I'm a five-pound rent boy, mr. Darcy.
лирикаЕсть такие люди, которые готовы сделать что угодно ради достижения своей цели: они будут говорить вам то, что вы хотите слышать, будут казаться лучше, чем они есть, будут интересными собеседниками, умелыми любовниками, надежными друзьями. До тех пор, пока они не заберут то, зачем к вам пришли. И потом, когда вы будете кричать им вслед, они даже не обернутся, потому что слушают пост-рок слишком громко, чтобы услышать чужую боль.
Есть и другие: те, кто рождены "славить имя твое", кто будет любить вас, даже если это испортит их собственную жизнь, люди, которые возведут вас в культ и единственная музыка, которая будет для них существовать, - музыка вашего голоса.
Безусловно, существует различное множество других людей. Но этот текст не о них.
Я, наверное, никого не люблю больше Оскара Уайлда, и поэтому мне трудно адекватно относиться к этому тексту: что бы я ни делал, я боюсь этим попрать память о нем, а подобными вещами - особенно.
Текст максимально насыщен самим духом Уайлда, много прямого цитирования и парафразов: использован не только "Портрет", но и "Саломея", "Убийство Артура", "Веер", "Женщина, не стоящая внимания", письма Уайлда. В остальном, я надеюсь, мне удалось сохранить атмосферу и не запачкать стоп Прекрасного Принца.
Listen or download I Am Free, That Is Why I'm Lost for free on Prostopleer
Название: The picture of Sherlock Holmes
Авторы: Entony
Бета: Hideaki; The Key
Фэндом: Sherlock BBC
Персонажи: Шерлок Холмс/Джон Уотсон, Шерлок Холмс/Джим Мориарти, Шерлок Холмс/ОЖП
Рейтинг: NC-17
Жанры: Драма
Размер: midi, в процессе
Саммари: написано по заявке "Кроссовер с Дорианом Греем.
Шерлок - молодой, невероятно красивый молодой человек, который пребывает в Лондон, читать дальшеuде знакомится с художником по имени Джон Уотсон. Джон ослеплен красотой Шерлок и просит его побыть натурщиком, чтобы нарисовать его портрет. Также, Шерлок знакомится с лордом Мориарти , который всячески развращает его, показывая мир наслаждения и разврата. Автор может следовать сюжету книги, а может и не делать этого. Хотелось бы рейтинга с пейрингами Шерлок/Джон, Шерлок/Мориарти и Шерлок/многочисленные ОЖП."
Комментарий: LONG LIVE OSCAR WILDE!!
Райтер выражает признательность фильму "Кэнди, беспощадно сливая из него метод построения глав.
Права: в мире постмодернизма нет ни Автора, ни прав на тексты, но конкретно в этом случае все принадлежит Оскару Уайлду: от первого слова до моего последнего вздоха
Chapter 1. Heaven
Chapter 1. Heaven
Нет, тогда я не ощутил ни упоения своей смелостью, ни бравады, ни смущения, ни удовлетворения.
Я испытал страх человека, который видит то, что ему видеть не дозволено, который идет туда, куда проход запрещен. Каждый мой шаг был шагом по направлению в бездну, но я, глупец, продолжал ступать по раскаленным углям. Я ждал наступления Апокалипсиса: Господь, как мне думалось, не смог бы стерпеть столь сильного оскорбления, ведь я пытался приблизиться к его самому любимому сыну, к его совершенному творению, к реализации Бога в человеческой плоти.
Я чувствовал только ужас и ничего, кроме всепоглощающего ужаса: люди не бывают такими красивыми, нет. Я шел к нечеловеку. Я шел к тому, кто был выше всех людей.
Он даже не обернулся, когда я заговорил с ним. Теперь в этом можно увидеть жест глубокой филантропии: он просто не хотел, чтобы я ослеп, - но тогда, не зная, как читать его, я почуял в этом вызов.
- Добрый вечер, - на его лице – смятая улыбка, на щеках - румянец от вина, и немного прищуренные от яркого света глаза.
- Я не буду Вам позировать, - изящные длинные пальцы поправляют выбившуюся прядь. Это движение открывает запястье: замысловатый рисунок из тонких вен под молочно-белым атласом кожи.
- Простите?.. – он тянется за очередным бокалом и устало наклоняет голову набок.
- Вы хотите предложить мне быть Вашей моделью. Правую кисть Вы держите в полусжатом состоянии, а левую чуть на отлете – типичное для художника расположение рук, если он не хочет запачкаться, - очевидно, профессиональная привычка, - усмешка. - Это подтверждает засохшая на пальцах краска: золотистый и алый тона. Большую часть вечера Вы провели в тени, скорее всего, Ваши глаза устали от прорисовки деталей, значит, заняты чьим-то портретом. Использование подобных цветов говорит о состоятельности заказчика, вероятно, Вы довольно известны в лондонском обществе. Эту гипотезу подтвердил юноша с террасы, - он приподнимает бокал, салютуя чьей-то тени. – Пока Вы шли, я раздумывал, хотите Вы предложить мне свои услуги мастера или же спросить меня о роли натурщика.
- И почему же Вы решили, что я попрошу быть Вас моделью? – я сказал это слишком тихо, но он поймал в кулак мою фразу и чуть подул на ладонь, расправляя звуки.
- У Вас расширились зрачки. С учетом того, что мы стоим в освещенном месте, я могу интерпретировать это только как сексуальное возбуждение, мистер Уотсон, - он откидывает тяжелые волосы и мажет рот в красном вине.
- Это…
- Отвратительно? Гадко? Я должен был промолчать? – широкая улыбка.
- Это… великолепно! – он опускает взгляд в пол. - Как Вы это сделали? – о, безусловно, ему стоило бы промолчать! В Лондоне только и стоит, что молчать и пить, однако грациозность и элегантность его теоретической выкладки не могли оставить меня равнодушным: это была новая манера мысли, где буйство фактов было заковано в цепи логики и разума. Я был поражен и смертельно ранен его умом.
- Это… - он дотрагивается до губ подушечками пальцев и прикрывает глаза. – Это дедуктивный метод рассуждения, мистер Уотсон, - холодный голос и холодный взгляд.
- Прошу Вас, зовите меня Джон… - неловкое прикосновение к его плечу в надежде заручиться расположением хотя бы его тела. – Простите…
- Не стоит. Я привык, что люди видят лучше, если трогают.
- Это парадокс, - я выдавливаю что-то наподобие смешка, и он кивком указывает на балюстраду, бесшумно ставя на столик бокал.
- Парадокс в том, что у меня совсем нет времени, а я еще и трачу его в таком бессмысленном месте, - на балконе свежо; он с облегчением разводит лопатки - я немо наблюдаю за движением его позвонков.
На секунду я задумываюсь о том, что теперь я готов умереть: он поворачивает голову в профиль и наклоняется к розовому кусту, глотая густой запах. Я свидетель самого прекрасного зрелища за этот и последующий век – в чем же тогда смысл продолжать жить дальше?
- Почему тогда Вы здесь?.. – широко расставляет руки на портике и наклоняется вперед.
- Может, я здесь ради Вас, Джон? – он хрипло смеется и поворачивается ко мне. – Может, я собирался провести весь этот вечер с Вами, а Вы удосужились подойти ко мне только по прошествии пяти часов? – несмело подхожу ближе, пытаясь запомнить его аромат. Насмешливо изгибает губы.
- Простите… мои дедуктивные способности не настолько развиты, чтобы понять, что самый красивый человек на земле ждал меня… - от него пьяняще пахнет сиренью, и, когда я притягиваю его к себе за шею, я захлебываюсь в этом сладком вине: он податливо открывает губы, пропуская мой язык, позволяет испить из своего рта, и я, почти теряя сознание, с силой тяну за его волосы, открывая для поцелуев шею. Не испортить его, только бы не испортить его своей жадностью – боюсь дать себе волю, мелко целую его от подбородка до кадыка, а потом стираю языком свои поцелуи. Он наклоняется ко мне и кусает за губы, как кусают спелые фрукты – страсть смешивается с кровью, и он, приникнув к укусу, посасывает мою нижнюю губу и прижимает к себе за талию.
Мгновение, чтобы увидеть свое отражение в его серебряных глазах: я заперт в медальоне из серой радужки и черного зрачка.
Мгновение, чтобы осознать, кому предназначались я и моя жизнь.
- Позвольте мне нарисовать Вас… - он дотрагивается губами до моей артерии, и его шепот горячей волной течет мне под ворот.
- Рисование – это скучно, Джон…
- Что мне сказать, чтобы Вы согласились? – опускается к воротнику рубашки и чуть тянет зубами в сторону, имитируя удушение.
- Скажите, что будет весело. Пообещайте, что откроете для меня двери всех домов Лондона. Скажите, что рисование – это то немногое, что Вы обычно предлагаете мужчинам, с которыми знакомы десять минут, - теснее прижимаюсь к нему, поглаживая ладонью спину.
- Хотите, я могу сказать, что пожертвую своей жизнью, лишь бы Вы не заскучали?
- Хочу, - язык чертит ломаную на моей шее.
- Клянусь, - рисую крест на своем сердце, и он смеется.
- Как часто Вы даете такие клятвы?
- Всегда, когда встречаю людей, которые их достойны… - задерживает взгляд на моем лице. Я понимаю, что он принимает какое-то решение, от которого зависит моя судьба, и потому я молчу и пытаюсь заставить дышать оба своих легких.
- Джентльмены! – лондонские женщины никогда не бывают вовремя: он трясет головой, и я отхожу от него. Он пользуется этим, чтобы бросить ей «Простите…», и, наклонившись к моему уху, сказать: «Шерлок Холмс, Бейкер-стрит, 221-Б».
Он уходит победителем с того балкона.
Сегодня я думаю, что уже тогда он знал, чем все кончится. Уже тогда я проиграл ему.
**
Первый мазок я делаю тем же вечером, в опаске забыть за ночь, как он выглядит, в страхе проснуться в мире, где его уже отняли у меня: я наношу тонкий слой темно-бордовой краски на свои губы и касаюсь ртом холста, впечатывая в него вкус Красоты.
Я не могу рисовать карандашом или углем: как нельзя передать глубину неба оттенками серого, так нельзя было изобразить его в двух цветах. Для него было мало известной мне палитры. Для него было мало известного мне мира.
- Шерлок… - его имя не падает на пол со звоном хрусталя и не колет мои ладони осколками – его имя, тихое, как перешептывание одной ночи с другой, отдающее мягкой грустью, которая передается от звезды до звезды, его имя остается в иссиня-черном фоне: я рисую его, надеясь запереть в клетке.
Я мну нежные лепестки фрезии и бросаю их на сырое полотно: причудливый орнамент понизу; может, для того, чтобы на картине был именно он, я должен попросить его коснуться картины? Отпечаток ладони в обрамлении цветов – и его все равно бы узнавали на улицах, к нему бы тянулись, как к святому, и его прикосновения могли бы исцелять.
Я не могу так просто поделиться им, - в горле пересыхает. Я не могу рассказать о нем не столько в силу ревности, сколько в силу бедности языка, неспособного описать его.
Снова и снова, закрывая глаза, я вижу его перед собой и мучаюсь.
«Шерлок», - закатываю рукава, смешивая цвета. «Шерлок». Я не влюбился в него, я не влюбился в него, - продолжал твердить я, хотя мое сердце, ускоряющее ритм, было совсем другого мнения. Мне трудно было признать это предательство: мои пальцы дрожали, держа кисть, не смея вывести ни одной черты.
Я не знал о нем ровным счетом ничего. Он был абсолютно незнакомым мне человеком с восхитительной улыбкой и острыми скулами, которого я поцеловал на званом вечере. Стоило ли продолжать наше общение? Хотел ли я разочароваться в Идеале, как обыкновенно это происходит в дольнем мире? Хотел ли я лучше узнать того, кто называет себя Шерлоком Холмсом?
Я задавался слишком многими риторическими вопросами, стоя в полночь у порога его дома.
*
Одна нота вонзает зубы в другую, и та издает пронзительный крик, моля о помощи. Мало похоже на музыку; что-то сродни плачу: инструмент берет на октаву выше, и мы смущенно стоим, боясь вторгнуться в чужие переживания.
- Мистер Холмс?.. – женщина деликатно стучит в дверь, обрывая скрипку.
- Да? – я испытываю какое-то животное облегчение, слыша его голос: он реален.
- К Вам мистер… - он резко распахивает дверь и ведет рукой по волосам, видя меня.
- Мистер Уотсон. Благодарю, миссис Хадсон, - шутливый полупоклон вслед незлобному ворчанию домовладелицы.
- Пришли рисовать меня так скоро? – опирается о дверной косяк и выгибает шею. – Или бессонница?
- Я живописал, однако услышал, что Вы играете, и подумал, что мы можем полуночничать вместе, - приподнимает бровь и протягивает руку в пригласительном жесте – мне ничего не остается, как вложить свою ладонь в ладонь Шерлока.
- Вы рисовали… меня? – он наклоняется ближе и чуть сжимает мои пальцы.
- Боюсь, что сегодня ночью этим занят не один я, - полуулыбка, и он утыкается носом выше моего уха.
- Но я позволил рисовать себя только Вам, Джон, - звучало ли мое имя когда-либо лучше, чем в тот момент?
- Почему? – он легко закрывает дверь за моей спиной.
- Это мой каприз. Или же обещание моей вечной любви. Первое, правда, длится дольше…
- Тогда пусть вся наша дружба будет капризом, - он тихо смеется и целует меня. Как передать мягкость его горячих губ? Как описать его короткий вздох, когда я отрываюсь от него? Как изобразить в красках теплоту его тела? Как показать мое разочарование, когда он делает шаг от меня?
- Как Вы хотите нарисовать меня? – подбирает с пола книгу, плотнее запахивает халат и устраивается в кресле.
- Для начала я бы хотел узнать Вас лучше… Я не могу заполнить картину, если мне ничего не известно о Вас, - указывает на противоположное кресло сложенными вместе ладонями и закрывает ими рот.
- А что бы Вы могли сказать обо мне, Джон? – искра интереса в его серых глазах, когда я очерчиваю полукруг на черепе, стоящем подле меня.
Это была любопытная игра, которая всегда занимала Шерлока: слушать глупости, которыми с ним были готовы поделиться другие люди, - но тогда я сделал свой первый ход, абсолютно не зная правил.
- Слишком молоды и красивы – приехали в Лондон недавно, в противном случае, я был бы с Вами знаком уже целую вечность и провел выставку, посвященную Вам. Судя по тому, где Вы остановились, Вы не первый сын довольно богатого человека, имеющего вес в городе: Вас пригласили в известный дом… - останавливает.
- Я похож на сына человека, у которого есть титул? – водит носком в воздухе.
- Я вообще с трудом представляю Вашего родителя… - смешок.
- Если бы Вы мне не нравились, я бы счел Вас дураком. Я прожил в Лондоне всю свою жизнь, относительно уединенно – такова была воля моего ныне покойного отца.
- Мои соболезнования…
- К чертям их, - фыркает и поправляет волосы. – Здесь я живу, потому что это недалеко от моего дома и места моей работы, а не виделись мы, Джон, потому что мне не нравится высший свет, - легкое движение – и рукав халата медленно ползет вниз.
- Ну, знаете, общество - единственное, чем можно заняться, когда идет дождь… - я складываю остатки приличия около своего кресла и, не отрываясь, смотрю на его плечо.
