
Мы не будем с вами друзьями.
Durarara:
1. Т1-01 Шизуо/Изая. Поза 69.
- Шизуо!.. - стон удовольствия, и Изая подается бедрами наверх, пытаясь войти еще глубже во влажный рот. Пальцы впиваются в нависшие над лицом бедра, оставляя после себя алые полосы, и тянут на себя таз, чтобы горячий язык в очередной раз облизал покрасневший от прикосновений вход. Дразня, чуть оттягивая кожу, засовывает самый кончик, чтобы тут же его достать и провести по напряженным ягодицам.
Блондин выпускает член изо рта и, шумно выдыхая, лижет у основания, неосознанно повторяя движения, которыми Изая ласкает его сзади: неспешно целует плоть, наслаждаясь тем, как пылающие губы повторяют то же самое с его задницей; раздвигает ладонями ноги партнера и гладит их, одновременно заглатывая и лаская головку, в такт руке, которая водит вниз-вверх по нему.
Он со стоном выгибается, когда брюнет макает в слюну пальцы и касается ануса, поглаживая, надавливая, но не проникая внутрь.
- Глубже… - раздается смешок, и язык спускается вниз по бедру, игнорируя недовольное мычание. Изая прикусывает кожу на внутренней стороне, заставляя расставить ноги еще шире и почти задохнуться от желания оказаться внутри него, почувствовать, какой он тугой. Шизуо утыкается носом в жесткие волосы и лижет нежную бледную кожу, поднимая таз выше.
- О чем ты думаешь? – брюнет приподнимается и касается ртом члена, заставляя приоткрыть губы в беззвучном стоне. – Ты весь течешь… - язык облизывает багровую кожу, уделяя внимание каждому миллиметру, нежно касается набухших вен, смазывает у основания, но, добравшись до конца, прячется в рот.
- Блять, я вырву твой язык, если ты не вернешь его на место…
- Я спросил, о чем ты думаешь… – рука гладит торс, царапая ногтями пресс, дотягивается до груди и сжимает сосок.
Резкий выдох. Этот садист не прекратит, пока не узнает, и Шизуо, краснея от стыда, выдыхает в плоский живот.
- О тебе… - это правильный ответ, и брюнет, самодовольно улыбаясь, шепчет в накачанный торс: «Возьми».
Во рту жарко и влажно, и, когда они оба начинают двигаться, ритмично, быстро снимая напряжение, возникшее за эти полтора часа этой сраной прелюдии, кажется, будто они занимаются сексом как обычно. Только сейчас не надо выбирать, кто будет сверху.
Изая берет глубоко, так, что дотрагивается носом паха при каждом новом движении, и поэтому Шизуо, стремясь доставить ему такое же довольствие и услышать еще один протяжный стон, трогает его промежность, зная, насколько он чувствительный там. И когда пальцы достигают сжатых мышц, брюнет откидывается на подушку, выгибаясь телом и сжимая член рукой, судорожно всхлипывает «Еще…». И ради этого томного «еще» можно ускориться, толкаться в ладонь сильнее, подложить руку под ягодицы и ввести пальцы. А потом, согнув их и коснувшись брюнета внутри так, чтобы он прогнулся и резко насадился сам, в последний раз дернуться и услышать два синхронных вскрика.
Они обессилено валятся на кровать, и Изая, соскальзывая с пальцев, довольно улыбается и вытирает ладонь о простыню.
- Устал? – рука расслабленно поглаживает лодыжку, и блондин вытягивается во весь рост.
- Не очень, - Шизуо перехватывает вторую ладонь и сплетает пальцы.
- Ну тогда, - Изая переползает на живот к партнеру и, целуя его, шепчет: - следующая поза номер семьдесят…
2.Т1-22 Шизуо/Изая. Оба находятся в разных местах, но переписываются СМС-ками, dirty talking и самоудовлетворение.
Раздражение. Раздражение. Раздражение.
Теперь от него нельзя избавиться драками, потому что тело прекрасно знает: есть способ лучше, чем мордобой. Есть способ, который быстро и качественно снимает напряжение и гнев. Этот способ называется…
- Изая! – он снимает туфли, на ходу расстегивает жилетку, стягивает штаны, выбирается из рубашки и рывком преодолевает расстояние до дивана, рассчитывая встретить там сонного хозяина квартиры с замедленными реакциями и эротичным хриплым голосом.
Не сегодня, мальчик, - сообщает скомканное одеяло. Блондин скалится от недовольства, возвращается к штанам, находит в них мобильный и бешено стучит по кнопкам.
«Ты где?»
Чего не занимать пальцам Изаи, так это проворности. И не только в наборе сообщений.
«Я на посту спасителя города, знаешь там, спасаю одиноких школьниц, зажимаю одиноких школьников… Ты уже дома?»
