I'm a five-pound rent boy, mr. Darcy.
+++
Название: Rock-n-rolla
Автор: Entony
Бета: the absurd
Фэндом: Durarara!!
Персонажи: Шизуо/Изая
Рейтинг: NC-17
Жанры: Драма, POV, Слэш (яой)
Предупреждения: Нецензурная лексика, BDSM, OOC, Насилие
Саммари: все фильмы Гая Ричи.
Комментарий: NC-17 стоит здесь не просто так. Наркотики, насилие, разврат, детальные описания всего, что придумал мой воспаленный разум, нецензурная речь – все это есть. Будьте бдительны и предохраняйтесь при чтении.Права: в этом мире мне ничто не принадлежит
текст6
**
- Мой хороший… мой маленький… - он обнимает меня сзади, привлекает к себе за бедра, и я упираюсь руками в стену ванной, выгибаясь под теплыми струйками воды. – Мой… - прижимается губами к шее, рядом с ухом, так горячо, так приятно, что я со стоном подтягиваюсь к нему, подставляю рот, и мы целуемся, закрыв глаза, будто в пошлой сцене романтической комедии: под дождем, мокрые, влюбленные.
- Мой… мой… мой… - задыхается, пытаясь одновременно целовать меня и заткнуть словами. – Мой… мой… мой… Так люблю тебя, - чуть наклоняет меня, я устраиваюсь удобнее под ним, и он медленно, очень аккуратно, сжимая мою ладонь, покусывая мое плечо, входит в подготовленный анус, и я только открываю губы в стоне, чувствуя, как податливо двигается ему навстречу мое тело. Ужасно хочется его, хочется целовать его саднящими от мелких укусов губами, хочется всего его потрогать, хочется встать перед ним на колени, потереться о бедро, погладить там, где его еще никто не касался, языком исследовать весь пах. Но он не разрешает мне повернуться, прижимает телом к стене и шепчет совсем неразборчивое «явсесамненадо».
- Мой… - утыкается носом в затылок, и начинает двигаться, прислушиваясь к моему телу, не наращивая ритм, так, чтобы я каждой клеткой почувствовал его присутствие. Так хорошо… подаюсь назад и сжимаю ладонью его бедро. Глубже…
- Шизуо… Шизуо… Шизуо… - облизываю собственную ладонь и упираюсь лбом в кафель. – Шизу…
Сильнее сжимаю рукой член и запрокидываю голову.
Подставляю под воду пальцы в липкой сперме.
Ненавижу тебя. Ненавижу себя.
Спина покрывается мурашками от холода. Выкручиваю до отказа кран горячей воды и возвращаюсь под душ.
Я так жалок.
**
Он сидит ко мне в пол-оборота и курит, медленно затягиваясь и медленно выпуская дым, а я лежу и придумываю сравнения и сам утомленно улыбаюсь их изощренности. «Шизуо, ты так похож на Акутагаву, что рядом с тобой тут же хочется закончить свою жизнь самоубийством», «Шизуо, тебе так идет дым, будто бы ты был рожден богом тумана», «Шизуо, ты так похож на ангела в этом невесомом одеянии из выдохов; хочешь, я буду дышать только рядом с тобой и постепенно гибнуть от пассивного курения, чтобы ты смог проводить меня на Небеса?».
Шизуо не хочет, чтобы я умирал постепенно. Шизуо не согласен с естественным ходом вещей. Шизуо не готов ждать.
Я разглядываю его профиль, зарывшись в одеяло, и в темноте пытаюсь различить хоть какие-то эмоции на его лице. Что чувствуют убийцы, господин Гренуй? (11) О чем они размышляют, когда слышат мерное сонное дыхание своей жертвы?
Что должны чувствовать убитые, госпожа Салмон? (12) Должны ли они лежать и наслаждаться видом своего палача? Стоит ли им так пристально разглядывать его совсем не с целью дать более точный портрет полиции?
Наверное, я уснул в ванной, он одел меня, принес сюда, накрыл одеялом, а сам сел около балкона играть во взрослого мужчину, который только и делает, что курит, пьет и участвует в драках.
Выглядит отвратно. Это, Шизу-тян, абсолютно не приближает тебя к образу состоявшегося человека, который может защитить тех, кто ему дорог. Тебе-то, безусловно, кажется, что те парни в подворотнях, которых ты видел в детстве, пока вы с братом играли в прятки, выглядели очень круто, туша бычки о подошвы и сплевывая на тротуар, и испуганные девушки жались к ним, потому что знали, что найдут у них поддержку. Пока ты, Шизу-тян, культивировал в себе животное, я изучал психологию, и я скажу тебе: как бы ты ни старался, сколько бы ты ни пил, ни курил, ни корчил из себя брутального мужика, ты по-прежнему все тот же ребенок, который не может заступиться за своего брата и у которого трещат кости, когда он пробивает стену. Это нельзя изменить сигаретами, выпивкой и царапинами.