- Может, Вам альбом дать?.. – участливо протягивает мне перетянутую папку – принимаю ее с затаившейся ревностью. – Я иногда сам рисую.
- Что еще Вы делаете иногда?.. Повернитесь боком, - покорно присаживается на край и поворачивается в три четверти.
- Иногда я помогаю полиции, - смешок, когда я отрываюсь от бумаги.
- Заведите руки за спину, - скрещивает кисти на боку и чуть отклоняет голову. – Помогаете… используя Ваш дедуктивный метод?
- Да. И еще порой бегаю за преступниками, переодевшись в миловидную девушку… - прикрывает глаза. – Хотите, я свяжу их?
- Что?.. – карандаш останавливается под моими пальцами.
- Руки. Хотите, я свяжу их? – не дожидаясь ответа, вытягивает пояс из халата, перехватывает запястья и тащит в разные стороны концы.
- Вы… - мой осипший голос, - Вы же знаете, что это преступление? – ведет плечом, и халат опадает до локтей, открывая белоснежную спину и грудную клетку.
- Рисуйте меня. Не отвлекайтесь, - закусываю губы и продолжаю выводить его лопатки.
- Почему… почему я? – он молчит.
Я помню это в мельчайших подробностях: он сидит, демонстрируя полное безразличие к происходящему, но изредка бросает скорый взгляд на мой набросок и прячет одобрительную улыбку.
Шерлок наблюдает за пламенем свечи на камине – я наблюдаю за Шерлоком.
Тогда он и сам был похож на свечу: его могло загасить даже самое слабое дуновение ветра, он еще не был готов гореть во всю силу. Он хотел выглядеть вольнодумным, он хотел выглядеть передо мной обнаженным, он хотел, чтобы я верил в его напускное распутство – я потакал ему, хотя и видел мелкую дрожь его пальцев.
Он смотрел на свое отражение в зеркале и пытался запомнить себя таким: свободным, юным, непобедимым.
А я? Я тщился передать это на бумаге.
Мне следовало предвидеть, что иногда свечи разгораются слишком сильно и сжигают все вокруг себя, превращаясь в дикое пламя.
Но, даже зная то, что он уничтожит мою жизнь, я все равно предпочел бы обжечься.
Ближе к рассвету мы расстаемся.
Я прячу рисунок под сердцем.
**
- Мистер Уотсон, сэр… - меня выдергивают из неглубокого непродолжительного сна ближе к обеду. Спина затекла: остаток утра я провел в мастерской и уснул среди набросков, раз за разом перерисовывая его профиль.
Ворох испорченных листов и смятых комьев вокруг дивана – вот и все плоды моего труда. Вряд ли кто-нибудь смог бы добиться большего, если во время того, как он очерчивал абрис рта, линия бы уходила в сторону в насмешливом изгибе: «Это мой каприз».
Капризом было заставить меня думать о нем каждую секунду.
- Да, Бэрримор? – голова отяжелела, как будто весь вчерашний день я пил вино, мешая его с шампанским; Шерлок пьянит. Его дыхание можно разливать в бутылки и продавать по сотне фунтов за бокал.
- Вам телеграмма, сэр.
- Оставьте… - «на столе», хотел было сказать я, но стол теперь - поле битвы за цвет глаз мистера Холмса: всевозможные оттенки, смешанные в разных пропорциях краски, множество кистей, различные атласы с палитрами.
Вспарываю конверт. «Приходите к полудню, если удобно. ШХ», - без пятнадцати час. Я не позавтракал, не переоделся, не прочитал привычных газет, я толком не поспал.
- … будьте добры, подготовьте смену.
Почему я делаю это?
В спешке складываю в саквояж небольшой ящик с пастелью, мечусь от стены к стене, разыскивая альбом для эскизов, и думаю о том, что, возможно, не нужно переодеваться: только отнимает время, которое я могу провести в его обществе.
- Сэр… - Бэрримор протягивает поднос с еще одним конвертом. – Сменная одежда в Вашей спальне, сэр.
- Спасибо, - «Если неудобно, все равно приходите. ШХ».
Уповаю на подслеповатость дворецкого – вдруг мою улыбку все-таки можно было не заметить.
Плещу водой на заспанное лицо, обтираюсь полотенцем, натягиваю поверх рубашки сюртук и пытаюсь как-то пригладить волосы. Зеркало сообщает, что мне снова пятнадцать и я влюблен: мягкая рассеянная счастливая улыбка, блеск в глазах, сбитый галстук, неоправленный пиджак.
Так ли полагается выглядеть джентльмену? Не нарушаю ли я порядков лондонского общества? – в мастерской капаю светло-зеленой краской в середину белой гвоздики и дую на цветок, чтобы он быстрее высох.
Даже если и нарушаю, кого это, в общем-то, волнует? – я сажусь в экипаж, поправляя в петлице свою новую бутоньерку.
- Бейкер-стрит, 221Б.
*
- Доброе утро, миссис Хадсон…
- О, мистер Уотсон! – она радостно всплескивает руками, пропуская меня в дом. - Рада Вас видеть! Может быть, чаю? Мистер Холмс только недавно…
- Кто там, миссис Хадсон? – его голос обрушивается на наши головы через два лестничных пролета.
- Мистер Джон Уотсон! – любопытная манера разговаривать, перекрикиваясь, как в горах. Что об этом думают остальные жильцы?.. – Слава Богу, что сейчас у меня больше никого нет – некоторые привычки мистера Холмса просто невыносимы! – она прикрывает рот ладонью, как бы откашливаясь.
- Он может подниматься!
- Но Вы ведь еще даже не привели себя в порядок! Не позавтракали, в конце концов! – в ее голосе проскакивают какие-то материнские интонации – как долго Шерлок живет здесь, что его домовладелица так заботится о нем?
- Мне скучно делать это одному, - он свешивается со второго этажа и вытягивает руки через перила. - Поднимайтесь, Джон. Чего доброго, эта женщина может заразить Вас хорошими манерами, - миссис Хадсон взмахивает рукой, подчеркивая реплику: «Вы несносный мальчишка!»
- Я подам чай.
- Минуту, - он скрывается за дверью, что, однако, не мешает ему говорить со мной. – Почему Вы так долго, Джон?
- Я спал, - передвигаю его кресло к свету, чтобы было удобнее поймать позу.
- Какими нелепыми вещами Вы занимаетесь…
- Зачем Вы позвали меня, Шерлок? – его стол чем-то напоминает мой: Вавилон в свои лучшие времена. Горы писем, куски сургуча, перья, обрывки лент, стопки книг.
- Вы же сказали, что хотите рисовать меня, - шорох в другой комнате. – И хотите узнать лучше.
- Ну, я не думал, что эта незатейливая причуда может так изменить мою жизнь… - для чего ему эти колбы?..
- Да уж, Вы удивительно непрозорливы, - голос совсем близко – я оборачиваюсь.
Утреннее солнце ласково вылизывает его обнаженный живот, и он прогибается навстречу теплу, как большая кошка: выгибает спину, а потом разводит лопатки, разминая шею. Сначала он казался хрупким: тонкие запястья, пальцы, худое лицо, - но теперь я вижу, что эта беззащитность обманчива. Да, его кости можно пересчитать, но они перемежевываются с рельефными мускулами. Небольшой шрам чуть ниже пупка, пара еще не сошедших синяков около ребер, - беззастенчиво изучаю его, с каким-то неожиданным профессиональным интересом: что будет, если попросить его позировать в пол-оборота, чтобы можно было уловить эту грань между той частью шрама, на которую еще можно смотреть, и той, которая доступна только избранным?.. Точнее, как скоро он выставит меня из своего дома, если я попрошу об этом?
Он распластывается передо мной на кресле и что-то под ним ищет, негромко чертыхаясь.
- Что Вы делаете, Шерлок? – замирает и с раздосадованным видом достает мятую рубашку.
- Пытаюсь переодеться. А что я делаю по Вашему мнению? – переворачивается и усаживается в кресло, спуская с подлокотника ноги.
- Вы пытаетесь свести меня с ума, - прищуривается и проводит большим пальцем по нижней губе.
- А сейчас пытаетесь вовлечь меня в грехопадение. Или упрятать на несколько лет в тюрьму. Любой исход возможен, если Вы продолжите сидеть здесь обнаженным, - он усмехается и нехотя поднимается.
- Вы же работали раньше с натурщиками-мужчинами? Мне не хотелось бы думать, что моим портретом занимается дилетант, - шарит рукой на книжной полке.
- Просто обычно, знаете, их приходится долго уговаривать, чтобы они оголили хотя бы локоть… Вы пробовали искать в шкафу? – он останавливается в центре комнаты.
- В шкафу? Кто держит одежду в шкафу, Джон?
- Ну… Нормальные люди, - недоверчиво приподнимает бровь.
Через несколько секунд из соседней комнаты доносится разгневанный крик: «Кто, черт подери, положил мои рубашки в шкаф?!»
- Он всегда такой нервный, - миссис Хадсон ставит поднос с чайником на стол и качает головой. – Эта его работа…
- Миссис Хадсон, Вы уже собрались к Хардингам, – повязывает на шее галстук и взбивает волосы.
- Точнее, к мистеру Хардингу – вот и идите, пока я не вытащил на свет божий еще какой-нибудь Ваш секрет. И снимите эти серьги! В этой части Лондона любая собака знает, что их Вам подарил предыдущий муж, - женщина краснеет и закрывает дверь.
- И как?
- Как я догадался? – он придерживает фарфоровую крышку и аккуратно разливает чай. – Она накрасилась, надела самое дорогое платье и драгоценности – идет к кому-то в гости. Корсет на два сантиметра уже, чем обычно – идет к мужчине. Круг знакомых миссис Хадсон не так широк, чтобы выяснить, что позавчера мисс Хардинг отбыла на источники вместе со своим любовником, а вчера нам нанес визит и сам мистер Хардинг, что, кстати, послужило косвенной причиной моего выхода в свет, - протягивает мне чашку и устраивается за столом.
- И Вы можете рассказать о каждом?
- Да, это не сложнее, чем сказать «красный», если ты видишь что-то красное.
- Ну, знаете, Шерлок, многие видят красное, но принимают его за зеленое…
- Такие люди смотрят, но не видят, - откидывается на спинку кресла. – Вы приятны тем, что смотрите и видите – как художник, впрочем, но и это заслуга.
- Очень сомнительный комплимент, - снизу закрывается дверь.
- Когда дьявол спрашивал, каким даром - красноречием или логикой - я хочу обладать, я выбрал второе, - ставлю на пол чашку и открываю альбом.
- Тогда расскажите обо мне, - с утра рисовать проще: не одолевает ночная страсть, и эмоции приобретают приглушенные тона; Шерлок отбрасывает пряди и удобнее устраивается в кресле.
- Вам тридцать-тридцать пять лет, из вредных привычек: курение. Вы не женаты, состояние досталось по наследству, и Вы преумножаете его, хотя и занимаетесь рисованием. Иногда тратите крупные суммы на украшения и мужчин.
- Насколько, эм… очевидно… - я пылаю от стыда и любопытства.
- Что Вы содомит? Не особенно. У меня могли возникнуть проблемы, - смотрит поверх чашки. – Мне нравится Ваша бутоньерка.
- Спасибо, - с неудовольствием смотрю на набросок, и он перехватывает мой взгляд.
- У Вас плохо выходит, Джон, - надавливает пальцем на толстую линию шеи на рисунке. – Почему Вы не можете расслабиться? – дотрагивается до моего лацкана и вытягивает из петли гвоздику.
- Слишком большая ответственность, - расправляет лепестки и принюхивается. Мир останавливается, чтобы он смог уловить далекий аромат под слоем краски.
Чуть морщится и поворачивается ко мне, алчно пачкающему бумагу.
– Закройте глаза, - черт, все-таки неудачно прорисовал плечи! Начинает казаться, что выбор портрета – одно из самых необдуманных решений в моей жизни. Натюрморт, пейзаж - жанры, в которых Красота и Художник разделены, в которых Художнику разрешено дышать в процессе творчества, в котором еще нужно создавать Прекрасное, а не просто утопать в нем – выглядят очень заманчивыми.
- Что?
- Закройте глаза и продолжайте рисовать, - проводит гвоздикой по переносице.
- Простите, Шерлок, но… - фыркает и прикладывает ладонь к моим глазам.
Я замираю.
Какое-то время я нахожусь в темноте, пахнущей сиренью.
А потом под веками нежно-бежевым разливается тепло его руки, чайными разводами вырисовываются его непослушные кудри; капля белил, которую аккуратно растирает мое воображение, вычерчивая контур его лица, мелкая штриховка жилетки, кремовая рубашка – я немного подаюсь вперед, водя пальцами по эскизу.
Наши колени соприкасаются, и я вздрагиваю от этого неосторожного движения.
- Рисуйте, - чужой голос забирается ко мне в рот, когда я пытаюсь протестовать. – Рисуйте. Главного все равно не увидеть глазами, - легкое прикосновение цветком к моим губам.
- Измажете меня зеленым, - смешок – он отнимает ладонь, и я смотрю, как Шерлок закусывает бутон: капля сока сползает с губы и спускается по подбородку.
Робко снимаю ее и слизываю с пальца.
Он улыбается мне.
- Кто Вы, Шерлок? – наклоняется ближе – я приоткрываю губы, и он вкладывает горький цветок в мой рот. Дотрагивается чуть выше губ – поцелуй ангела.
- Я та любовь, что называть себя не смеет.
**
На исходе третьего дня, проведенного в мастерской без отдыха, сна и выходов за пределы четырех стен, я стою по колено в его телеграммах и нервно щелкаю выпачканными в краске пальцами в ожидании еще одной.
Боже, что за инвалидный способ общения, в котором нельзя передать не только интонации – нельзя целиком рассказать о том, что хочешь!
Он спрашивает, нравится ли мне Шелли, и я, вместо того, чтобы сказать, что порою предпочитаю легкой и воздушной поэзии Шелли тяжеловесную страсть Байрона, отвечаю: «Да».
«Вы видели море? ШХ». Конечно же, я видел море. Я видел его, когда путешествовал по Шотландии, видел его, когда плыл во Францию, видел море на тысячах картин. Еще я видел море в его глазах, и мне трудно так сразу определить, что было настоящим морем: безжизненная невыразительность волн или глубина его серых глаз. И поэтому я даю очередную короткую телеграмму: «Да».
Сумерки не находят в себе сил сгуститься в ночь и топчутся у моего окна, пока я заканчиваю прорисовку лица и шеи.
«Придете? ШХ».
- Сэр… простите мою дерзость, - Бэрримор услужливо забирает конверт и пододвигает тележку с кофе. – Но не лучше было бы пригласить джентльмена? Вы не можете сосредоточиться на картине…- глупость – думать, что его присутствие не будет меня отвлекать. Для чего вообще рисовать, если я смогу любоваться им?
- Нет.
- Это ответ на телеграмму, сэр? - поклон, створки дверей со скрипом сходятся.
Сегодня вечером это ответ на что угодно, - я рисую тонкую белую ленту от его уха до ключицы.
*
Он отбивает одиннадцать ударов вместе с часами, и поэтому я не сразу слышу этот посторонний стук за своей спиной.
- Джон? – резко оборачиваюсь, роняя на манжет каплю небесно-серого оттенка.