«Я-то дома, какого хуя ты не здесь?»
«А что такое? Ты соскучился по мне?» - Шизуо валится на диван и вытягивает над собой руку с телефоном. В какой-нибудь другой раз крыса бы несколько раз была наказана за подобные вопросы, но сейчас ее, а точнее, ее задницу, надо притащить сюда, чтобы хорошенько отыметь.
«Типа того. Когда вернешься?»
«Шизу-тян, ты становишься таким галантным, когда хочешь меня трахнуть. Часа через два», - стон сквозь зубы. Два часа! Мать твою, два часа со стояком?!
«А как-нибудь быстрее?»
«А для «как-нибудь» быстрее у нас есть порно в нижнем ящике».
«Я не хочу порно. Я хочу тебя», - и это правда. Потому что в таком состоянии особенно чувствуется запах Изаи, который он оставил на одеяле. Блондин залазит с ногами на диван и подтягивает покрывало до живота, вдыхая аромат тела брюнета. Пальцы мнут ткань, как обычно сминают одежду Орихары, и Шизуо носом зарывается в покрывало.
«Я тоже тебя хочу», - ну так что, черт подери, ты там делаешь, конченный придурок? Но от этих слов все равно внизу живота разливается приятное тепло, как будто Изая лениво валяется на нем и, дурачась, касается губами кожи, оставляя после себя горячие влажные пятна.
Рука сползает по торсу к кромке белья.
«Как сильно?» - первое достоинство Орихары - проницательность. Второе – умение целоваться.
«Сильно, правда. Хочу прийти домой и сразу же на тебя сесть», - да, почувствовать желанную тяжесть на бедрах, залезть под темную водолазку, провести ладонью по груди,– Шизуо тоже всего этого хочет, не зря он так рвался домой…
Пальцы ныряют под ткань, и блондин выгибается, будто бы навстречу прикосновениям брюнета. «Хочу коснуться твоих губ, провести по ним языком, потом спуститься вниз к ключицам», - пальцы с зажатым мобильником повторяют этот путь, заставляя слова Орихары превратиться в действия, - «поцеловать тебя. Хочу поцеловать тебя».
- Целуй… - он открывает рот и жадно облизывается, представляя, как соблазнительно выглядит Изая в моменты их поцелуев. Ладонь внизу стискивает напряженную плоть, и Шизуо сдавленно выдыхает, думая о том, что обычно это делает брюнет, самодовольно скалясь на внушительный стояк в его честь.
«Хочу потрогать тебя внизу и почувствовать, что у тебя стоит на меня. Хочу сжать твой член и провести вдоль него, задержаться на головке, аккуратно стиснуть пальцами», - беспрекословное подчинение, и блондин толкается в руку. «Хочу взять у тебя», - сука, какая сука, ладонь с мобильником накрывает лицо, и блондин, постыдно истекая, ласкает себя, представляя, как входит во влажный рот Изаи, как горячий язычок проходится вдоль члена, прямо как сейчас это делают пальцы. Шизуо прикусывает губы, думая о том, как похотливо облизывается Изая, когда склоняется над самым основанием и, специально демонстрируя свои умения, садистски медленно тянется к концу. Пальцы сильнее надавливают, и ладонь начинает быстрее двигаться. «Хочу услышать, как ты произносишь мое имя, пока я у тебя отсасываю».
- Изая… - хрипло, впиваясь зубами в пропахшую брюнетом ткань, Шизуо приподнимает бедра, надеясь получить то же ощущение, что и при полноценном сексе. Несколько толчков – но это все равно не то, этого все равно недостаточно.
«Хочу, чтобы ты лег на меня сверху и взял меня, шепча мне на ухо, как сильно любишь», - блондин отбрасывает телефон, переворачиваясь на живот, представляя, как Изая разводит под ним бедра и тянется к нему рукой. Пальцы сильнее обхватывают член, и Шизуо, приподнимаясь, выдыхает в одеяло:
- Я люблю тебя, мудак… - люблю твою тугую задницу, красивое тело, длинные пальцы, хитрые глаза, сексуальны голос. Люблю все твои выходки, твое дебильное поведение... Резкие движения и грубые ласки. Шизуо облизывается, будто бы целуясь с брюнетом. – Я люблю тебя… - и Изая тоже стонет ему в шею, царапает спину, притягивает за волосы, и, прижимаясь, шепчет: «Трахай меня сильнее, если любишь».
Он успевает стянуть под себя покрывало и со стоном кончить.
«Тебе не жить, крыса»,- Шизуо подтягивает пепельницу и закуривает.
«Эй, ты только что испортил мое любимое одеяло!»
Блондин с недоумением смотрит на мобильный и затягивается.
