
- Я… - Уилл закусывает губу и чуть кивает. – Спасибо.
Он быстро выходит из кабинета и закрывает за собой дверь в туалет, чтобы, запустив пальцы в волосы, зажать голову между колен и пережить паническую атаку.
«Не за что, мальчик», - Ганнибал закрывает тетрадь и гасит свет в комнате.
**
Наверное, так выглядят семейные вечера у счастливых людей: вкусное вино, идеально проглаженная скатерть, от которой пахнет лавандой, мягкое, сочное мясо и приятный, неспешный разговор. На столе – темно-бордовая свечка, которая всполохами отражается в блестящих приборах, создавая видимость огня на столе.
- Что это? Гвоздика? – Уилл принюхивается, когда Лектер наклоняется, чтобы капнуть соус на край его тарелки.
- Это – тайна, а не гвоздика… Почему у вас столько собак, Уилл? – Ганнибал садится напротив и, перекинув ногу за ногу, медленно тянется за бокалом.
- Я чувствую себя лучше, когда помогаю брошенной собаке. Знаете, я мою ее, покупаю ей ошейник, миску, одеяло… - Уилл щурится и с наслаждением прожевывает мясо. – Вкусно.
- Я рад, - улыбка. – Вы чувствуете себя лучше оттого, что дарите этим собакам место, где они могут чувствовать себя в безопасности?
- Да, думаю да.
Уилл выводит у собак блох, подстригает им шерсть, чистит зубы; он кормит и поит их, он старается сделать их жизнь более сносной – Ганнибал Лектер переводит взгляд на окно и отклоняется на спинку стула, поднося бокал ко рту. Может, и для самого Лектера Уилл - точно такая же собака, которая заставляет его чувствовать себя лучше из-за того, что он помогает ей? Ганнибал готовит для него, следит за его сном, выписывает лекарства и контролирует их прием – чем его забота о Уилле отличается от желания обезопасить его и предоставить место, где бы он мог чувствовать себя защищенным?
Ганнибал делает глоток и прикрывает глаза, восстанавливая образ Грэма. Грустный щенок, который слишком долгое время провел без хозяина: у него ссадины по всему телу, и он разве что не визжит от боли, когда к нему притрагиваются. Лектеру хочется потрогать его, как дети хотят прикоснуться к лишайному коту, покрытому струпьями отмершей кожи, а потом кричат: «Мама, можно мы возьмем его домой?». Лектеру хочется намазать его кремом и укутать в одеяло, чтобы он смог отоспаться. Лектеру хочется купить ему тонкий красный ошейник и написать там свой адрес, чтобы, каждый раз, когда Грэм проснется в двадцати милях от дома, его везли туда, где о нем позаботятся.
- Уилл, уже поздно. Я могу предложить вам остаться у меня.
Грэм краснеет и откладывает приборы.
- Я… смогу доехать, - он отдергивает рукав рубашки, открывая часы. Половина двенадцатого – это значит, что он доедет домой через два часа, и останется один на один с бессонницей в мокрой от пота кровати.
- Я настаиваю, - Лектер поднимает бокал и кивает в подтверждение своих слов. – Вы можете занять гостиную.
Уилл хочет ему возразить, и, подняв голову, он даже находит какие-то слова отказа, которые, правда, вязнут на его языке и проваливаются внутрь горла, выдавливая хрип.
Ганнибал считает разговор оконченным – он поднимается и собирает тарелки.
- Я могу дать вам майку. И спортивные штаны.
- Спасибо, - во второй раз говорить «Спасибо» еще труднее, чем в первый, но Грэм справляется.
Он проводит в ванной не больше десяти минут, чувствуя, как накатывает странная мягкая усталость, как будто он провел день в пригороде, шатаясь по лесу, а теперь приехал обратно в город и просто очень хочет спать.
Уилл выдавливает на ладонь шампунь с резким морским запахом и, быстро смыв шапку пены, наскоро вытирается, надевая одежду Ганнибала.
Он не чувствует себя в гостях – и это отчасти пугает его, когда он спускается вниз по лестнице, которая приятно, по-домашнему скрипит от каждого шага, и останавливается на лестничном пролете, глядя на спину Лектера, стелющего постель.
Уилл чувствует себя… дома.
Ему хочется забраться под одеяло и завернуться во вкусно пахнущую простыню, оставив на поверхности голову, чтобы на затылок опустилась тяжелая ладонь и ласково погладила его: «Спокойной ночи».
Уилл Грэм сглатывает, но продолжает смотреть на то, как Ганнибал взбивает его подушку и, отвернув манжеты рубашки, поправляет одеяло.
- Чувствуйте себя как дома, Уилл, - Лектер даже не оборачивается к нему.
Скрип ступеньки под ногой.
- Я уже, - Уилл пытается выдавить смешок, но получается только неровное шипение.
- Я рад. Спокойной ночи. Высыпайтесь. Не волнуйтесь из-за… - Ганнибал оборачивается к нему и делает неопределенное движение рукой в воздухе. – Из-за вашего лунатизма. Я чутко сплю. Так что, если вы собираетесь покинуть мой дом, прикрыв свой уход ночными прогулками, я разоблачу вашу ложь.
Уилл говорит «спасибо» в третий раз и забирается под тяжелое, теплое одеяло.
**
От него пахнет миндалем. Молоком и миндалем - Ганнибал опускается ниже к подушке и втягивает тонкий запах.
Как от ребенка, честное слово, будто Грэму завтра только-только исполнится восемь лет. Еще такой глупый и неумелый мальчишка – в темноте не видно, что Уилл улыбается во сне чему-то, возможно, этой беспомощной мысли, которая жжет чужой висок. Глупый, красивый мальчик… Лектер аккуратно поправляет выбившуюся темную прядь волос за ухо и коротко дотрагивается до ушной раковины, обводя кромку.