- Шерлок, как… что Вы здесь делаете?! – он приподнимает бровь и скрещивает на груди руки.
- Вы отказались прийти ко мне, - мне хочется слышать в его голосе тоску, но там только глухо рычит какое-то другое чувство.
- Я… я рисовал, - почему я оправдываюсь? – Простите, я не знал, что это так важно…
- Вы пообещали не дать мне заскучать, - раздраженно ведет плечами и подходит ближе ко мне. – И, несмотря на это, сегодня вечером я чуть не сошел с ума от сплина… - откладываю палитру и вытираю руки.
- Как Вы пробрались ко мне домой?
- У Вас не запирают черный ход – это было первое, о чем поведал мне бездомный с Вашей улицы за двадцать пенсов. Лучше, чем Синяя книга, не находите?.. Я не хотел, чтобы Ваш дворецкий нам помешал, – с победоносным видом присаживается на софу и проводит ладонью по вельветовой спинке. – Мне нравится, - бросает взгляд на картину и склоняет голову набок. Он напряжен, и его ногти, царапающие обивку, готовы исцарапать мое лицо. Почему он злится?..
- Хотите комплимент? – ставлю рядом свой рабочий стул, и его глаза, внимательно следящие за моими передвижениями, теплеют.
Он искал близости со мной – я придерживаю ребра, чтобы случайно не погибнуть в этом моменте. Шерлок хотел, чтобы я пришел, – касаюсь его подбородка, и только потом понимаю, что сделал.
Он поднимает голову и широко улыбается, когда я, смутившись, опускаю руку и сажусь рядом.
- Хочу два комплимента, - легкая усмешка, которую Шерлок, вытерев с губ, протягивает мне.
- У меня есть только один…– дотрагиваюсь до его запястья, и он разжимает ладонь.
– Ну так придумайте что-нибудь… - медленно ведет вдоль моих пальцев, поглаживая каждую фалангу: слишком ласково и немного щекотно, практически невыносимая нежность – обхватываю его кисть и чуть тяну на себя.
У него на губах – едва уловимый вкус лакрицы, и, когда я начинаю посасывать его язык, он шире открывает рот и закрывает глаза. Я не могу позволить себе этой роскоши: я должен смотреть на него, смотреть, не отрываясь; я должен запомнить, как подрагивают его ресницы, когда я облизываю его нижнюю губу, запомнить, как он придерживает меня за локоть, не давая отстраниться, когда я спускаюсь вниз по его шее, запомнить, как он прогибает спину навстречу моему поцелую между ключицами.
Я должен запомнить, как он разочаровывается, когда я говорю: «Это был мой первый комплимент».
- А… второй? – севший голос темно-фиолетового оттенка – мне хотелось бы иметь ленту из его слов, чтобы повязывать вместо бабочки.
- Я потратил два дня, чтобы найти подходящий тон для Ваших глаз, - он фыркает и прикрывает лоб ладонью.
- К чему эта педантичность? – нет, я не верю в то, что он не осознает, как он красив… Нет, я не верю в это, но он ждет моего ответа и сильнее вжимается в софу.
Отнимаю от лица его руку и аккуратно ставлю на безымянном пальце печать своего поцелуя.
- Вы прекрасны. И я хочу запечатлеть Вашу красоту, хочу сохранить каждую деталь. Я хочу поймать Вас. Хочу получить Вас всего. Хотя бы на холсте… - еще секунда – и я встану на одно колено. Я хочу присягнуть ему на верность, я хочу поклясться в вечной любви, я хочу остаться навсегда рядом с ним, только бы иметь возможность видеть его, только бы быть с ним, только бы знать, что он есть.
Я хочу обрести Искусство в нем. Я хочу, чтобы он присутствовал во всех моих картинах, в каждом моем мазке, я хочу, чтобы мы растворились в Творчестве и Творении. Я хочу посвятить себя ему.
Он смотрит на меня с какой-то невыразимой тоской и поджимает пальцы.
Я начинаю думать, что не стоит обременять других людей своими чувствами. Чувства вообще лучше держать в поэтических сборниках и не выпускать на волю, потому что они, голодные и неприрученные, могут съесть заживо.
Внутри моего горла зреет болезненный крик, и, когда он уже готов родиться...
Шерлок поворачивает ладонь внутренней стороной и гладит мою щеку.
И моя страсть, вытащив из моей грудной клетки сердце, послушно укладывается у его ног.
- И как называется этот цвет? – наши сомкнутые ладони лежат на его колене.
- Я назвал его «sherlocked»…
**
- Это лучшее, что ты написал, Джон, - сладковатый запах его сигарет смешивается с ароматом земляничного ликера.
- Спасибо, Джим, но здесь еще надо поработать над фоном… - лучше было бы перерисовать портрет, - я устало потираю лоб и присаживаюсь рядом с лордом Мориарти, лениво раскуривающим вымоченный в опиуме табак.
- Ты уже решил, где будешь выставляться? – игриво царапает мою шею и подсаживается ближе.
- Я не собираюсь выставлять эту картину, - изумленно приподнимает брови.
- Друг мой, ты нарисовал шедевр и хочешь оставить это в тайне? Любопытные люди – художники! Сначала они рисуют дрянь и показывают ее всем подряд, но как только дело доходит до Искусства – прячут картины на чердаке!
- Спасибо, что ценишь мои ранние работы, - Джим усмехается и проводит кончиком ногтя по моей щеке.
- Джон, ты же знаешь: первым я люблю тебя, вторым – твои картины, третьим – свой счет в банке. Так что не стоит оскорбляться, друг мой… - выпускает дым и тянется за пепельницей. – Почему ты не хочешь выставить работу?
- Я… - серые глаза Шерлока Холмса на портрете насмешливо щурятся, ожидая моего ответа. – К несчастью, я не могу показать ее чужим людям.
- Очень лестно, Джон, что наша дружба крепка, и ты не держишь меня за чужого, - забрасывает ногу на ногу и закрывает один глаз. – Дело в нем? – указывает на картину. – Дело в натурщике?
- Он не натурщик, Джим.
- Нет?
- Нет, - заинтересованно приподнимается с софы и поворачивается ко мне.
- Джон? Только не говори мне… - я смущенно отвожу взгляд, и он в изумлении округляет рот. – Мистер Уотсон, влюбляться в Вашем возрасте – что за моветон! – хлопает ладонью по колену. – Ох, Джон!.. – протяжно стонет и откидывается на спинку.
- Простите, лорд, что оскверняю чувствами Ваш взор, - Джим цокает и задумчиво переводит взгляд на портрет.
- Он действительно… так красив?
- Красив? Возможно, ты хотел спросить, действительно ли он выглядит, как Бог.
- И каков же ответ? – встает с софы и подходит к окну.
- Да. Он красив, как Бог, и умен, как Дьявол.
- Не бывает одновременно красивых и умных людей. Ум накладывает печать уродства на лицо и старит кожу, - отодвигает прозрачную гардину, впуская в мастерскую вечер.
- Так вот причина твоих морщин, - он смеется.
- Как зовут этого юношу, который так благотворно влияет на твое чувство юмора?
- Джим, прошу тебя… Я не хочу… о нем.
Мы с Джимом познакомились в Итоне, на последнем году обучения, когда я издыхал на курсе о рафаэлитах, а он весьма успешно посещал что-то из области юриспруденции.
Джим был прекрасным оратором, сумевшим после трех минут разговора смог убедить меня в том, что классическая живопись устарела и погибла, как, в общем-то, и вся Европа, и я занимаюсь не чем иным, как ars mori – искусством смерти – трачу время впустую, другое дело – прогулки с ним. В нем есть перспектива, новизна, и, что самое главное, - загадка. «Вы ведь хотите знать, как нарисовать Джоконду, мистер Уотсон? Поговаривают, что на картине – мой далекий дядя».
Он был остроумен, привлекателен и абсолютно невыносим.
Лорд Мориарти и пять его титулов прочно вошли в мою жизнь, не оставив там места ни для кого другого. Джим хотел знать обо всех моих друзьях, знакомых, возлюбленных, о том, что я делаю, где я нахожусь, он не знал ни меры, ни границ.
И по окончании семестра я позорно бежал от него во Францию, чтобы через два года вернуться и узнать, что он женат. Мне почему-то казалось, что женитьба должна была охладить его страсть контролировать других людей, но она, к несчастью, охладила его желание держать под контролем свою собственную жизнь: лорд Мориарти, более известный в узких кругах как «ДМ», поставил перед собой цель потратить все состояние. Джим стал адептом религии, божеством которой было Наслаждение.
И, что самое неприятное, он был восторженным неофитом, который проповедовал на каждом углу.
Я не был готов разделить с ним Шерлока.
- Как часто вы встречаетесь? – опирается о подоконник и шумно втягивает воздух.
- Ежедневно. Ты разве не собирался навестить леди Агату сегодня? – негромко барабанит пальцами.
- Так он приходит сюда? Неосмотрительно, Джон… - встряхиваю ладонь.
- Друг мой, давай будем честны друг с другом: я не хочу знакомить тебя с ним. Для меня Шерлок – новая манера письма, новое мироощущение, новое чувство, в конце концов, я влюблен в него! Для тебя он не более чем развлечение на один вечер.
- Если он так хорош, как ты говоришь, может, я увлекусь им?
- Ты женат, черт подери!.. – он со смехом радушно распахивает объятья.
- Ты повел себя сейчас не как джентльмен! Кто же говорит при посторонних о том, что мужчина женат? – неловкая ситуация: мне даже не нужно оборачиваться, чтобы узнать, что он здесь.
- Добрый вечер, Джон, - непринужденно оставляет на спинке кресла пиджак и развязывает шейный платок. – Вы не представите меня?..
- Лорд Джим Мориарти, мой старый университетский друг. Мистер Шерлок Холмс, - церемонный обмен рукопожатиями, который мне тут же хочется прервать. Шерлок с любопытством подносит ладонь к носу – глубокий вдох.
- И как же, мистер Холмс, вышло так, что Вы позируете моему другу? Я бы не смог проводить столько времени в его обществе, даже если бы передо мной стояла угроза казни!
- О, это моя небольшая прихоть, - Шерлок легко поднимается на помост и застывает в привычном положении натурщика.
- Прихоти Шерлока – закон для всех, кроме него самого, - усмешка в ответ на мою реплику.
- Я еще даже не переменил позы, а Вы уже взвинчены, Джон, - корчу недовольную гримасу за мольбертом. Невыносимая манера двигаться, когда я рисую его.
- Как Джону удается писать Вас, если Вы меняете позу?
- Я думаю, так даже получается лучше: ему приходится постоянно смотреть на меня, и он не тонет в рисовании. Он обращает на меня больше внимания, и мне не так скучно, - Джим усаживается за моей спиной и закуривает.
- Будете, Шерлок?
- Я не курю, - немного заносчиво приподнимает подбородок и кладет руку на талию.
- А зря. Молодому человеку в Вашем возрасте нужно какое-то серьезное занятие. К примеру, курение, - тихий смешок с помоста.
- Джим, ты уже дурно на него влияешь, - отставляю кисть в сторону.
- Хорошего влияния, мой друг, вообще не существует!
- Почему же? – Шерлок поправляет волосы и делает шаг вперед.
- Потому что влиять на кого-то – значит передать ему свою душу, свои чаяния, мечты, надежды, грехи и пороки. Влиять на кого-то – значит сделать подобным себе, блеклой копией. Хотя, я бы с удовольствием пообщался с копией Вас, Шерлок.
- О да, Джим, ты знаешь, о чем говоришь, - ядовито шепчу в холст, видя, как блестят глаза Нарцисса на помосте.
- И у Вас есть доказательства этому?
- Мы можем провести эксперимент, - скрип половиц, когда Холмс сбегает вниз по ступенькам и замирает рядом с моим плечом. Он слишком чуток и улавливает каждую ноту из мелодии Гамильтона; закрываю глаза.
- Какой эксперимент?
- Я приглашаю Вас с Джоном завтра к себе на ужин, - ужасное предложение. «К несчастью, Джим, мы вынуждены отклонить его…» - сжимаю кисть. О господи, я подумал «мы»!..
- Вы хотите повлиять на нас с помощью еды? Она будет отравлена?
- Он будет говорить, - утомленно вытираю руку. – Джим – нечто среднее между ведьмой и сиреной: его речи невозможно не слушать, но они погубили уже не одно поколение юношей, - лорд польщено улыбается. - Вам не стоит принимать это приглашение, Шерлок.
- Но это могло бы развеять мою скуку, - дотрагивается до сгиба моего локтя и в раздумье прикусывает губу. – Мы должны пойти, Джон.
Нет. На самом деле, это последнее, что стоит сделать.
Но он так восхитительно говорит «Мы должны пойти», что я не нахожу в себе силы отказать.
- С удовольствием.
- Возьмите мою визитную карточку, на всякий случай, - Джим пожимает его ладонь. – Ну что же, мне пора… Тетушка действительно уже заждалась.
- Куда Вам?
- В Майфейер, - Шерлок кивает и берет свой пиджак.
- Это по дороге, - я не верю своим глазам! Он собирается уйти сейчас?
Видя мое замешательство, он дожидается, пока Джим выйдет из комнаты, и негромко бросает в сторону.
«Ближе к полуночи».
Ближе к полуночи мне хочется встретиться с Шерлоком Холмсом, а не с копией Джима Мориарти! – но я молчу.
И смотрю, как он закрывает за собой дверь.
**
- И какие дела могут быть у юноши Ваших лет в районе Майфейера? В местах, где собирается аристократия, обычно не продохнуть от дорого парфюма и разговоров о погоде, - лорд приоткрывает перед ним дверь кэба; сосредоточенный кивок в знак благодарности.
- Любопытно увидеть человека, у которого Вы покупаете опиум. Вы знаете, что это противозаконно? – Шерлок отворачивается к окну и прижимается лбом к стеклу.
- А Вы знаете, что не стоит мне угрожать? – Мориарти ласково трогает его за плечо и дует на волосы.
- Я и не собирался. Просто хотел проверить одну гипотезу, - отмахивается. – Почему Джон не пытается Вас остановить? Это, как минимум, вредно.
- У нас с ним есть один небольшой уговор: он не лезет в мои дела, а я не лезу в его.
- Только Вы почему-то не выполняете свою часть сделки, - в голосе отчетливо слышна насмешка.
- Туше! – Джим примирительно поднимает ладони и, складывая их вместе, касается лба, формулируя вопрос, но мистер Холмс умеет читать мысли, поэтому он тут же отвечает:
- Вы слишком нервничали: постукивание по стулу и полу. Было бы странно, если бы Ваша тетя вызывала такую бурю эмоций, - водит пальцем по двери. – Тогда я обратил внимание на то, что Вы постоянно крутите в руках сигарету, но затягиваетесь через большие промежутки. Значит, пытаетесь растянуть последнюю сигарету, но для чего? Спустившись с помоста, я почуял этот приторный запах – и… - лорд Мориарти несколько раз хлопает в ладони и отворачивается от Шерлока.
- Джон говорил, что Вы умны, но я принял это за присущую ему идеализацию объектов своих… чувств.
- Вы склонны к поспешным выводам. Это печально.
- В данный момент я склонен полагать, что Ваш интеллект станет достойным украшением завтрашнего ужина, - на щеках юноши появляется румянец.