- Правда, плохо, когда меня нет рядом, Шизу-тян? – информатор вытирает руку салфеткой и откладывает бинокль.
Пахнет персиками, - проводит носом вдоль шеи и нежно целует в плечо, стараясь не разбудить. Здесь, в маленькой ямке между тонкими косточками, особенно сильно, и Шизуо сдерживается, чтобы языком не попробовать на вкус атласную кожу, потому что ведь проснется, фыркнет, недовольная кошка, со страдальческим бормотанием укутается в одеяло, отвернется в другую сторону и еще попытается доспать, и сразу станет неуютно на этой огромной кровати. Так нравится рассматривать его, пока он спит, уткнувшись под мышку, как ребенок, обнимая его крепко-крепко. Аккуратно поправляет черные волосы, и проводит ладонью по лицу.
Репетирует он, что ли, эти сонные улыбки, дьявол? Шизуо гладит пальцем нижнюю губу, и Изая, чуть сдвигая брови, прячется в подушку, стискивая объятья.
Как привыкнуть к тому, что просыпаешься рядом с ним, таким восхитительно трогательным и беззащитным, таким теплым, таким домашним? Как привыкнуть к этому тянущему чувству внизу живота, когда смотришь на то, как он улыбается спросонья, касается сомкнутыми губами щеки, шепчет на ухо: «Доброе утро», а ты не можешь и звука выдавить, потому что он такой… такой красивый. Со своими растрепанными волосами, припухшими губами, острыми плечами… Как привыкнуть к тому, что тебя наконец отпустила эта злость не-обладания, и теперь ты не знаешь, что делать со всей этой любовью и нежностью, как ее выразить, как научиться ее проявлять.
Немного отстраняется от него и проводит ладонью по плоскому торсу, сначала захватывая территорию с помощью всей руки, а потом, оставив один палец, проводит по впадине от накачанного пресса и любуется тем, как Изая, довольно улыбаясь во сне, приоткрывает рот. Ему нетрудно угодить, просто… просто так хочется иногда подольше ему мучить, слушать невнятный сдавленный шепот, придавливать его к кровати и чувствовать под собой только ради того, чтобы ощущать тепло его тела, а не заниматься с ним сексом. Хочется, чтобы все это длилось вечно: неглубокие поцелуи, изучение языком его шеи, ласки пальцами – чтобы сам владел ситуацией. И еще по-прежнему иногда хочется делать ему больно, хочется, чтобы он не был таким до одури самоуверенным, самовлюбленным, самодовольным, хочется, чтобы не он давал по своей воле, хочется брать его без разрешения…
Тихо, только чтобы не разбудить, придвигается к нему и кладет ладонь на кромку белья, поглаживая пальцами теплую кожу живота. Сейчас бы поцеловать его, но тогда все испортишь, и поэтому Шизуо, медленно, стараясь не потревожить, поворачивает Изаю на бок. Утыкается носом в пропахшие фруктами волосы, целуя в затылок, подкладывает под ребра руку, и второй, поглаживая бедро, спускается к белью, чуть надавливая пальцами на плоть. Тело тут же отзывается после долгой ночи, и Изая бессознательно упирается лопатками в грудь Шизуо, подставляя пах под ладонь, которая через ткань медленно ласкает твердеющий член. Поцелуй в шею – и тут же пробирается пальцами под трусы, пряча довольную улыбку в темных волосах. Языком проходится по коже, слизывая аромат персиков, и останавливается рядом с ухом, вбирая в рот мочку. Стягивает с Изаи белье, медленно, по сантиметру обнажая горячую кожу и тут же поглаживая ее. Ужасно нежная кожа. Ужасно нежный Шизуо. Кончиками пальцев касается выбритого лобка, вычерчивая малопонятные знаки, и, когда Изая с шумом выдыхает, достает руку, протягивая ее к тумбочке. «Когда-нибудь это не понадобится», - он тогда засмеялся, потому что в первый раз было очень больно, и они израсходовали практически весь тюбик, но ведь действительно настанет день, когда даже его тело признает в Шизуо хозяина и примет его. Когда они прекратят заниматься сексом. И будут заниматься любовью.
Растирает в пальцах прохладный гель, смазывая вход между ягодицами, поглаживает его и просовывает один палец, задыхаясь от приятной тесноты внутри. Измазанной рукой пытается снять собственное белье, когда…
Тонкие пальцы перехватывают ладонь, кладут ее себе на живот и возвращаются, чтобы снять с партнера трусы. Шизуо целует его в щеку, и тот улыбается, подставляя губы.
- Доброе утро.
- Доброе… - рукой помогает и прижимает его к себе, укладывая на бедро ногу, входит глубже и слышит, как Изая втягивает воздух, сжимая ладонь на его животе. Немного подается вперед – и кровать тихо скрипит под их весом, когда они попадают в ритм и вместе выгибаются, целуясь под теплым одеялом.