Ему не нужно ловить убийц, ему не нужно преследовать маньяков – его нужно отдать в школу для послушных, но очень несчастных детей, где его бы кормили вкусной едой и показывали смешные мультфильмы. Ганнибал резко выдыхает и забирается пальцами в чужие густые волосы, укладывая ладонь на затылок Уилла, а тот тянется к нему во сне и, с глухим причмокиванием приоткрыв губы, что-то очень тихо произносит.
Пальцы ласково проводят по шее и спускаются к ключицам, проводя по тонким косточкам.
Уилл Грэм не специалист по бихевиористике – он испуганный мальчишка, которому причинили очень много вреда, и ему нужен хоть кто-нибудь, кто сможет его защитить.
Лектер поднимает ладонь к его рту и легко надавливает на губы, грея пальцы в теплом дыхании.
Уилл повторяет то, что говорил, только теперь куда разборчивее:
- Ляг.
Ганнибал знает, что он может лечь к нему. Он даже хочет это сделать. Забраться под нагретое одеяло, развернуть к себе Грэма лопатками и перехватить его рукой через живот, прижимая к себе, чтобы он не смог никуда уйти, чтобы его никто не смог забрать. Ганнибалу хочется коснуться губами его шеи, а потом, заставив сонного мальчика открыть глаза, забрать у него поцелуй и хриплое: «Останься со мной»
Грэм не вспомнит ни о чем этом, но Лектер все равно поднимается с края кровати, подтыкает одеяло под бок Уилла и целует его в щеку.
Холодная вода больно бьет в спину, но Лектер, открыв рот, не замечает этого. Он не замечает того, что пальцы почти онемели, он не замечает, что его бьет дрожь. Он с силой зажимает член и быстро двигает ладонью, надеясь получить разрядку.
Ганнибал представляет, как он приходит в дом с кучей собак, и эти собаки облизывают его руки, а он злится и идет мыть их на кухню. Где Уилл, копошась в листах с лекции, пьет кофе и что-то печатает на компьютере.
Он проворачивает головку члена и со сдавленным стоном утыкается лбом в холодный кафель, чтобы, раздвинув ноги, опереться коленом о стену и медленно провести пальцем по уздечке, ощущая, как в спазме прогибается тело.
Ганнибал думает о том, что после кофе у Грэма будут горькие губы, хотя сам он ужасно сладкий, и Лектер представляет, как надавливает языком на эти губы в кофейной крошке и открывает рот, чтобы поймать чужой язык.
Лектер сжимает и разжимает кулак, с хлюпаньем подаваясь бедрами назад, и зажмурившись, думает о том, что, наверное, они могли бы зайти с Уиллом дальше поцелуев. Он бы мог усадить его поверх исписанных бумаг и забраться руками под его рубашку, чтоб согреть пальцы на его животе. Ганнибал был бы с ним очень осторожным и очень внимательным: он бы не торопил Уилла, не заставлял делать того, что он не хочет – он был бы чересчур предупредительным с Уиллом Грэмом. Он бы никогда не забывал о его дне рождения, о его крестинах, о каких-то годовщинах и общепринятых праздниках.
Он бы заботился о нем и защищал его.
Лектер выгибается и сдавливает член у основания, резко поднимая ладонь к концу, размазывая по члену смазку. Он бы любил Уилла Грэма так, как его не любит никто.
Ганнибал раздосадовано морщится и подносит ладонь под воду.
**
Уилл просыпается в половине девятого из-за сладкого запаха оладий, который вытягивают его из кровати.
- Доброе утро, - он улыбается Лектеру в фартуке.
- Доброе. Чашку для кофе возьми в шкафу и садись в столовой, - Ганнибал вытирает лоб запястьем и поворачивается к плите, разливая тесто.
Тарелки стоят рядом друг с другом, а не на противоположных концах стола, как вчера, и Уилл, довольно потягиваясь, садится за стол, поправляя вазу с цветами.
- Астры оказались на редкость красивыми, - Ганнибал ставит перед ним блюдо с оладьями и поливает их ванильным сиропом. – Чудесно вписываются в интерьер.
- Да, - кивает Уилл и дотрагивается до острых лепестков.
во-2, воу воу воу, осторожнее! Ганнибал раздосадовано морщится и подносит ладонь под воду. из "раздосадованно" ускользнула н :3
это была я, Лашден
H.G. Wells, Я ГОВОРИЛ ТЕБЕ, ЧТО РАЗДОСАДОВАННО ПИШЕТСЯ С ДВУМЯ Н? ГОВОРИЛ? ГОВОРИЛ ИЛИ НЕТ?
спасибо, змеюшка, сел я сегодня на крутящийся стул дописывать макси, заплакал и... понял, что нужно СОБРАТЬСЯ, СОБРАТЬСЯ, ЧТОБЫ ПОТОМ ПЕРЕЙТИ НА ДРУГИЕ ФАНДОМЫ
H.G. Wells, РЕШИТЕЛЬНО ВПИСАЛ ТЕБЯ
ээ... если говорил, то явно не мне оО я в курсе, что оно пишется с двумя "н", но пропустила при бетинге, каюсь(
и не ругай котика уэллс с:
горящая машина, я не ругаю, это мое фирменное одобрение, обличенное в крик
H.G. Wells, всем простить грехи в этом баре за мой счет. Спасибо, что вообще бетила
Somtow, ну, надо же расти, развиваться, все такое. Писать по-разному.
ПОДСКАЖИ
ОООЙ ТОНИИИ