- Вы льстите мне.
- В эти трудные времена денег мне хватает только на комплименты! – смешок. – Неужели Вы не привыкли слушать подобное от… Джона? – скабрезная улыбка.
- Вы порочны и хотите видеть порок в других, - надменно выпрямляется.
- Ах, милый! – лорд заливисто смеется и всплескивает руками. – Все люди порочны по своей природе! Я же просто не считаю нужным скрывать то, что гнету моральных норм я предпочитаю удовольствие. В каждом из нас сидит грешник, Шерлок: кто-то наслаждается музыкой, кто-то - живописью, а кто-то упивается литературой, - люди пытаются найти в культуре то, чего в ней никогда не было и не будет – животного облегчения, освобождения от бремени страстей. Страсть может быть утолена только страстью!
- Вы очень уверенно говорите о нравственности…
- Все потому, что я не обладаю ни толикой этичности. Лучше всего говоришь о том, чего не знаешь; в противном случае можно пуститься в описание собственных переживаний, а нет ничего скучнее, чем чужие сны и чужой блуд. Шерлок, Вы молоды, сейчас Вы можете сделать все, что угодно! Нельзя быть рассудочным! Нужно жить, друг мой! Чувствовать каждое мгновение этой скоротечной жизни! Carpe diem!! – он усмехается и накручивает на палец темные волосы.
- Хотите, я расскажу Вам, почему согласился на портрет?
- Безусловно, - Джим поворачивается боком и дружески пожимает ладонь юноши.
- Потому что однажды Красота уйдет, и ее следы порастут травой. Ars longa, vita brevis est. И я буду юным только на картине, точнее не я, а мое тело, тогда как по мере того, как прощальная песня молодости будет становиться громче, мой рассудок будет приобретать остроту.
- Ах, так Вы цените ум? Ум, который гнется под тяжестью воспоминаний и однажды проламывается? Ум, который притупляется возрастом и консервируется временем? Ум, который пытлив только в юности, а с годами превращается в грузную старую псину? Шерлок, Красотой хотя бы можно любоваться!
- Для понимающего человека красота ума так же ценна, как и красота тела, - Джим хмыкает в ответ.
- Друг мой, боюсь, Ваш путь и путь Художника пересеклись на очень краткий миг… - Мориарти наклоняется ближе и заговорщицки шепчет: - Джон будет любить Вас, только пока Вы будете красивы.
- Что же, это повод быть вечно молодым.
В кэбе повисает тишина.
- Вы очень умны, мистер Мориарти, - стучит по перегородке.
- Прошу – Джим.
- Мне не было скучно.
- Обращайтесь, Шерлок. Свою первую тысячу я заработал, не давая скучать красивым молодым людям! - он смеется, понимая, насколько вульгарно они оба выглядят со стороны.
- Доброго вечера! – за спиной еще звучит довольный смех.
*
- Добрый вечер…
- Вечер, мистер Уотсон! Ох, как прекрасно пахнет! – она руками взбивает аромат лаванды, как перину, и блаженно закрывает глаза. – Да, проходите, будьте добры, - страх делает лестницу похожей на дорогу к Голгофе.
- Оставьте дверь открытой, Джон, - он взмахивает рукой с софы и едва приподнимается на локтях, чтобы поприветствовать меня.
- Жаждете внимания публики? – поднимает бровь и с недоумением смотрит на меня.
- Нет. Сейчас миссис Хадсон принесет нам чай, не хотелось бы провоцировать ее на подслушивание закрытой дверью.
- Вы слишком доверяете своей домовладелице.
- А Вы слишком доверяете своим друзьям. Присаживайтесь, - оглядываюсь в поисках привычных кресел.
- Вы сожгли мебель? – он подтягивает колени к груди.
- Именно. Но она плохо горела, и я подбросил туда немного своей благопристойности.
- Добрый вечер, лорд Джим Мориарти.
- Ваша ревность нелепа. Лучше дайте сюда букет, - мне ничего не остается, как вложить в его ладонь пряную траву.
- Я не ревную, - он зарывается носом в лиловые цветки и прикрывает глаза.
Пальцы невыносимо жжет желание зарисовать его сейчас.
Точно так же, как жжет сердце желание поцеловать его.
Точно так же, как жгут мои легкие слова: «Какого черта Вы ушли от меня?!»
- Конечно нет. Я бы тоже не ревновал предмет интерьера: им могут восхищаться все, и в этом нет ничего зазорного, - растирает листья.
- Чай, джентльмены!.. Не стойте, мистер Уотсон, присаживайтесь на софу – кресла вычистят к пятнице. Доброй ночи, господа.
- Доброй, миссис Хадсон, - с неохотой сажусь рядом с ним и с рвением изучаю противоположную стену.
- Джим сказал, что я заинтересован Вами в качестве дополнения к своей гостиной?
- Боюсь, я не так дорог Вам, как серебряный фавн или Гермес из слоновой кости, Джон. Их Вы будете любить всегда. А долго ли Вы будете любить меня? – он отрывает от стебля листок и бросает его на пол. – Это интересная задача…
- А кто сказал Вам, что я люблю Вас, Шерлок? – он приподнимает с подлокотника голову и удивленно смотрит на меня.
- Вы не любите меня? – какое удовольствие – говорить ему вещи, которые не следовало бы.
- Нет, - прикладывает сложенные вместе ладони к губам.
- Вот как... Значит, я зря не пошел на встречу, которую назначил мне сегодня Джим.
- Ох, он мастер писать замысловатые сообщения на другой стороне своей визитки!
- Вы тоже пали жертвой надписи «лорд»?
- Почти, - он криво улыбается и опускает на пол букет.
И укладывается головой на мои колени.
- Раз уж Вы не любите меня, нет смысла делать вид, что я не устал за сегодня. Позировать Вам невыносимо, - запускаю пальцы в его густые волосы, и он закрывает глаза.
- Знали бы Вы, как невыносимо Вас рисовать, - обвожу ушную раковину – он приоткрывает губы, но тут же поспешно закрывает руками лицо, чтобы я не увидел, как кармин остается у него на щеках.
- Почему?
- Я думаю только о том, как поцеловать Вас, - возникает пауза, и он шумно вдыхает.
Я перебираю его волосы и изредка наклоняюсь, чтобы дотронуться губами до щеки или лба. Через некоторое время он скрещивает руки на животе и открывает глаза.
- Вы знаете какие-нибудь стихи?
- Что?
- Стихи.
- Ну… конечно. Я же художник.
- Читайте, - хмурится и выжидающе смотрит на меня. – Читайте, Джон! Я хочу… - обрывает себя на полуслове и закусывает губу.
- Чего Вы хотите, Шерлок? – но он молчит и теребит пояс халата.
В открытое окно влетает шелест листвы; лето: близкое легкое небо, которым можно напиться, мелкие осколки льда в виде звезд, мягкие облака и полная луна.
Смог бы я увидеть это без него?..
Ласково провожу по его скуле и останавливаюсь у кромки губ.
- «…Скольких поцелуев, вопрошаешь, Лесбия, достанет мне и хватит?
Сколько есть песка в Кирене — знаешь, между усыпальницею Батта
древней и Юпитера в пустыне Ливии оракулом священным —
иль в ночи безмолвной сколько видно звезд, любви союзниц сокровенной…» - едва слышно спрашивает меня:
- Скольких?
- Сорока будет достаточно.
- А что потом?
- А потом я полюблю Вас, - он долго смотрит на меня.
Поднимается на локте и касается губами моей шеи.
- Один, - поцелуй под кадыком. – Два.
**
Я учу подлокотник своего кресла чечетке, когда он входит в мастерскую.
Ему не хватает кнута, чтобы осадить меня звонким щелчком в воздухе, чтобы показать мне свое превосходство Мастера, ведь он хладнокровен и собран, в то время как я стремлюсь в своей страсти сродниться с животным, и прилагаю усилие, чтобы не рычать.
- Вы опоздали на два часа, Шерлок, - он становится рядом со мной и опускает руку на мое плечо.
- Вы в ярости?
- Еще минута – и я мог бы покончить с собой.
Разлука с ним, пускай и на несколько часов, невыносима.
Чувства всегда отупляют разум: я не хочу никого видеть, не хочу ничем заниматься, не хочу никуда идти. Я могу предаваться только одному занятию – ждать его, воскрешать в памяти его образ, чтобы мне не было так одиноко. Даже когда его нет со мной, он незримо присутствует рядом.
Я неполноценен без него, я только часть человека, я рыдаю от бессилия и тоски.
А он задерживается на два часа, приходит в новом фраке и с новой улыбкой.
Любовь к лицу только тем, кого любят; любящие же похожи на обезображенных жертв проигранной войны с собственным сердцем.
- Возьмите это, - я протягиваю руку вверх, слегка задевая его щеку, и он бессознательно отстраняется от этого прикосновения.
- Джон… - мягкие тона неловкости.
- Шерлок, прошу Вас! – он прикладывается губами к моим сжатым пальцам и отходит к окну.
В этой позе я похож на умирающего, мне хочется позвать своего душеприказчика, но голоса хватает лишь на сиплое «Шерлок».
Он первым прерывает молчание:
- Я не могу принять этот подарок.
- Умоляю Вас, какой же это подарок? – мне приходится встать, преодолевая немощь, и сделать к нему шаг, хотя и кажется более подходящим сохранить дистанцию между нами: я, с взъерошенными волосами, с лихорадочным румянцем, с поджатыми от бессилия губами, и он, с царственной улыбкой, подставляющий свое лицо под холодный лунный свет.
Я заблудился в высоких жестких колосьях ржи; я кричу от беспомощности, потому что тону в собственных чувствах, а он стоит где-то на окраине и не откликается на мой зов. Мне хочется бросить ему в лицо перчатку, обвинить в бесчестности, но он отвлекается от созерцания неба и поглаживает свое предплечье, смущенно поднимая на меня взгляд.
Он должен стоять на утесе, выпростав ладонь к морю, чтобы волны, ища его, самоотверженно разбивались о скалы. Он должен замереть, остановиться, потому что мир хочет поймать его ласки, мир хочет улечься у ног отпрыска Красоты и Смерти. Он должен подняться в небо, к звездам, он должен вернуться туда, откуда он пришел.
Но сегодня он остается со мной.
Делая подобный подарок, он не может принять ответной любезности.
– Шерлок… - не открывает глаза, когда я провожу ладонями по лацканам его пиджака и растягиваю петлицу.
- К чему это, Джон?
- Вам пойдет светло-голубой, - расправляю бутоньерку из фиалок – я не ошибся! Мелкие нежные цветки прекрасно дополняют его внешний вид – во мне чувствуется гордость охотника, который поймал в силки восхитительное переживание чужой красоты.
- За каждым жестом кроется подтекст, а Вы не хотите сказать, для чего дарите эти цветы. Я делаю вывод, что Вы пытаетесь что-то скрыть от меня. И мне не нравится это, - сцепляет руки на коленях. – Знайте, что, когда человек молчит, начинает говорить его сердце, а я провел несколько лет, слушая этот шепот.
- Мое сердце не шепчет, Шерлок, - запрокидывает голову кверху, разглядывая небо. – Я бы даже сказал, что его громкие речи в Ваш адрес меня порядком утомили, - сажусь рядом, и он подает мне руку – мягко сжимаю его пальцы. – Фиалки символизируют юность, нежность и… любовь, - Шерлок пододвигается ближе, но неловко задевает меня ногой и тут же аккуратно дотрагивается до моего бедра, очищая след. Мы оказываемся совсем близко, и я слышу, как он выдыхает:
- Значит ли это, что как увянут цветы, так зачахнет и Ваша любовь ко мне? – мне больно терпеть его неуверенность - я беру в ладони его лицо и легко касаюсь губами щеки, уповая, что мне удастся донести до него свои чувства.
- Знаете ли Вы, мой милый, разницу между любовью и страстью?
- Нет, - он едва приоткрывает рот, отвечая мне.
- А между страстью и желанием?
- Нет… Я мало что понимаю в чувствах, но это неважно, Джон, - он обнимает меня за талию и прижимается губами к моей шее.
- Нет?
- Нет. Я просто хочу, чтобы это длилось вечно, - мы сидим в тишине, и я боюсь вздохнуть.
Мне хочется сказать ему, что я буду с ним до скончания века, до конца эпохи, до того, как пепел и земля не укроют нас. Мне хочется сказать, что в моей жизни не было ничего лучше, чем он, сказать, что я готов посвятить всего себя служению ему. Мне хочется сказать, что я обязан ему столь многим: я снова хочу рисовать, я заново переживаю свою юность, я счастлив, как никогда не был. Мне хочется наговорить ему банальностей, смутиться этого, а потом искупить все на новом языке, который продиктуют мои чувства. Мне хочется показать ему Вселенную, которую он создал за такое короткое время.
Мне хочется сказать ему, что я люблю его. Что я любил его с первой секунды. Что моя любовь к нему была знакомым чувством, которое я наконец встретил.
Но в наше время некоторые до сих пор знают значение этих слов. И я боюсь, что он поймет все то, что я скажу.
Зачем он добивается моей любви? От нее нет никакой пользы: она не подойдет к цвету обоев в его гостиной.
- Джон… - Шерлок обхватывает губами мочку моего уха и трется носом о щеку. – Посмотрите налево, - он отпускает мою руку и указывает на две яркие звезды. - Это созвездие Гончих Псов.
- Вы увлекаетесь астрономией? – мой голос надламывается, и я прячусь.
- Нет, совсем нет. В следующий раз, когда я признаюсь Вам в любви, а Вы проигнорируете это, ищите меня там. По вечерам я люблю пробежаться наперегонки до края Вселенной, - он резко встает, но я успеваю схватить его за руку.
- Я скажу Вам об этом. Не сейчас. Но скажу, - он горделиво расправляет плечи и стаскивает меня с окна, игнорируя мою реплику.
- Пойдемте к сэру Джиму. Думаю, он заждался нас.
Я чувствую себя побитым животным.
Он останавливается в дверях и бросает:
- Не опоздайте с признаниями.
Есть и другие: те, кто рождены "славить имя твое", кто будет любить вас, даже если это испортит их собственную жизнь, люди, которые возведут вас в культ и единственная музыка, которая будет для них существовать, - музыка вашего голоса.
Безусловно, существует различное множество других людей. Но этот текст не о них.
Я, наверное, никого не люблю больше Оскара Уайлда, и поэтому мне трудно адекватно относиться к этому тексту: что бы я ни делал, я боюсь этим попрать память о нем, а подобными вещами - особенно.
Текст максимально насыщен самим духом Уайлда, много прямого цитирования и парафразов: использован не только "Портрет", но и "Саломея", "Убийство Артура", "Веер", "Женщина, не стоящая внимания", письма Уайлда. В остальном, я надеюсь, мне удалось сохранить атмосферу и не запачкать стоп Прекрасного Принца.
Listen or download I Am Free, That Is Why I'm Lost for free on Prostopleer
Название: The picture of Sherlock Holmes
Авторы: Entony
Бета: Hideaki; The Key
Фэндом: Sherlock BBC
Персонажи: Шерлок Холмс/Джон Уотсон, Шерлок Холмс/Джим Мориарти, Шерлок Холмс/ОЖП
Рейтинг: NC-17
Жанры: Драма
Размер: midi, в процессе
Саммари: написано по заявке "Кроссовер с Дорианом Греем.