- Быстрее… - притягивает к себе за отросшие светлые пряди, и слышит только коварное «нет». Шизуо медленно двигается в нем, с каждым разом проникая дальше, подтягивает под себя, наваливаясь сверху и задевая простату. Пальцы спускают ладонь с живота на член, и они вместе ласкают Изаю, целуясь и улыбаясь друг другу в поцелуях.
- Люблю тебя, дурак, - Изая сплетает их руки поверх одеяла и, впившись зубами в собственное плечо, кончает.
Вместе меняют белье, застилают покрывало, и Шизуо, обнимая его за талию, шепчет на ухо:
- Скажи еще раз…
- Люблю тебя, - протягивает руку и ерошит волосы. – Люблю тебя.
- Сделать тебе кофе?
4.Т2-46.Шизуо. Резать внутреннюю часть бедра, смотреть на кровь и вспоминать губы Изаи, которые ласкали его. NC! желателен.
Ненавижу себя. Ненавижу себя.
Расчленить, сжечь, выпотрошить, растоптать, зарыть, разорвать, расстрелять, повесить, утопить, убить-убить-убить-убить.
Я такой жалкий, боже, посмотри на меня, забитый в угол, как раненая вонючая бездомная псина, скулящая от обиды и бессилия, дай мне еще раз ногой под ребра! Посади меня на цепь и выжги мне глаза, потому что я не смогу вынести собственного вида!
Эта злость, она выжирает меня изнутри, точно как ты, обгладывая кости и впиваясь зубами в сердце, она хочет моей смерти, не меньше, чем этого хочу я. Я же только надеюсь, что с моей смертью игры закончатся, и ты оставишь меня в покое. А если нет?..
Ты, ты мерзкая крыса, как я тебя переношу, ты ведь еще гаже, чем я, ты ведь сам начинаешь эти игры, ты испорченный, испорченный, знаешь об этом? Если из тебя вырезать все грязь, ничего не останется, Изая…
Раскрою себе череп – и тогда я точно все забуду, не встречусь с тобой завтра, не поцелую липких губ, не испытаю удушливого стыда, когда в очередной раз, думая, что могу стерпеть, сяду перед тобой. Если я подохну прямо здесь, завтра мне не придется подыхать рядом с тобой, извиваясь под твоими руками. Ты омерзителен, и тебе доставляет удовольствие осознание этого факта: я считаю тебя гадким, и все рано к тебе прихожу, слышу это пидорское «Шизу-тян», все якобы ради того, чтобы получить разрядку… Блять, если это действительно так, нахуя я, закусывая губы, выкрикиваю твое имя, тяну тебя за волосы, дрочу тебе, для чего я, кончая тебе в задницу, целую тебя, чтобы ты тоже кончил?! Ты все это прекрасно знаешь. Чтобы. Ты. Сука. Подавился. Этим. Знанием.
Отражение – единственное, что не лжет мне. Покрасневшие глаза, бледное лицо, наспех застегнутая рубашка – я сбегаю от тебя, чтобы ты не всадил мне лезвие в спину, подонок. На моей спине уже нет мест, которых не касался бы твой нож. На моем теле… - и из горла вырывается всхлип – на всем моем теле больше нет таких мест. Все помечено тобой, каждый кусочек кожи, я бы срезал ее всю, надел новое чистое тело…
Вырезал бы на себе кресты, колючую проволоку, не трогай меня там, не трогай здесь – а лучше не прикасайся ко мне никогда больше! Не смей целовать меня там! - покрасневшая от поцелуев внутренняя сторона бедра и незаметный постороннему след от укуса, но я-то знаю, что он есть там, около паха, потому что это ядовитое «Теперь ты принадлежишь мне» нельзя вымыть из моей крови.
Опасные бритвы, знаешь, их нельзя хранить в одном стакане с зубными щетками: гости дома могут решить вскрыть вены, пойдя помыть руки. Она такая славная, удобно ложится в руку и так нежно прикасается к бедру…
Порывисто выдыхаю, больно, значит, я жив, какая жалость… Кровь тугой атласной лентой обвивает ногу. Смотри, если надрезать здесь еще раз, можно рассказывать потом, что это волки расцарапали мои бедра – два лезвия бритвы оставляют после себя неровные борозды порезов. Волки-волки, раздерите мой живот, - пальцами собираю кровь и мажу губы. Ты же так делаешь, да? Сначала облизываешь одну фалангу, потом засовываешь весь палец, проталкиваешь его в рот, надавливаешь на язык – и, вслед за моей кистью, распарывающей кожу, проводишь ладонью по моей ноге, пошло хмыкая «я тоже рад тебе». Я бы выколол себя глаза, правда, лишь бы никогда больше не увидеть тебя.
Внимательнее следи за тем, что я делаю: вдавливаю лезвия в плоть, и она приветливо тянется им навстречу, расплываясь алой улыбкой. А теперь сделаем сеточку и будем играть в крестики-нолики! – два поперечных разреза, и я открываю рот, наслаждаясь этим болезненным ощущением, напоминающим то, как ты целуешь мои стопы, и становится адово неудобно, неприятно, хочется больше. Сейчас мне тоже хочется больше – поэтому я выгибаюсь, когда провожу бритвой рядом с пахом, разрывая нежную кожу, и, размазывая кровь по ноге, улыбаюсь, улыбаюсь, потому что это ведь я приношу себе боль. А не ты. Не ты. Надо мной нет твоей власти.
Ты ведь так же растираешь мне бедра перед тем, как коснуться губами и заставить ртом хватить воздуха, и там, где теперь кровоточат порезы, ты обычно надолго останавливаешься, лаская языком, пока я не попрошу большего. Одно движение – и этого места нет! Нет, Изая, есть только кровавое месиво!.. Слизываю металлическое вино и поглаживаю ногу.
А помнишь, когда-то давно, когда я порезал палец, ты долго-долго его облизывал, чтобы мне не болело, чтобы зажило быстрее? Помнишь, блять, один маленький порез?! Помнишь, как ты ласкал каждый синяк на моем теле, топя раненую кожу в горячих поцелуях и шепоте: «Пожалуйста, береги себя», - я запачкал весь коврик, и теперь он цвета «песок с кровью», а если я разрежу себе кожу под ребрами, то могу прийти на кровать и вымазать грязью место, где я впервые позволил тебе взять себя, где я валялся распластанным три часа, пока ты вылизывал меня, не гнушаясь ни одной частью тела, от пальцев на ногах до ануса…
Принеси чашку. Я смешаю тебе коктейль под названием «Слезы и кровь».
Уничтожить, я хочу уничтожить сначала себя, а потом тебя, уничтожить каждое твое прикосновение ко мне, каждый наш поцелуй, я хочу стереть каждую секунду, проведенную вместе, каждый стон, шепот, каждое нежное слово, оброненное во время секса.
Порезы набухают, и кожа смешно топорщится, приглаживаю ее пальцами, заставляя сомкнуться швы. Тебе нравилось мое тело?.. А теперь оно нравится мне.
- Шизуо, - стучишь в дверь. – Шизуо, что ты там делаешь?
- Кончаю жизнь самоубийством, - быстрее, быстрее, полотенцем растираю кровь.
- Открой дверь.
- Нет.
- Шизу, я пошутил…
- Что?.. – пускаю тонкую струйку воды и лихорадочно мою руки.
- Шизу, ну… Я люблю тебя, - иди нахуй.
- Да ладно тебе, - вытираю бедро. – Кого это, блять, волнует?.. – открываю дверь и, как ни в чем ни бывало, опираюсь о косяк.
Кого теперь это волнует, если в тот момент, когда я сказал тебе, что люблю тебя, ты ответил, что ты со мной просто трахаешься?
5.Т2-11. Шизуо/Изая. Совместный поход в сауну. Жаркий секс на пологе
Запах – и это возникает где-то в горле, течет по пищеводу, а потом топится в низу живота. Еще даже не встреча – предвкушение встречи; губы пересыхают, зрачки сужаются, он пропускает воздух сквозь зубы, отталкивается от доски.
Плавно входит в воду, вытягивает руки, делая мощный гребок.
Здесь не помогает ни курение, ни успокоительное, ни йога, ни записи шума прибоя: ему хочется выгнуть спину, как злому животному, зарычать, сдавить перила лестницы, отодрать металлическую полосу и вогнать этот стилет Изае под ребра, чтобы увидеть, как тот отхаркнет собственную кровь. Выпачкать пальцы, попробовать на вкус этот ярко-алый виноградный сок – найти доказательства, что Изая действительно здесь. Изая здесь.
Изая устал, Изая пришел к нему. Изая вернулся, - поднимает голову, вдыхая через рот.
Изая здесь, от него тянет чужой спермой, чужим потом, чужим алкоголем, чужими сигаретами, и на нем нет ни одного знака внимания от Шизуо: ни синяков на лице, ни порезов, ни разбитого носа. Изая выглядел бы хорошо, если бы не это хищное, голодное выражение лица и болезненный взгляд.
Он стаскивает куртку: медленно тянет рукав с одного плеча, заворачивается в ткань и плавно танцует на месте, ухмыляясь.