Шерлок - молодой, невероятно красивый молодой человек, который пребывает в Лондон, читать дальшеuде знакомится с художником по имени Джон Уотсон. Джон ослеплен красотой Шерлок и просит его побыть натурщиком, чтобы нарисовать его портрет. Также, Шерлок знакомится с лордом Мориарти , который всячески развращает его, показывая мир наслаждения и разврата. Автор может следовать сюжету книги, а может и не делать этого. Хотелось бы рейтинга с пейрингами Шерлок/Джон, Шерлок/Мориарти и Шерлок/многочисленные ОЖП."
Комментарий: LONG LIVE OSCAR WILDE!!
Райтер выражает признательность фильму "Кэнди, беспощадно сливая из него метод построения глав.
Права: в мире постмодернизма нет ни Автора, ни прав на тексты, но конкретно в этом случае все принадлежит Оскару Уайлду: от первого слова до моего последнего вздоха
Chapter 1. Heaven
Chapter 1. Heaven
Нет, тогда я не ощутил ни упоения своей смелостью, ни бравады, ни смущения, ни удовлетворения.
Я испытал страх человека, который видит то, что ему видеть не дозволено, который идет туда, куда проход запрещен. Каждый мой шаг был шагом по направлению в бездну, но я, глупец, продолжал ступать по раскаленным углям. Я ждал наступления Апокалипсиса: Господь, как мне думалось, не смог бы стерпеть столь сильного оскорбления, ведь я пытался приблизиться к его самому любимому сыну, к его совершенному творению, к реализации Бога в человеческой плоти.
Я чувствовал только ужас и ничего, кроме всепоглощающего ужаса: люди не бывают такими красивыми, нет. Я шел к нечеловеку. Я шел к тому, кто был выше всех людей.
Он даже не обернулся, когда я заговорил с ним. Теперь в этом можно увидеть жест глубокой филантропии: он просто не хотел, чтобы я ослеп, - но тогда, не зная, как читать его, я почуял в этом вызов.
- Добрый вечер, - на его лице – смятая улыбка, на щеках - румянец от вина, и немного прищуренные от яркого света глаза.
- Я не буду Вам позировать, - изящные длинные пальцы поправляют выбившуюся прядь. Это движение открывает запястье: замысловатый рисунок из тонких вен под молочно-белым атласом кожи.
- Простите?.. – он тянется за очередным бокалом и устало наклоняет голову набок.
- Вы хотите предложить мне быть Вашей моделью. Правую кисть Вы держите в полусжатом состоянии, а левую чуть на отлете – типичное для художника расположение рук, если он не хочет запачкаться, - очевидно, профессиональная привычка, - усмешка. - Это подтверждает засохшая на пальцах краска: золотистый и алый тона. Большую часть вечера Вы провели в тени, скорее всего, Ваши глаза устали от прорисовки деталей, значит, заняты чьим-то портретом. Использование подобных цветов говорит о состоятельности заказчика, вероятно, Вы довольно известны в лондонском обществе. Эту гипотезу подтвердил юноша с террасы, - он приподнимает бокал, салютуя чьей-то тени. – Пока Вы шли, я раздумывал, хотите Вы предложить мне свои услуги мастера или же спросить меня о роли натурщика.
- И почему же Вы решили, что я попрошу быть Вас моделью? – я сказал это слишком тихо, но он поймал в кулак мою фразу и чуть подул на ладонь, расправляя звуки.
- У Вас расширились зрачки. С учетом того, что мы стоим в освещенном месте, я могу интерпретировать это только как сексуальное возбуждение, мистер Уотсон, - он откидывает тяжелые волосы и мажет рот в красном вине.
- Это…
- Отвратительно? Гадко? Я должен был промолчать? – широкая улыбка.
- Это… великолепно! – он опускает взгляд в пол. - Как Вы это сделали? – о, безусловно, ему стоило бы промолчать! В Лондоне только и стоит, что молчать и пить, однако грациозность и элегантность его теоретической выкладки не могли оставить меня равнодушным: это была новая манера мысли, где буйство фактов было заковано в цепи логики и разума. Я был поражен и смертельно ранен его умом.
- Это… - он дотрагивается до губ подушечками пальцев и прикрывает глаза. – Это дедуктивный метод рассуждения, мистер Уотсон, - холодный голос и холодный взгляд.
- Прошу Вас, зовите меня Джон… - неловкое прикосновение к его плечу в надежде заручиться расположением хотя бы его тела. – Простите…
- Не стоит. Я привык, что люди видят лучше, если трогают.
- Это парадокс, - я выдавливаю что-то наподобие смешка, и он кивком указывает на балюстраду, бесшумно ставя на столик бокал.
- Парадокс в том, что у меня совсем нет времени, а я еще и трачу его в таком бессмысленном месте, - на балконе свежо; он с облегчением разводит лопатки - я немо наблюдаю за движением его позвонков.
На секунду я задумываюсь о том, что теперь я готов умереть: он поворачивает голову в профиль и наклоняется к розовому кусту, глотая густой запах. Я свидетель самого прекрасного зрелища за этот и последующий век – в чем же тогда смысл продолжать жить дальше?
- Почему тогда Вы здесь?.. – широко расставляет руки на портике и наклоняется вперед.
- Может, я здесь ради Вас, Джон? – он хрипло смеется и поворачивается ко мне. – Может, я собирался провести весь этот вечер с Вами, а Вы удосужились подойти ко мне только по прошествии пяти часов? – несмело подхожу ближе, пытаясь запомнить его аромат. Насмешливо изгибает губы.
- Простите… мои дедуктивные способности не настолько развиты, чтобы понять, что самый красивый человек на земле ждал меня… - от него пьяняще пахнет сиренью, и, когда я притягиваю его к себе за шею, я захлебываюсь в этом сладком вине: он податливо открывает губы, пропуская мой язык, позволяет испить из своего рта, и я, почти теряя сознание, с силой тяну за его волосы, открывая для поцелуев шею. Не испортить его, только бы не испортить его своей жадностью – боюсь дать себе волю, мелко целую его от подбородка до кадыка, а потом стираю языком свои поцелуи. Он наклоняется ко мне и кусает за губы, как кусают спелые фрукты – страсть смешивается с кровью, и он, приникнув к укусу, посасывает мою нижнюю губу и прижимает к себе за талию.
Мгновение, чтобы увидеть свое отражение в его серебряных глазах: я заперт в медальоне из серой радужки и черного зрачка.
Мгновение, чтобы осознать, кому предназначались я и моя жизнь.
- Позвольте мне нарисовать Вас… - он дотрагивается губами до моей артерии, и его шепот горячей волной течет мне под ворот.
- Рисование – это скучно, Джон…
- Что мне сказать, чтобы Вы согласились? – опускается к воротнику рубашки и чуть тянет зубами в сторону, имитируя удушение.
- Скажите, что будет весело. Пообещайте, что откроете для меня двери всех домов Лондона. Скажите, что рисование – это то немногое, что Вы обычно предлагаете мужчинам, с которыми знакомы десять минут, - теснее прижимаюсь к нему, поглаживая ладонью спину.
- Хотите, я могу сказать, что пожертвую своей жизнью, лишь бы Вы не заскучали?
- Хочу, - язык чертит ломаную на моей шее.
- Клянусь, - рисую крест на своем сердце, и он смеется.
- Как часто Вы даете такие клятвы?
- Всегда, когда встречаю людей, которые их достойны… - задерживает взгляд на моем лице. Я понимаю, что он принимает какое-то решение, от которого зависит моя судьба, и потому я молчу и пытаюсь заставить дышать оба своих легких.
- Джентльмены! – лондонские женщины никогда не бывают вовремя: он трясет головой, и я отхожу от него. Он пользуется этим, чтобы бросить ей «Простите…», и, наклонившись к моему уху, сказать: «Шерлок Холмс, Бейкер-стрит, 221-Б».
Он уходит победителем с того балкона.
Сегодня я думаю, что уже тогда он знал, чем все кончится. Уже тогда я проиграл ему.
**
Первый мазок я делаю тем же вечером, в опаске забыть за ночь, как он выглядит, в страхе проснуться в мире, где его уже отняли у меня: я наношу тонкий слой темно-бордовой краски на свои губы и касаюсь ртом холста, впечатывая в него вкус Красоты.
Я не могу рисовать карандашом или углем: как нельзя передать глубину неба оттенками серого, так нельзя было изобразить его в двух цветах. Для него было мало известной мне палитры. Для него было мало известного мне мира.
- Шерлок… - его имя не падает на пол со звоном хрусталя и не колет мои ладони осколками – его имя, тихое, как перешептывание одной ночи с другой, отдающее мягкой грустью, которая передается от звезды до звезды, его имя остается в иссиня-черном фоне: я рисую его, надеясь запереть в клетке.
Я мну нежные лепестки фрезии и бросаю их на сырое полотно: причудливый орнамент понизу; может, для того, чтобы на картине был именно он, я должен попросить его коснуться картины? Отпечаток ладони в обрамлении цветов – и его все равно бы узнавали на улицах, к нему бы тянулись, как к святому, и его прикосновения могли бы исцелять.
Я не могу так просто поделиться им, - в горле пересыхает. Я не могу рассказать о нем не столько в силу ревности, сколько в силу бедности языка, неспособного описать его.
Снова и снова, закрывая глаза, я вижу его перед собой и мучаюсь.
«Шерлок», - закатываю рукава, смешивая цвета. «Шерлок». Я не влюбился в него, я не влюбился в него, - продолжал твердить я, хотя мое сердце, ускоряющее ритм, было совсем другого мнения. Мне трудно было признать это предательство: мои пальцы дрожали, держа кисть, не смея вывести ни одной черты.
Я не знал о нем ровным счетом ничего. Он был абсолютно незнакомым мне человеком с восхитительной улыбкой и острыми скулами, которого я поцеловал на званом вечере. Стоило ли продолжать наше общение? Хотел ли я разочароваться в Идеале, как обыкновенно это происходит в дольнем мире? Хотел ли я лучше узнать того, кто называет себя Шерлоком Холмсом?
Я задавался слишком многими риторическими вопросами, стоя в полночь у порога его дома.
*
Одна нота вонзает зубы в другую, и та издает пронзительный крик, моля о помощи. Мало похоже на музыку; что-то сродни плачу: инструмент берет на октаву выше, и мы смущенно стоим, боясь вторгнуться в чужие переживания.
- Мистер Холмс?.. – женщина деликатно стучит в дверь, обрывая скрипку.
- Да? – я испытываю какое-то животное облегчение, слыша его голос: он реален.
- К Вам мистер… - он резко распахивает дверь и ведет рукой по волосам, видя меня.
- Мистер Уотсон. Благодарю, миссис Хадсон, - шутливый полупоклон вслед незлобному ворчанию домовладелицы.
- Пришли рисовать меня так скоро? – опирается о дверной косяк и выгибает шею. – Или бессонница?
- Я живописал, однако услышал, что Вы играете, и подумал, что мы можем полуночничать вместе, - приподнимает бровь и протягивает руку в пригласительном жесте – мне ничего не остается, как вложить свою ладонь в ладонь Шерлока.
- Вы рисовали… меня? – он наклоняется ближе и чуть сжимает мои пальцы.
- Боюсь, что сегодня ночью этим занят не один я, - полуулыбка, и он утыкается носом выше моего уха.
- Но я позволил рисовать себя только Вам, Джон, - звучало ли мое имя когда-либо лучше, чем в тот момент?
- Почему? – он легко закрывает дверь за моей спиной.
- Это мой каприз. Или же обещание моей вечной любви. Первое, правда, длится дольше…
- Тогда пусть вся наша дружба будет капризом, - он тихо смеется и целует меня. Как передать мягкость его горячих губ? Как описать его короткий вздох, когда я отрываюсь от него? Как изобразить в красках теплоту его тела? Как показать мое разочарование, когда он делает шаг от меня?
- Как Вы хотите нарисовать меня? – подбирает с пола книгу, плотнее запахивает халат и устраивается в кресле.
- Для начала я бы хотел узнать Вас лучше… Я не могу заполнить картину, если мне ничего не известно о Вас, - указывает на противоположное кресло сложенными вместе ладонями и закрывает ими рот.
- А что бы Вы могли сказать обо мне, Джон? – искра интереса в его серых глазах, когда я очерчиваю полукруг на черепе, стоящем подле меня.
Это была любопытная игра, которая всегда занимала Шерлока: слушать глупости, которыми с ним были готовы поделиться другие люди, - но тогда я сделал свой первый ход, абсолютно не зная правил.
- Слишком молоды и красивы – приехали в Лондон недавно, в противном случае, я был бы с Вами знаком уже целую вечность и провел выставку, посвященную Вам. Судя по тому, где Вы остановились, Вы не первый сын довольно богатого человека, имеющего вес в городе: Вас пригласили в известный дом… - останавливает.
- Я похож на сына человека, у которого есть титул? – водит носком в воздухе.
- Я вообще с трудом представляю Вашего родителя… - смешок.
- Если бы Вы мне не нравились, я бы счел Вас дураком. Я прожил в Лондоне всю свою жизнь, относительно уединенно – такова была воля моего ныне покойного отца.
- Мои соболезнования…
- К чертям их, - фыркает и поправляет волосы. – Здесь я живу, потому что это недалеко от моего дома и места моей работы, а не виделись мы, Джон, потому что мне не нравится высший свет, - легкое движение – и рукав халата медленно ползет вниз.
- Ну, знаете, общество - единственное, чем можно заняться, когда идет дождь… - я складываю остатки приличия около своего кресла и, не отрываясь, смотрю на его плечо.
- Может, Вам альбом дать?.. – участливо протягивает мне перетянутую папку – принимаю ее с затаившейся ревностью. – Я иногда сам рисую.
- Что еще Вы делаете иногда?.. Повернитесь боком, - покорно присаживается на край и поворачивается в три четверти.
- Иногда я помогаю полиции, - смешок, когда я отрываюсь от бумаги.
- Заведите руки за спину, - скрещивает кисти на боку и чуть отклоняет голову. – Помогаете… используя Ваш дедуктивный метод?
- Да. И еще порой бегаю за преступниками, переодевшись в миловидную девушку… - прикрывает глаза. – Хотите, я свяжу их?
- Что?.. – карандаш останавливается под моими пальцами.
- Руки. Хотите, я свяжу их? – не дожидаясь ответа, вытягивает пояс из халата, перехватывает запястья и тащит в разные стороны концы.
- Вы… - мой осипший голос, - Вы же знаете, что это преступление? – ведет плечом, и халат опадает до локтей, открывая белоснежную спину и грудную клетку.
- Рисуйте меня. Не отвлекайтесь, - закусываю губы и продолжаю выводить его лопатки.
- Почему… почему я? – он молчит.
Я помню это в мельчайших подробностях: он сидит, демонстрируя полное безразличие к происходящему, но изредка бросает скорый взгляд на мой набросок и прячет одобрительную улыбку.
Шерлок наблюдает за пламенем свечи на камине – я наблюдаю за Шерлоком.
Тогда он и сам был похож на свечу: его могло загасить даже самое слабое дуновение ветра, он еще не был готов гореть во всю силу. Он хотел выглядеть вольнодумным, он хотел выглядеть передо мной обнаженным, он хотел, чтобы я верил в его напускное распутство – я потакал ему, хотя и видел мелкую дрожь его пальцев.
Он смотрел на свое отражение в зеркале и пытался запомнить себя таким: свободным, юным, непобедимым.
А я? Я тщился передать это на бумаге.
Мне следовало предвидеть, что иногда свечи разгораются слишком сильно и сжигают все вокруг себя, превращаясь в дикое пламя.
Но, даже зная то, что он уничтожит мою жизнь, я все равно предпочел бы обжечься.
Ближе к рассвету мы расстаемся.
Я прячу рисунок под сердцем.
**
- Мистер Уотсон, сэр… - меня выдергивают из неглубокого непродолжительного сна ближе к обеду. Спина затекла: остаток утра я провел в мастерской и уснул среди набросков, раз за разом перерисовывая его профиль.
Ворох испорченных листов и смятых комьев вокруг дивана – вот и все плоды моего труда. Вряд ли кто-нибудь смог бы добиться большего, если во время того, как он очерчивал абрис рта, линия бы уходила в сторону в насмешливом изгибе: «Это мой каприз».
Капризом было заставить меня думать о нем каждую секунду.
- Да, Бэрримор? – голова отяжелела, как будто весь вчерашний день я пил вино, мешая его с шампанским; Шерлок пьянит. Его дыхание можно разливать в бутылки и продавать по сотне фунтов за бокал.
- Вам телеграмма, сэр.
- Оставьте… - «на столе», хотел было сказать я, но стол теперь - поле битвы за цвет глаз мистера Холмса: всевозможные оттенки, смешанные в разных пропорциях краски, множество кистей, различные атласы с палитрами.
Вспарываю конверт. «Приходите к полудню, если удобно. ШХ», - без пятнадцати час. Я не позавтракал, не переоделся, не прочитал привычных газет, я толком не поспал.
- … будьте добры, подготовьте смену.
Почему я делаю это?
В спешке складываю в саквояж небольшой ящик с пастелью, мечусь от стены к стене, разыскивая альбом для эскизов, и думаю о том, что, возможно, не нужно переодеваться: только отнимает время, которое я могу провести в его обществе.
- Сэр… - Бэрримор протягивает поднос с еще одним конвертом. – Сменная одежда в Вашей спальне, сэр.
- Спасибо, - «Если неудобно, все равно приходите. ШХ».
Уповаю на подслеповатость дворецкого – вдруг мою улыбку все-таки можно было не заметить.
Плещу водой на заспанное лицо, обтираюсь полотенцем, натягиваю поверх рубашки сюртук и пытаюсь как-то пригладить волосы. Зеркало сообщает, что мне снова пятнадцать и я влюблен: мягкая рассеянная счастливая улыбка, блеск в глазах, сбитый галстук, неоправленный пиджак.
Так ли полагается выглядеть джентльмену? Не нарушаю ли я порядков лондонского общества? – в мастерской капаю светло-зеленой краской в середину белой гвоздики и дую на цветок, чтобы он быстрее высох.
Даже если и нарушаю, кого это, в общем-то, волнует? – я сажусь в экипаж, поправляя в петлице свою новую бутоньерку.
- Бейкер-стрит, 221Б.
*
- Доброе утро, миссис Хадсон…
- О, мистер Уотсон! – она радостно всплескивает руками, пропуская меня в дом. - Рада Вас видеть! Может быть, чаю? Мистер Холмс только недавно…
- Кто там, миссис Хадсон? – его голос обрушивается на наши головы через два лестничных пролета.
- Мистер Джон Уотсон! – любопытная манера разговаривать, перекрикиваясь, как в горах. Что об этом думают остальные жильцы?.. – Слава Богу, что сейчас у меня больше никого нет – некоторые привычки мистера Холмса просто невыносимы! – она прикрывает рот ладонью, как бы откашливаясь.
- Он может подниматься!
- Но Вы ведь еще даже не привели себя в порядок! Не позавтракали, в конце концов! – в ее голосе проскакивают какие-то материнские интонации – как долго Шерлок живет здесь, что его домовладелица так заботится о нем?
- Мне скучно делать это одному, - он свешивается со второго этажа и вытягивает руки через перила. - Поднимайтесь, Джон. Чего доброго, эта женщина может заразить Вас хорошими манерами, - миссис Хадсон взмахивает рукой, подчеркивая реплику: «Вы несносный мальчишка!»
- Я подам чай.
- Минуту, - он скрывается за дверью, что, однако, не мешает ему говорить со мной. – Почему Вы так долго, Джон?
- Я спал, - передвигаю его кресло к свету, чтобы было удобнее поймать позу.
- Какими нелепыми вещами Вы занимаетесь…
- Зачем Вы позвали меня, Шерлок? – его стол чем-то напоминает мой: Вавилон в свои лучшие времена. Горы писем, куски сургуча, перья, обрывки лент, стопки книг.
- Вы же сказали, что хотите рисовать меня, - шорох в другой комнате. – И хотите узнать лучше.
- Ну, я не думал, что эта незатейливая причуда может так изменить мою жизнь… - для чего ему эти колбы?..
- Да уж, Вы удивительно непрозорливы, - голос совсем близко – я оборачиваюсь.
Утреннее солнце ласково вылизывает его обнаженный живот, и он прогибается навстречу теплу, как большая кошка: выгибает спину, а потом разводит лопатки, разминая шею. Сначала он казался хрупким: тонкие запястья, пальцы, худое лицо, - но теперь я вижу, что эта беззащитность обманчива. Да, его кости можно пересчитать, но они перемежевываются с рельефными мускулами. Небольшой шрам чуть ниже пупка, пара еще не сошедших синяков около ребер, - беззастенчиво изучаю его, с каким-то неожиданным профессиональным интересом: что будет, если попросить его позировать в пол-оборота, чтобы можно было уловить эту грань между той частью шрама, на которую еще можно смотреть, и той, которая доступна только избранным?.. Точнее, как скоро он выставит меня из своего дома, если я попрошу об этом?
Он распластывается передо мной на кресле и что-то под ним ищет, негромко чертыхаясь.
- Что Вы делаете, Шерлок? – замирает и с раздосадованным видом достает мятую рубашку.
- Пытаюсь переодеться. А что я делаю по Вашему мнению? – переворачивается и усаживается в кресло, спуская с подлокотника ноги.
- Вы пытаетесь свести меня с ума, - прищуривается и проводит большим пальцем по нижней губе.
- А сейчас пытаетесь вовлечь меня в грехопадение. Или упрятать на несколько лет в тюрьму. Любой исход возможен, если Вы продолжите сидеть здесь обнаженным, - он усмехается и нехотя поднимается.
- Вы же работали раньше с натурщиками-мужчинами? Мне не хотелось бы думать, что моим портретом занимается дилетант, - шарит рукой на книжной полке.
- Просто обычно, знаете, их приходится долго уговаривать, чтобы они оголили хотя бы локоть… Вы пробовали искать в шкафу? – он останавливается в центре комнаты.
- В шкафу? Кто держит одежду в шкафу, Джон?
- Ну… Нормальные люди, - недоверчиво приподнимает бровь.
Через несколько секунд из соседней комнаты доносится разгневанный крик: «Кто, черт подери, положил мои рубашки в шкаф?!»
- Он всегда такой нервный, - миссис Хадсон ставит поднос с чайником на стол и качает головой. – Эта его работа…
- Миссис Хадсон, Вы уже собрались к Хардингам, – повязывает на шее галстук и взбивает волосы.
- Точнее, к мистеру Хардингу – вот и идите, пока я не вытащил на свет божий еще какой-нибудь Ваш секрет. И снимите эти серьги! В этой части Лондона любая собака знает, что их Вам подарил предыдущий муж, - женщина краснеет и закрывает дверь.
- И как?
- Как я догадался? – он придерживает фарфоровую крышку и аккуратно разливает чай. – Она накрасилась, надела самое дорогое платье и драгоценности – идет к кому-то в гости. Корсет на два сантиметра уже, чем обычно – идет к мужчине. Круг знакомых миссис Хадсон не так широк, чтобы выяснить, что позавчера мисс Хардинг отбыла на источники вместе со своим любовником, а вчера нам нанес визит и сам мистер Хардинг, что, кстати, послужило косвенной причиной моего выхода в свет, - протягивает мне чашку и устраивается за столом.
- И Вы можете рассказать о каждом?
- Да, это не сложнее, чем сказать «красный», если ты видишь что-то красное.
- Ну, знаете, Шерлок, многие видят красное, но принимают его за зеленое…
- Такие люди смотрят, но не видят, - откидывается на спинку кресла. – Вы приятны тем, что смотрите и видите – как художник, впрочем, но и это заслуга.
- Очень сомнительный комплимент, - снизу закрывается дверь.
- Когда дьявол спрашивал, каким даром - красноречием или логикой - я хочу обладать, я выбрал второе, - ставлю на пол чашку и открываю альбом.
- Тогда расскажите обо мне, - с утра рисовать проще: не одолевает ночная страсть, и эмоции приобретают приглушенные тона; Шерлок отбрасывает пряди и удобнее устраивается в кресле.
- Вам тридцать-тридцать пять лет, из вредных привычек: курение. Вы не женаты, состояние досталось по наследству, и Вы преумножаете его, хотя и занимаетесь рисованием. Иногда тратите крупные суммы на украшения и мужчин.
- Насколько, эм… очевидно… - я пылаю от стыда и любопытства.
- Что Вы содомит? Не особенно. У меня могли возникнуть проблемы, - смотрит поверх чашки. – Мне нравится Ваша бутоньерка.
- Спасибо, - с неудовольствием смотрю на набросок, и он перехватывает мой взгляд.
- У Вас плохо выходит, Джон, - надавливает пальцем на толстую линию шеи на рисунке. – Почему Вы не можете расслабиться? – дотрагивается до моего лацкана и вытягивает из петли гвоздику.
- Слишком большая ответственность, - расправляет лепестки и принюхивается. Мир останавливается, чтобы он смог уловить далекий аромат под слоем краски.
Чуть морщится и поворачивается ко мне, алчно пачкающему бумагу.
– Закройте глаза, - черт, все-таки неудачно прорисовал плечи! Начинает казаться, что выбор портрета – одно из самых необдуманных решений в моей жизни. Натюрморт, пейзаж - жанры, в которых Красота и Художник разделены, в которых Художнику разрешено дышать в процессе творчества, в котором еще нужно создавать Прекрасное, а не просто утопать в нем – выглядят очень заманчивыми.
- Что?
- Закройте глаза и продолжайте рисовать, - проводит гвоздикой по переносице.
- Простите, Шерлок, но… - фыркает и прикладывает ладонь к моим глазам.
Я замираю.
Какое-то время я нахожусь в темноте, пахнущей сиренью.
А потом под веками нежно-бежевым разливается тепло его руки, чайными разводами вырисовываются его непослушные кудри; капля белил, которую аккуратно растирает мое воображение, вычерчивая контур его лица, мелкая штриховка жилетки, кремовая рубашка – я немного подаюсь вперед, водя пальцами по эскизу.
Наши колени соприкасаются, и я вздрагиваю от этого неосторожного движения.
- Рисуйте, - чужой голос забирается ко мне в рот, когда я пытаюсь протестовать. – Рисуйте. Главного все равно не увидеть глазами, - легкое прикосновение цветком к моим губам.
- Измажете меня зеленым, - смешок – он отнимает ладонь, и я смотрю, как Шерлок закусывает бутон: капля сока сползает с губы и спускается по подбородку.
Робко снимаю ее и слизываю с пальца.
Он улыбается мне.
- Кто Вы, Шерлок? – наклоняется ближе – я приоткрываю губы, и он вкладывает горький цветок в мой рот. Дотрагивается чуть выше губ – поцелуй ангела.
- Я та любовь, что называть себя не смеет.
**
На исходе третьего дня, проведенного в мастерской без отдыха, сна и выходов за пределы четырех стен, я стою по колено в его телеграммах и нервно щелкаю выпачканными в краске пальцами в ожидании еще одной.
Боже, что за инвалидный способ общения, в котором нельзя передать не только интонации – нельзя целиком рассказать о том, что хочешь!
Он спрашивает, нравится ли мне Шелли, и я, вместо того, чтобы сказать, что порою предпочитаю легкой и воздушной поэзии Шелли тяжеловесную страсть Байрона, отвечаю: «Да».
«Вы видели море? ШХ». Конечно же, я видел море. Я видел его, когда путешествовал по Шотландии, видел его, когда плыл во Францию, видел море на тысячах картин. Еще я видел море в его глазах, и мне трудно так сразу определить, что было настоящим морем: безжизненная невыразительность волн или глубина его серых глаз. И поэтому я даю очередную короткую телеграмму: «Да».
Сумерки не находят в себе сил сгуститься в ночь и топчутся у моего окна, пока я заканчиваю прорисовку лица и шеи.
«Придете? ШХ».
- Сэр… простите мою дерзость, - Бэрримор услужливо забирает конверт и пододвигает тележку с кофе. – Но не лучше было бы пригласить джентльмена? Вы не можете сосредоточиться на картине…- глупость – думать, что его присутствие не будет меня отвлекать. Для чего вообще рисовать, если я смогу любоваться им?
- Нет.
- Это ответ на телеграмму, сэр? - поклон, створки дверей со скрипом сходятся.
Сегодня вечером это ответ на что угодно, - я рисую тонкую белую ленту от его уха до ключицы.
*
Он отбивает одиннадцать ударов вместе с часами, и поэтому я не сразу слышу этот посторонний стук за своей спиной.
- Джон? – резко оборачиваюсь, роняя на манжет каплю небесно-серого оттенка.
- Шерлок, как… что Вы здесь делаете?! – он приподнимает бровь и скрещивает на груди руки.
- Вы отказались прийти ко мне, - мне хочется слышать в его голосе тоску, но там только глухо рычит какое-то другое чувство.
- Я… я рисовал, - почему я оправдываюсь? – Простите, я не знал, что это так важно…
- Вы пообещали не дать мне заскучать, - раздраженно ведет плечами и подходит ближе ко мне. – И, несмотря на это, сегодня вечером я чуть не сошел с ума от сплина… - откладываю палитру и вытираю руки.
- Как Вы пробрались ко мне домой?
- У Вас не запирают черный ход – это было первое, о чем поведал мне бездомный с Вашей улицы за двадцать пенсов. Лучше, чем Синяя книга, не находите?.. Я не хотел, чтобы Ваш дворецкий нам помешал, – с победоносным видом присаживается на софу и проводит ладонью по вельветовой спинке. – Мне нравится, - бросает взгляд на картину и склоняет голову набок. Он напряжен, и его ногти, царапающие обивку, готовы исцарапать мое лицо. Почему он злится?..
- Хотите комплимент? – ставлю рядом свой рабочий стул, и его глаза, внимательно следящие за моими передвижениями, теплеют.
Он искал близости со мной – я придерживаю ребра, чтобы случайно не погибнуть в этом моменте. Шерлок хотел, чтобы я пришел, – касаюсь его подбородка, и только потом понимаю, что сделал.
Он поднимает голову и широко улыбается, когда я, смутившись, опускаю руку и сажусь рядом.
- Хочу два комплимента, - легкая усмешка, которую Шерлок, вытерев с губ, протягивает мне.
- У меня есть только один…– дотрагиваюсь до его запястья, и он разжимает ладонь.