- Шизу-тян!.. – голос взвивается под потолок, и Шизуо пытается уйти под толщу воды, чтобы этот крик не зацепил его. Поздно – 1:0 в пользу Орихары, и в грудной клетке начинает омерзительно колоть. – Шизу-тян!.. – раздается звон ножа о пол, и Изая садится на бортик, свешивая ноги.
Джинсы быстро намокают, и он упирается руками позади себя, уходя под воду до коленей.
Это странное желание разделить что-нибудь на двоих: «Посмотри, Шизу, мы дышим одним воздухом! Мы плещемся в одном бассейне! Между нами столько общего – разве это не судьба?!»
У Изаи есть перспектива закончить свою жизнь в сточной канаве, и по вечерам, отмокая в ванной, он разучивает свою партию: высокий звонкий смех, постепенно затихающий по мере приближения Шизуо, драматичное подрагивание губ, сведение лопаток и какой-то утробный всхлип, когда Хэйвадзима упирается руками по бокам от него и приподнимается, скалясь в его рот:
- Какого хуя ты творишь? – от тона отдает тяжелой, постылой злобой, и Изая, делая вид, что немо стонет, откидывает голову и закрывает глаза.
- Смываю грязь, - резко поднимает ногу – в сторону летят брызги. – Я смываю грязь, Шизу-тян!.. – мутные глаза, кровоточащие десны и нездоровая жажда впиться, насытиться, утолить голод. Он дотрагивается языком до скулы Шизуо и ведет вниз, к губам, давит на угол, делится слюной и сдавленно, сипло дышит. Сам выдает, что ждал и хотел встречи: легкие замирают, и Изая, облизываясь, допивает выдох Шизуо, прикасаясь губами к губам.
Не досмотрел – Хэйвадзима резко отстраняется, рывком стягивает с борта и топит на глубине, нажимая на голову.
Гнев. И когда сжимает пальцы на тонкой шее; и когда видит, как Изая распахивает свои черные глаза и улыбается из-под воды, обхватывая пальцами его запястья; и когда он прекращает сопротивляться и позволяет душить себя; и когда произносит, захлебываясь, «Я буду преследовать тебя» - Шизуо испытывает только гнев. И еще желание промыть рот с мылом.
- Твою грязь водой не смоешь, блоха, - отпихивает от себя, и Изая беспомощно взмахивает руками, пытаясь не утонуть.
Набрасывает на плечи полотенце, надевает шлепки и почти уходит.
В последний момент оборачивается, чтобы увидеть, как мокрый Орихара, отплевываясь, хватается за перила.
Мышцы спины расслабляются, и Хэйвадзима ведет лопатками, сгоняя напряжение.
*
- Чего надо? – Шизуо приоткрывает один глаз и неосознанно поправляет на бедрах полотенце. Здесь комфортно: слишком жарко, чтобы по коже пошли мурашки от близости.
- Я, может, поговорить пришел.
- Голым? – приподнимает бровь и склабится, когда Изая подходит ближе.
Этого не отнять: мог бы работать фотомоделью, ходить по подиумам, жариться под софитами, потому что есть какая-то внутренняя уверенность в том, что он выглядит по-настоящему хорошо. Мускулистое тело, накачанные руки, длинные, по-женски красивые ноги, плоский живот, выбритый лобок – Шизуо скользит взглядом вниз и закусывает изнутри щеку. Мог бы работать фотомоделью и рекламировать нижнее белье. Без нижнего белья.
- Я не планировал купаться сегодня, Шизу-тян, и не захватил плавки, - Изая упирается рукой в полог выше и наклоняется к уху. – Или тебя что-то смущает? – губы касаются края ушной раковины, и колено чуть задевает бедро Шизуо.
- Отъебись, блоха, - говорит спокойно, без видимого напряжения, и, может, поэтому Изая, ухмыляясь, все-таки слушается, садится напротив, расставив ноги и упершись локтями в колени, подпирает щеку кулаком.
Они смотрят друг на друга – и ничего не происходит. Шизуо не пытается разодрать его глотку, не пытается выдрать печень – Изая не язвит, не задевает, не напрашивается. Изая вообще молчит.
Хэйвадзима со свистом выдыхает и медленно растирает затекшую шею: ладони гладят около ключиц, потом переходят к позвоночнику, и большие пальцы медленно сходятся под кадыком, чуть почесывая горло, - Изая даже не пытается скрыть, что смотрит. Шизуо даже не пытается скрыть, что рисуется.
Эта удивительная игра для двоих называется «Кто не выдержит первым» и, по сути, является единственной игрой, в которой у Шизуо есть реальный шанс обставить Орихару: у Изаи трепещут крылья носа и дергаются пальцы, когда ладонь соскальзывает ниже и задевает сосок.