– Ну так придумайте что-нибудь… - медленно ведет вдоль моих пальцев, поглаживая каждую фалангу: слишком ласково и немного щекотно, практически невыносимая нежность – обхватываю его кисть и чуть тяну на себя.
У него на губах – едва уловимый вкус лакрицы, и, когда я начинаю посасывать его язык, он шире открывает рот и закрывает глаза. Я не могу позволить себе этой роскоши: я должен смотреть на него, смотреть, не отрываясь; я должен запомнить, как подрагивают его ресницы, когда я облизываю его нижнюю губу, запомнить, как он придерживает меня за локоть, не давая отстраниться, когда я спускаюсь вниз по его шее, запомнить, как он прогибает спину навстречу моему поцелую между ключицами.
Я должен запомнить, как он разочаровывается, когда я говорю: «Это был мой первый комплимент».
- А… второй? – севший голос темно-фиолетового оттенка – мне хотелось бы иметь ленту из его слов, чтобы повязывать вместо бабочки.
- Я потратил два дня, чтобы найти подходящий тон для Ваших глаз, - он фыркает и прикрывает лоб ладонью.
- К чему эта педантичность? – нет, я не верю в то, что он не осознает, как он красив… Нет, я не верю в это, но он ждет моего ответа и сильнее вжимается в софу.
Отнимаю от лица его руку и аккуратно ставлю на безымянном пальце печать своего поцелуя.
- Вы прекрасны. И я хочу запечатлеть Вашу красоту, хочу сохранить каждую деталь. Я хочу поймать Вас. Хочу получить Вас всего. Хотя бы на холсте… - еще секунда – и я встану на одно колено. Я хочу присягнуть ему на верность, я хочу поклясться в вечной любви, я хочу остаться навсегда рядом с ним, только бы иметь возможность видеть его, только бы быть с ним, только бы знать, что он есть.
Я хочу обрести Искусство в нем. Я хочу, чтобы он присутствовал во всех моих картинах, в каждом моем мазке, я хочу, чтобы мы растворились в Творчестве и Творении. Я хочу посвятить себя ему.
Он смотрит на меня с какой-то невыразимой тоской и поджимает пальцы.
Я начинаю думать, что не стоит обременять других людей своими чувствами. Чувства вообще лучше держать в поэтических сборниках и не выпускать на волю, потому что они, голодные и неприрученные, могут съесть заживо.
Внутри моего горла зреет болезненный крик, и, когда он уже готов родиться...
Шерлок поворачивает ладонь внутренней стороной и гладит мою щеку.
И моя страсть, вытащив из моей грудной клетки сердце, послушно укладывается у его ног.
- И как называется этот цвет? – наши сомкнутые ладони лежат на его колене.
- Я назвал его «sherlocked»…
**
- Это лучшее, что ты написал, Джон, - сладковатый запах его сигарет смешивается с ароматом земляничного ликера.
- Спасибо, Джим, но здесь еще надо поработать над фоном… - лучше было бы перерисовать портрет, - я устало потираю лоб и присаживаюсь рядом с лордом Мориарти, лениво раскуривающим вымоченный в опиуме табак.
- Ты уже решил, где будешь выставляться? – игриво царапает мою шею и подсаживается ближе.
- Я не собираюсь выставлять эту картину, - изумленно приподнимает брови.
- Друг мой, ты нарисовал шедевр и хочешь оставить это в тайне? Любопытные люди – художники! Сначала они рисуют дрянь и показывают ее всем подряд, но как только дело доходит до Искусства – прячут картины на чердаке!
- Спасибо, что ценишь мои ранние работы, - Джим усмехается и проводит кончиком ногтя по моей щеке.
- Джон, ты же знаешь: первым я люблю тебя, вторым – твои картины, третьим – свой счет в банке. Так что не стоит оскорбляться, друг мой… - выпускает дым и тянется за пепельницей. – Почему ты не хочешь выставить работу?
- Я… - серые глаза Шерлока Холмса на портрете насмешливо щурятся, ожидая моего ответа. – К несчастью, я не могу показать ее чужим людям.
- Очень лестно, Джон, что наша дружба крепка, и ты не держишь меня за чужого, - забрасывает ногу на ногу и закрывает один глаз. – Дело в нем? – указывает на картину. – Дело в натурщике?
- Он не натурщик, Джим.
- Нет?
- Нет, - заинтересованно приподнимается с софы и поворачивается ко мне.
- Джон? Только не говори мне… - я смущенно отвожу взгляд, и он в изумлении округляет рот. – Мистер Уотсон, влюбляться в Вашем возрасте – что за моветон! – хлопает ладонью по колену. – Ох, Джон!.. – протяжно стонет и откидывается на спинку.
- Простите, лорд, что оскверняю чувствами Ваш взор, - Джим цокает и задумчиво переводит взгляд на портрет.
- Он действительно… так красив?
- Красив? Возможно, ты хотел спросить, действительно ли он выглядит, как Бог.
- И каков же ответ? – встает с софы и подходит к окну.
- Да. Он красив, как Бог, и умен, как Дьявол.
- Не бывает одновременно красивых и умных людей. Ум накладывает печать уродства на лицо и старит кожу, - отодвигает прозрачную гардину, впуская в мастерскую вечер.
- Так вот причина твоих морщин, - он смеется.
- Как зовут этого юношу, который так благотворно влияет на твое чувство юмора?
- Джим, прошу тебя… Я не хочу… о нем.
Мы с Джимом познакомились в Итоне, на последнем году обучения, когда я издыхал на курсе о рафаэлитах, а он весьма успешно посещал что-то из области юриспруденции.
Джим был прекрасным оратором, сумевшим после трех минут разговора смог убедить меня в том, что классическая живопись устарела и погибла, как, в общем-то, и вся Европа, и я занимаюсь не чем иным, как ars mori – искусством смерти – трачу время впустую, другое дело – прогулки с ним. В нем есть перспектива, новизна, и, что самое главное, - загадка. «Вы ведь хотите знать, как нарисовать Джоконду, мистер Уотсон? Поговаривают, что на картине – мой далекий дядя».
Он был остроумен, привлекателен и абсолютно невыносим.
Лорд Мориарти и пять его титулов прочно вошли в мою жизнь, не оставив там места ни для кого другого. Джим хотел знать обо всех моих друзьях, знакомых, возлюбленных, о том, что я делаю, где я нахожусь, он не знал ни меры, ни границ.
И по окончании семестра я позорно бежал от него во Францию, чтобы через два года вернуться и узнать, что он женат. Мне почему-то казалось, что женитьба должна была охладить его страсть контролировать других людей, но она, к несчастью, охладила его желание держать под контролем свою собственную жизнь: лорд Мориарти, более известный в узких кругах как «ДМ», поставил перед собой цель потратить все состояние. Джим стал адептом религии, божеством которой было Наслаждение.
И, что самое неприятное, он был восторженным неофитом, который проповедовал на каждом углу.
Я не был готов разделить с ним Шерлока.
- Как часто вы встречаетесь? – опирается о подоконник и шумно втягивает воздух.
- Ежедневно. Ты разве не собирался навестить леди Агату сегодня? – негромко барабанит пальцами.
- Так он приходит сюда? Неосмотрительно, Джон… - встряхиваю ладонь.
- Друг мой, давай будем честны друг с другом: я не хочу знакомить тебя с ним. Для меня Шерлок – новая манера письма, новое мироощущение, новое чувство, в конце концов, я влюблен в него! Для тебя он не более чем развлечение на один вечер.
- Если он так хорош, как ты говоришь, может, я увлекусь им?
- Ты женат, черт подери!.. – он со смехом радушно распахивает объятья.
- Ты повел себя сейчас не как джентльмен! Кто же говорит при посторонних о том, что мужчина женат? – неловкая ситуация: мне даже не нужно оборачиваться, чтобы узнать, что он здесь.
- Добрый вечер, Джон, - непринужденно оставляет на спинке кресла пиджак и развязывает шейный платок. – Вы не представите меня?..
- Лорд Джим Мориарти, мой старый университетский друг. Мистер Шерлок Холмс, - церемонный обмен рукопожатиями, который мне тут же хочется прервать. Шерлок с любопытством подносит ладонь к носу – глубокий вдох.
- И как же, мистер Холмс, вышло так, что Вы позируете моему другу? Я бы не смог проводить столько времени в его обществе, даже если бы передо мной стояла угроза казни!
- О, это моя небольшая прихоть, - Шерлок легко поднимается на помост и застывает в привычном положении натурщика.
- Прихоти Шерлока – закон для всех, кроме него самого, - усмешка в ответ на мою реплику.
- Я еще даже не переменил позы, а Вы уже взвинчены, Джон, - корчу недовольную гримасу за мольбертом. Невыносимая манера двигаться, когда я рисую его.
- Как Джону удается писать Вас, если Вы меняете позу?
- Я думаю, так даже получается лучше: ему приходится постоянно смотреть на меня, и он не тонет в рисовании. Он обращает на меня больше внимания, и мне не так скучно, - Джим усаживается за моей спиной и закуривает.
- Будете, Шерлок?
- Я не курю, - немного заносчиво приподнимает подбородок и кладет руку на талию.
- А зря. Молодому человеку в Вашем возрасте нужно какое-то серьезное занятие. К примеру, курение, - тихий смешок с помоста.
- Джим, ты уже дурно на него влияешь, - отставляю кисть в сторону.
- Хорошего влияния, мой друг, вообще не существует!
- Почему же? – Шерлок поправляет волосы и делает шаг вперед.
- Потому что влиять на кого-то – значит передать ему свою душу, свои чаяния, мечты, надежды, грехи и пороки. Влиять на кого-то – значит сделать подобным себе, блеклой копией. Хотя, я бы с удовольствием пообщался с копией Вас, Шерлок.
- О да, Джим, ты знаешь, о чем говоришь, - ядовито шепчу в холст, видя, как блестят глаза Нарцисса на помосте.
- И у Вас есть доказательства этому?
- Мы можем провести эксперимент, - скрип половиц, когда Холмс сбегает вниз по ступенькам и замирает рядом с моим плечом. Он слишком чуток и улавливает каждую ноту из мелодии Гамильтона; закрываю глаза.
- Какой эксперимент?
- Я приглашаю Вас с Джоном завтра к себе на ужин, - ужасное предложение. «К несчастью, Джим, мы вынуждены отклонить его…» - сжимаю кисть. О господи, я подумал «мы»!..
- Вы хотите повлиять на нас с помощью еды? Она будет отравлена?
- Он будет говорить, - утомленно вытираю руку. – Джим – нечто среднее между ведьмой и сиреной: его речи невозможно не слушать, но они погубили уже не одно поколение юношей, - лорд польщено улыбается. - Вам не стоит принимать это приглашение, Шерлок.
- Но это могло бы развеять мою скуку, - дотрагивается до сгиба моего локтя и в раздумье прикусывает губу. – Мы должны пойти, Джон.
Нет. На самом деле, это последнее, что стоит сделать.
Но он так восхитительно говорит «Мы должны пойти», что я не нахожу в себе силы отказать.
- С удовольствием.
- Возьмите мою визитную карточку, на всякий случай, - Джим пожимает его ладонь. – Ну что же, мне пора… Тетушка действительно уже заждалась.
- Куда Вам?
- В Майфейер, - Шерлок кивает и берет свой пиджак.
- Это по дороге, - я не верю своим глазам! Он собирается уйти сейчас?
Видя мое замешательство, он дожидается, пока Джим выйдет из комнаты, и негромко бросает в сторону.
«Ближе к полуночи».
Ближе к полуночи мне хочется встретиться с Шерлоком Холмсом, а не с копией Джима Мориарти! – но я молчу.
И смотрю, как он закрывает за собой дверь.
**
- И какие дела могут быть у юноши Ваших лет в районе Майфейера? В местах, где собирается аристократия, обычно не продохнуть от дорого парфюма и разговоров о погоде, - лорд приоткрывает перед ним дверь кэба; сосредоточенный кивок в знак благодарности.
- Любопытно увидеть человека, у которого Вы покупаете опиум. Вы знаете, что это противозаконно? – Шерлок отворачивается к окну и прижимается лбом к стеклу.
- А Вы знаете, что не стоит мне угрожать? – Мориарти ласково трогает его за плечо и дует на волосы.
- Я и не собирался. Просто хотел проверить одну гипотезу, - отмахивается. – Почему Джон не пытается Вас остановить? Это, как минимум, вредно.
- У нас с ним есть один небольшой уговор: он не лезет в мои дела, а я не лезу в его.
- Только Вы почему-то не выполняете свою часть сделки, - в голосе отчетливо слышна насмешка.
- Туше! – Джим примирительно поднимает ладони и, складывая их вместе, касается лба, формулируя вопрос, но мистер Холмс умеет читать мысли, поэтому он тут же отвечает:
- Вы слишком нервничали: постукивание по стулу и полу. Было бы странно, если бы Ваша тетя вызывала такую бурю эмоций, - водит пальцем по двери. – Тогда я обратил внимание на то, что Вы постоянно крутите в руках сигарету, но затягиваетесь через большие промежутки. Значит, пытаетесь растянуть последнюю сигарету, но для чего? Спустившись с помоста, я почуял этот приторный запах – и… - лорд Мориарти несколько раз хлопает в ладони и отворачивается от Шерлока.
- Джон говорил, что Вы умны, но я принял это за присущую ему идеализацию объектов своих… чувств.
- Вы склонны к поспешным выводам. Это печально.
- В данный момент я склонен полагать, что Ваш интеллект станет достойным украшением завтрашнего ужина, - на щеках юноши появляется румянец.
- Вы льстите мне.
- В эти трудные времена денег мне хватает только на комплименты! – смешок. – Неужели Вы не привыкли слушать подобное от… Джона? – скабрезная улыбка.
- Вы порочны и хотите видеть порок в других, - надменно выпрямляется.
- Ах, милый! – лорд заливисто смеется и всплескивает руками. – Все люди порочны по своей природе! Я же просто не считаю нужным скрывать то, что гнету моральных норм я предпочитаю удовольствие. В каждом из нас сидит грешник, Шерлок: кто-то наслаждается музыкой, кто-то - живописью, а кто-то упивается литературой, - люди пытаются найти в культуре то, чего в ней никогда не было и не будет – животного облегчения, освобождения от бремени страстей. Страсть может быть утолена только страстью!
- Вы очень уверенно говорите о нравственности…
- Все потому, что я не обладаю ни толикой этичности. Лучше всего говоришь о том, чего не знаешь; в противном случае можно пуститься в описание собственных переживаний, а нет ничего скучнее, чем чужие сны и чужой блуд. Шерлок, Вы молоды, сейчас Вы можете сделать все, что угодно! Нельзя быть рассудочным! Нужно жить, друг мой! Чувствовать каждое мгновение этой скоротечной жизни! Carpe diem!! – он усмехается и накручивает на палец темные волосы.
- Хотите, я расскажу Вам, почему согласился на портрет?
- Безусловно, - Джим поворачивается боком и дружески пожимает ладонь юноши.
- Потому что однажды Красота уйдет, и ее следы порастут травой. Ars longa, vita brevis est. И я буду юным только на картине, точнее не я, а мое тело, тогда как по мере того, как прощальная песня молодости будет становиться громче, мой рассудок будет приобретать остроту.