Приятно, что Хэйвадзима носит эту паршивую форму бармена, - терпеть то, что рельефный пресс и идеально сложенный торс может увидеть кто-то, кроме самого Изаи, невозможно. Отсюда и столько агрессии при встречах: Шизуо ведь раздевается перед кем-то, Шизуо знает, как он выглядит, Шизуо, черт подери, нравится, когда на него смотрят.
Заставить его сделать татуировку, что ли? – Орихара лениво изучает живот, исполосованный шрамами. Но он и так весь покрыт знаками того, что принадлежит Изае.
Встречаются взглядами – держат паузу, пока Шизуо хмыкает и не бросает в Орихару полотенце и хриплое «извращенный ублюдок».
Скрещивает ноги, подносит к лицу тряпку и шумно втягивает запах тела. Они не виделись почти месяц, а от Шизуо как пахло Lucky Strike, так и пахнет. И одеколон он не сменил. И бреется так же неаккуратно. Изая кусает махровую ткань и зажмуривается:
- Шизу… - Хэйвадзима растирает по грудной клетке капли воды, проводит рукой до паха, запрокидывает голову и неторопливо слизывает выступивший над губой пот.
- Что? – широко улыбается, когда Изая садится рядом и кладет ладонь на внутреннюю сторону бедра - как обычно, холодные руки. Даже в бане. Даже когда сам Орихара покрыт горячим потом. Нельзя улыбаться, нельзя отвечать ему, нельзя так открыто показывать, что Шизуо ему рад, но контролировать себя получается плохо: утыкается носом в темные волосы и трется о висок, попутно дотрагиваясь рукой до живота. Здесь должна быть примирительная реплика, но Шизуо не видит своей вины в том, что они расстались; аккуратное поглаживание вдоль дорожки из темных жестких волос - Изая зажмуривается и сводит ноги, закрываясь. Тяжелые, сбитые вдохи превращаются в:
- Я скучал… - это надо было кому-то сказать, и Изая приносит себя в жертву: целует около уха и чуть оттягивает мочку, ведя рукой от колена к паху. – Я скучал… - сплетают пальцы, останавливаясь, и ладони остаются между ног Шизуо, под мошонкой.
Изае всегда нравилось смотреть, как это выглядит: напряженное тело, вытянутое в струну, эрегированный член и темные-темные от возбуждения глаза. Ему вообще всегда нравилось смотреть на Шизуо.
Едва касается фалангой влажной промежности, и Хэйвадзима сильнее сжимает пальцами его ладонь, приподнимая бедра. Воздуха не хватает: открывает рот, чтобы вдохнуть, и Изая приподнимается, чтобы накрыть его губы своими. «Дыши мной. Дыши только мной».
Орихара давит на язык, оставляет на небе после себя полосу, прикусывает губу и проводит языком по зубам – поцелуй слишком хаотичный, чтобы получать от него удовольствие.
- Изая… - кладет ладонь на затылок и спускается чуть ниже, поглаживая шею. «Все в порядке, я никуда не денусь. Прекрати грызть меня», - пальцы ласкают чувствительную кожу под ухом, и Орихара поворачивает голову в сторону, чтобы получить больше прикосновений. – Изая… - в ответ получается какой-то полустон: «Шизу…» - закрывает глаза и перебрасывает ногу через Хэйвадзиму, усаживаясь на колени.
Не хочет ничего контролировать, не хочет быть сверху, не хочет подчинять – Орихара снова наклоняется, и теперь, когда все по-честному, получается куда лучше: Шизуо медленно ведет от кончика языка, чуть нажимая, наклоняет голову, чтобы соскользнуть под язык, лизнуть губы и прижаться ртом ко рту.
Никакого сопротивления: Изая шире разводит ноги и запоздало ухмыляется, глядя, как Шизуо тянется к перемазанным смазкой бедрам. Лучше бы, конечно, чтобы он зажал в кулак оба члена, подрочил им обоим, но Хэйвадзима поднимается на пологе и сильнее прижимает к себе Орихару, гладя внутреннюю сторону бедра.
На ладонях много мозолей, и поэтому, когда огрубелая кожа касается головки, Изая откидывает голову, вцепляясь в его плечи: непривычное ощущение. Подается наверх, и Шизуо, утыкаясь носом в ключицы, плотно обхватывает член у основания. Всегда быстро подстраиваются под один ритм: Орихара прогибается в пояснице, вжимаясь в бедра Шизуо, и тот, лаская большим пальцем мошонку, разжимает ладонь, обводит выступившие вены.
- Шизуо… - мокрые волосы прилипли ко лбу, и по виску стекает капля пота. – Шизу… - Хэйвадзима пропускает пальцы между ног, разводя ягодицы, и аккуратно дотрагивается до сжатых мышц. – Ты издеваешься?.. – по животу проходит судорога, и Изая, кусая за ушную раковину, подается пахом вперед.
- Ладно-ладно, - хрипло смеется, убирая руку. Самому хочется быстрее, но большая часть кайфа в том, чтобы смотреть, как Изая закусывает губы, как подставляется под прикосновения, как выгибается, как дрожит от того, что ждет. Наслаждаться ожиданием, мучить друг друга, страдать от желания коснуться по-настоящему – в этом они профессионалы.
Хэйвадзима ухмыляется и, взяв член в ладонь, легко хлопает по животу, оставляя влажное пятно.
Изая резко вжимается в его пах, впечатывая спину в полог.
- Блять, конечно, давай поиграем… - пальцы запутываются в светлых волосах, и Орихара с силой тянет вниз, подводя рот Шизуо под поцелуи.
Руки шарят по бедрам, немного приподнимая и плотно насаживая на член, - Изая рычит в его губы и царапает лопатки, пытаясь как-то устроиться. И пора бы привыкнуть, что потом Шизуо не любит ждать: начинает быстро двигаться, отстраняя от себя, пододвигается, меняя угол, - и через несколько толчков Изая тут же начинает что-то стонать, кладет ладонь между ними, помогая себе. Пора привыкнуть, что секс с Хэйвадзимой – это не столько томное, густое ахание от медленных фрикций, сколько красные вспышки боли вперемешку с высокими вскриками. Пора бы привыкнуть, что Шизуо ненавидит, когда Изая начинает сипло рассказывать, что он скучал, что он хотел его все это время.
Пора привыкнуть ко всему этому, но Изая постоянно ждет чего-то еще.
Шизуо кладет ладонь на поясницу и привлекает к себе, опираясь второй ладонью о полог, чтобы проникнуть еще глубже.
- Шизу… - открывает глаза на голос и кусает за подбородок.
- Я тоже скучал.
Странная девиация: кончать только после того, как в тебя кончает партнер, но Изая надеется, что Шизуо не замечает этого.
Изая неохотно слазит с него и, чуть расставив ноги, идет за полотенцем.
- Откуда синяки, Изая? – Орихара ведет лопатками, пытаясь закрыть спину, и бросает через плечо:
- Ударился, - молча вытирает ягодицы, водит по животу Шизуо и, встряхнув, запахивает на бедрах полотенце. – Еще увидимся, Шизу-тян.
- Блоха… - Изая захлопывает дверь.
Надо бы, конечно, хоть один раз дослушать до конца это: «Ты можешь не уходить. Можешь остаться».
Но Изая спешит, очень спешит спрятаться там, где его не достанут чувства к Шизуо.
**
-… еще раз тронешь его – и я убью тебя, - сплевывает на асфальт и вытирает руки о фартук. – Понял?
- Понял, - парень приподнимается с земли и вытирает разбитый нос. Рука отдает тягучей болью – сломал, что ли?
Шизуо докуривает и кивает.
Они встречаются в подворотне рядом: Изая тянет его за рукав и прижимает к стене:
- Типа решил мои проблемы? – Шизуо скалится в ответ и обнимает за талию.
- Типа решил, - целует в шею и говорит куда-то вниз: - Только я могу тебя трахать. Только я могу оставлять на тебе синяки…
- Только ты, - Изая смеется и выскальзывает из объятий.
«Только ты».
@темы: fiction
уже нашел,фикбук ввел меня в заблуждение
Где-то в глубинах дневника. Ололололо.
Ты искал ее на фикбуке? О_О
честно-честно
www.diary.ru/~lightsup/p113383343.htm
Я стесняюсь. Не читай мои фики.
я уже все о тебе знаю, если я не буду читать твою Шизаю, я не смогу читать ее вообще.
Чертов мастер комплиментов.
комплимент мастеру комплиментов
Последний дррр-кинк от Тони завершен.
Что мне остается? Я перечитаю еще раз перед сном, еще раз подумаю про себя: "Это было изумительно!" и буду оплакивать.
СВОБОДА. 1861 ГОД. РАДОСТЬ.
ЕЩЕ ДРАББЛЫ ПО АНИМЕШНОМУ ФАНДОМУ? Т_Т
Ты их в глаза не видела.
/бля, заставь меня дописать на фб.
Я очень расстраиваюсь и не хочу ничего писать.
А нам же нужно закончить ту работу на РСУ
вот и да, я бы прямо сейчас воспылала призывами "брось писать по аниме и пиши по гли", но я же и гли не люблю. провал х)
тем не менее - ленивая жопа, у тебя времени-то осталось до июля не так много. поэтому пиши, ты ж в июле нихера уже писать не будешь.
Вот именно. Вот именно. Я постоянно об этом думаю.
прекрати думать об этом и допиши что-нибудь на фб.