- Ах, так Вы цените ум? Ум, который гнется под тяжестью воспоминаний и однажды проламывается? Ум, который притупляется возрастом и консервируется временем? Ум, который пытлив только в юности, а с годами превращается в грузную старую псину? Шерлок, Красотой хотя бы можно любоваться!
- Для понимающего человека красота ума так же ценна, как и красота тела, - Джим хмыкает в ответ.
- Друг мой, боюсь, Ваш путь и путь Художника пересеклись на очень краткий миг… - Мориарти наклоняется ближе и заговорщицки шепчет: - Джон будет любить Вас, только пока Вы будете красивы.
- Что же, это повод быть вечно молодым.
В кэбе повисает тишина.
- Вы очень умны, мистер Мориарти, - стучит по перегородке.
- Прошу – Джим.
- Мне не было скучно.
- Обращайтесь, Шерлок. Свою первую тысячу я заработал, не давая скучать красивым молодым людям! - он смеется, понимая, насколько вульгарно они оба выглядят со стороны.
- Доброго вечера! – за спиной еще звучит довольный смех.
*
- Добрый вечер…
- Вечер, мистер Уотсон! Ох, как прекрасно пахнет! – она руками взбивает аромат лаванды, как перину, и блаженно закрывает глаза. – Да, проходите, будьте добры, - страх делает лестницу похожей на дорогу к Голгофе.
- Оставьте дверь открытой, Джон, - он взмахивает рукой с софы и едва приподнимается на локтях, чтобы поприветствовать меня.
- Жаждете внимания публики? – поднимает бровь и с недоумением смотрит на меня.
- Нет. Сейчас миссис Хадсон принесет нам чай, не хотелось бы провоцировать ее на подслушивание закрытой дверью.
- Вы слишком доверяете своей домовладелице.
- А Вы слишком доверяете своим друзьям. Присаживайтесь, - оглядываюсь в поисках привычных кресел.
- Вы сожгли мебель? – он подтягивает колени к груди.
- Именно. Но она плохо горела, и я подбросил туда немного своей благопристойности.
- Добрый вечер, лорд Джим Мориарти.
- Ваша ревность нелепа. Лучше дайте сюда букет, - мне ничего не остается, как вложить в его ладонь пряную траву.
- Я не ревную, - он зарывается носом в лиловые цветки и прикрывает глаза.
Пальцы невыносимо жжет желание зарисовать его сейчас.
Точно так же, как жжет сердце желание поцеловать его.
Точно так же, как жгут мои легкие слова: «Какого черта Вы ушли от меня?!»
- Конечно нет. Я бы тоже не ревновал предмет интерьера: им могут восхищаться все, и в этом нет ничего зазорного, - растирает листья.
- Чай, джентльмены!.. Не стойте, мистер Уотсон, присаживайтесь на софу – кресла вычистят к пятнице. Доброй ночи, господа.
- Доброй, миссис Хадсон, - с неохотой сажусь рядом с ним и с рвением изучаю противоположную стену.
- Джим сказал, что я заинтересован Вами в качестве дополнения к своей гостиной?
- Боюсь, я не так дорог Вам, как серебряный фавн или Гермес из слоновой кости, Джон. Их Вы будете любить всегда. А долго ли Вы будете любить меня? – он отрывает от стебля листок и бросает его на пол. – Это интересная задача…
- А кто сказал Вам, что я люблю Вас, Шерлок? – он приподнимает с подлокотника голову и удивленно смотрит на меня.
- Вы не любите меня? – какое удовольствие – говорить ему вещи, которые не следовало бы.
- Нет, - прикладывает сложенные вместе ладони к губам.
- Вот как... Значит, я зря не пошел на встречу, которую назначил мне сегодня Джим.
- Ох, он мастер писать замысловатые сообщения на другой стороне своей визитки!
- Вы тоже пали жертвой надписи «лорд»?
- Почти, - он криво улыбается и опускает на пол букет.
И укладывается головой на мои колени.
- Раз уж Вы не любите меня, нет смысла делать вид, что я не устал за сегодня. Позировать Вам невыносимо, - запускаю пальцы в его густые волосы, и он закрывает глаза.
- Знали бы Вы, как невыносимо Вас рисовать, - обвожу ушную раковину – он приоткрывает губы, но тут же поспешно закрывает руками лицо, чтобы я не увидел, как кармин остается у него на щеках.
- Почему?
- Я думаю только о том, как поцеловать Вас, - возникает пауза, и он шумно вдыхает.
Я перебираю его волосы и изредка наклоняюсь, чтобы дотронуться губами до щеки или лба. Через некоторое время он скрещивает руки на животе и открывает глаза.
- Вы знаете какие-нибудь стихи?
- Что?
- Стихи.
- Ну… конечно. Я же художник.
- Читайте, - хмурится и выжидающе смотрит на меня. – Читайте, Джон! Я хочу… - обрывает себя на полуслове и закусывает губу.
- Чего Вы хотите, Шерлок? – но он молчит и теребит пояс халата.
В открытое окно влетает шелест листвы; лето: близкое легкое небо, которым можно напиться, мелкие осколки льда в виде звезд, мягкие облака и полная луна.
Смог бы я увидеть это без него?..
Ласково провожу по его скуле и останавливаюсь у кромки губ.
- «…Скольких поцелуев, вопрошаешь, Лесбия, достанет мне и хватит?
Сколько есть песка в Кирене — знаешь, между усыпальницею Батта
древней и Юпитера в пустыне Ливии оракулом священным —
иль в ночи безмолвной сколько видно звезд, любви союзниц сокровенной…» - едва слышно спрашивает меня:
- Скольких?
- Сорока будет достаточно.
- А что потом?
- А потом я полюблю Вас, - он долго смотрит на меня.
Поднимается на локте и касается губами моей шеи.
- Один, - поцелуй под кадыком. – Два.
**
Я учу подлокотник своего кресла чечетке, когда он входит в мастерскую.
Ему не хватает кнута, чтобы осадить меня звонким щелчком в воздухе, чтобы показать мне свое превосходство Мастера, ведь он хладнокровен и собран, в то время как я стремлюсь в своей страсти сродниться с животным, и прилагаю усилие, чтобы не рычать.
- Вы опоздали на два часа, Шерлок, - он становится рядом со мной и опускает руку на мое плечо.
- Вы в ярости?
- Еще минута – и я мог бы покончить с собой.
Разлука с ним, пускай и на несколько часов, невыносима.
Чувства всегда отупляют разум: я не хочу никого видеть, не хочу ничем заниматься, не хочу никуда идти. Я могу предаваться только одному занятию – ждать его, воскрешать в памяти его образ, чтобы мне не было так одиноко. Даже когда его нет со мной, он незримо присутствует рядом.
Я неполноценен без него, я только часть человека, я рыдаю от бессилия и тоски.
А он задерживается на два часа, приходит в новом фраке и с новой улыбкой.
Любовь к лицу только тем, кого любят; любящие же похожи на обезображенных жертв проигранной войны с собственным сердцем.
- Возьмите это, - я протягиваю руку вверх, слегка задевая его щеку, и он бессознательно отстраняется от этого прикосновения.
- Джон… - мягкие тона неловкости.
- Шерлок, прошу Вас! – он прикладывается губами к моим сжатым пальцам и отходит к окну.
В этой позе я похож на умирающего, мне хочется позвать своего душеприказчика, но голоса хватает лишь на сиплое «Шерлок».
Он первым прерывает молчание:
- Я не могу принять этот подарок.
- Умоляю Вас, какой же это подарок? – мне приходится встать, преодолевая немощь, и сделать к нему шаг, хотя и кажется более подходящим сохранить дистанцию между нами: я, с взъерошенными волосами, с лихорадочным румянцем, с поджатыми от бессилия губами, и он, с царственной улыбкой, подставляющий свое лицо под холодный лунный свет.
Я заблудился в высоких жестких колосьях ржи; я кричу от беспомощности, потому что тону в собственных чувствах, а он стоит где-то на окраине и не откликается на мой зов. Мне хочется бросить ему в лицо перчатку, обвинить в бесчестности, но он отвлекается от созерцания неба и поглаживает свое предплечье, смущенно поднимая на меня взгляд.
Он должен стоять на утесе, выпростав ладонь к морю, чтобы волны, ища его, самоотверженно разбивались о скалы. Он должен замереть, остановиться, потому что мир хочет поймать его ласки, мир хочет улечься у ног отпрыска Красоты и Смерти. Он должен подняться в небо, к звездам, он должен вернуться туда, откуда он пришел.
Но сегодня он остается со мной.
Делая подобный подарок, он не может принять ответной любезности.
– Шерлок… - не открывает глаза, когда я провожу ладонями по лацканам его пиджака и растягиваю петлицу.
- К чему это, Джон?
- Вам пойдет светло-голубой, - расправляю бутоньерку из фиалок – я не ошибся! Мелкие нежные цветки прекрасно дополняют его внешний вид – во мне чувствуется гордость охотника, который поймал в силки восхитительное переживание чужой красоты.
- За каждым жестом кроется подтекст, а Вы не хотите сказать, для чего дарите эти цветы. Я делаю вывод, что Вы пытаетесь что-то скрыть от меня. И мне не нравится это, - сцепляет руки на коленях. – Знайте, что, когда человек молчит, начинает говорить его сердце, а я провел несколько лет, слушая этот шепот.
- Мое сердце не шепчет, Шерлок, - запрокидывает голову кверху, разглядывая небо. – Я бы даже сказал, что его громкие речи в Ваш адрес меня порядком утомили, - сажусь рядом, и он подает мне руку – мягко сжимаю его пальцы. – Фиалки символизируют юность, нежность и… любовь, - Шерлок пододвигается ближе, но неловко задевает меня ногой и тут же аккуратно дотрагивается до моего бедра, очищая след. Мы оказываемся совсем близко, и я слышу, как он выдыхает:
- Значит ли это, что как увянут цветы, так зачахнет и Ваша любовь ко мне? – мне больно терпеть его неуверенность - я беру в ладони его лицо и легко касаюсь губами щеки, уповая, что мне удастся донести до него свои чувства.
- Знаете ли Вы, мой милый, разницу между любовью и страстью?
- Нет, - он едва приоткрывает рот, отвечая мне.
- А между страстью и желанием?
- Нет… Я мало что понимаю в чувствах, но это неважно, Джон, - он обнимает меня за талию и прижимается губами к моей шее.
- Нет?
- Нет. Я просто хочу, чтобы это длилось вечно, - мы сидим в тишине, и я боюсь вздохнуть.
Мне хочется сказать ему, что я буду с ним до скончания века, до конца эпохи, до того, как пепел и земля не укроют нас. Мне хочется сказать, что в моей жизни не было ничего лучше, чем он, сказать, что я готов посвятить всего себя служению ему. Мне хочется сказать, что я обязан ему столь многим: я снова хочу рисовать, я заново переживаю свою юность, я счастлив, как никогда не был. Мне хочется наговорить ему банальностей, смутиться этого, а потом искупить все на новом языке, который продиктуют мои чувства. Мне хочется показать ему Вселенную, которую он создал за такое короткое время.
Мне хочется сказать ему, что я люблю его. Что я любил его с первой секунды. Что моя любовь к нему была знакомым чувством, которое я наконец встретил.
Но в наше время некоторые до сих пор знают значение этих слов. И я боюсь, что он поймет все то, что я скажу.
Зачем он добивается моей любви? От нее нет никакой пользы: она не подойдет к цвету обоев в его гостиной.
- Джон… - Шерлок обхватывает губами мочку моего уха и трется носом о щеку. – Посмотрите налево, - он отпускает мою руку и указывает на две яркие звезды. - Это созвездие Гончих Псов.
- Вы увлекаетесь астрономией? – мой голос надламывается, и я прячусь.
- Нет, совсем нет. В следующий раз, когда я признаюсь Вам в любви, а Вы проигнорируете это, ищите меня там. По вечерам я люблю пробежаться наперегонки до края Вселенной, - он резко встает, но я успеваю схватить его за руку.
- Я скажу Вам об этом. Не сейчас. Но скажу, - он горделиво расправляет плечи и стаскивает меня с окна, игнорируя мою реплику.
- Пойдемте к сэру Джиму. Думаю, он заждался нас.
Я чувствую себя побитым животным.
Он останавливается в дверях и бросает:
- Не опоздайте с признаниями.
@темы: fiction
-
-
30.03.2012 в 20:50Тони, Вы разрываете меня! Рвете в клочья!..
Я мужественно стерпел все родные и душераздирающие цитаты Уайльда, я стерпел даже зеленую гвоздику на пиджаке Джона, но лирика Дугласа!..
Это был запрещенный прием, Вы поразили меня, Тони!..
________________________________________________
В общем, пока я пытался написать вам более-менее толерантный и галантный отзыв, который бы соответствовал всем нормам этики и безэмоциональной вежливости, мои внутренности рвались с криками: "Это же Уайльд! Это же Конан-Дойль!"
Метафоры, Тони. Вот они - рука самого Короля Жизни в ваших текстах. В них - вся та оригинальность, с которой писал Он. И я не верю, что этому можно было научиться или просто воспользоваться чужим. Оскар Уайльд внутри Вас - в Вашем сознании, в Вашей душе. Ощупайте свою грудную клетку - Он прячется под ней.
Я люблю этот текст с первого до последнего слова. Как и все Ваши тексты. Он легкий и очень глубокий, его атмосфера очаровывает, окунает в себя. Вашим творениям невозможно сопротивляться.
Я до сих пор ощущаю запах сирени.
Можно, я теперь буду называть Вас Оскаром?~-
-
30.03.2012 в 21:32-
-
31.03.2012 в 21:35*нежится в лучах славы*
Кстати говоря, моя бета не оценила этот момент. С лирикой Альфреда. Его, по-моему, вообще никто не оценил на кинк-фесте, что для меня - драма, ведь ну, блядские методы дедукции, я придумал такой охуенский момент, и его истинная ценность прошла мимо широкой публики.
-
-
31.03.2012 в 21:46Еще я хотел поцеловать Вас за упоминание писем к Альфреду, в частности: "твои прикосновения могли бы исцелять". Это, знаете, такая трогательная тема для меня~
-
-
31.03.2012 в 22:14Сейчас будет минутка абсурда, но.
О черт, я не знал, что это цитата.
-
-
31.03.2012 в 22:17Вы правда не знали?)
Я был твердо уверен, что это отсылка к письму Уайльда к Бози~
-
-
31.03.2012 в 22:31Окай, мне кажется, я больше не властен над этим текстом, и он сам цитирует избранные моменты из Уайлда.
Я еще ему это припомню.
-
-
31.03.2012 в 22:33Напишите еще что-нибудь, Тони~
-
-
31.03.2012 в 22:47Мне надо написать сюда часть, часть в макси по Шерлоку, дописать ХОТЬ ОДИН МИНИ ИЗ ШЕРЛОКА, дописать пвпшечку по Шерлоку и кинк по Шизае, а то он бесит меня - лежит на столе, дописакать кинк на МакФасси - хотя это уже фантазии.
Я неебически занятой парень.
А ВЫ МНЕ ТУТ "ЧТО-НИБУДЬ ЕЩЕ"
-
-
31.03.2012 в 22:54-
-
31.03.2012 в 23:04Прямо как в молодости *потягивается*
-
-
31.03.2012 в 23:37-
-
31.03.2012 в 23:47Это их первый плюс.
-
-
31.03.2012 в 23:52-
-
31.03.2012 в 23:58