Особенно царапинами, - думаю я, наблюдая, как он откидывает голову, волосы спадают с лица, и становятся заметными новые синяки – мерзкие темнеющие пятна под глазом и на скуле. Проводит ладонью, будто бы не узнавая себя, ощупывает лицо, пальцами обводит губы, нос, лоб, стараясь запомнить, как он выглядит, когда больно; гасит сигарету и поднимается. Я тут же закрываю глаза, как будто мне пять лет и я уличен в подглядывании, и старательно начинаю сопеть. Он вытряхивает на кухне пепельницу, наливает что-то в стакан, возвращается в комнату и садится подле моих ног, спиной ко мне. Отпивает из стакана – мне в нос ударяет запах алкоголя, открываю глаза и рассматриваю его спину.
Грандиозных усилий мне стоит удержать в горле фразу «Шизуо, у тебя кровь», я сжимаю одеяло и советую себе заткнуться. Это не мое дело. Не мое дело. Не мое дело.
Он мнет рукой шею, расставляет шире ноги и тихо выдыхает.
Черт, - закусываю я губу, когда рубашка отлипает от тела и на ней особенно четко проявляются следы от раскрывшихся порезов. Никто не смеет касаться тебя так, как касаюсь я. Где ты нашел мудаков, которые смогли достать тебя так, что пришлось напрягать мышцы спины настолько, чтобы открылись раны? Кто достает тебя больше меня?! Покажи мне этого человека и я убью его, потому что я ненавижу конкуренцию.
Он сидит, свесив с коленей кисти, и такое ощущение, что в руках он держит копье, охраняя мой сон, готовый всадить древко в любого, кто посмеет его нарушить. Пока зверь спит рядом со мной, мне снятся хорошие сны, которых я не помню с утра. Зверь не пустит ко мне то, что сможет сделать мне больно. Он предпочитает ранить меня собственноручно.
Щелкает пальцами и неосознанно водит рукой в воздухе. У Шизу-тяна развивается невроз?..
Вытягиваю ногу и касаюсь стопой его поясницы.
- Ты не спишь?
- Уже нет.
- Ну ладно, - отпивает из стакана. Собираюсь с силами.
- Шизуо, я совсем тебе не нравлюсь? – разглядываю потолок.
- С чего ты это решил? – он даже не оборачивается.
- Ты перенес меня из ванной – и больше ничего. Я…
- Ты… - раздраженно передергивает плечами. - Можешь считать, что из ванны я забрал вымокшего кота и из любви к животным положил его спать в свою кровать. Не более того, - в стакане ударяются льдинки.
- Ты пытаешься абстрагироваться от того, что я это я, - провожу пальцами вдоль его позвоночника.
- Ну знаешь, кто бы на моем месте не пытался… - наклоняет голову, и я останавливаюсь около кровавых полос.
Где-то в глубине моего тела появляется смутное желание аккуратно разрезать его рубашку и припасть губами к разрывам, чтобы тихо-тихо утешать его, лечить, сидеть с ним половину ночи, трогать его ребра и сцеловывать кровь. Это желание, оно ползет от живота к горлу, и вырывается наружу судорожным хрипом.
- Что со спиной? Опять нарвался на учеников средней школы? – это не касается меня, успеваю подумать я перед тем, как слышу свой жалостливый голос.
Странно, что Ямагучи отпускают тебя одного. Ты ведь ценный сотрудник, отвечаешь за меня и все такое. А вдруг с тобой что-нибудь случится? Они выдадут мне нового зверя, который точно так же будет налаживать со мной контакты, выслушивая мои занятные истории и истерики?
- Да, твои школьники меня преследуют… видно, не наигрались в детстве в догонялки, - смешок. Упираюсь ногой в спину.
- Прости меня.
- За что же?
- Я доставляю слишком много неудобств.
- Такие твои фразы доставляют их еще больше… Изая, - он шикает и оборачивается. – Ты понимаешь, что если через неделю – то через неделю? Что я не прикоснусь к тебе раньше? Что я…
- Ты вообще меня не коснешься, - перемещаю ногу ближе к затылку, прямо на рану.
- Нет, я… - он хмурится, а я закрываю лицо ладонями, потому что терпеть не могу плохой актерской игры.
Не прикоснешься, Шизуо, ибо лекарства убьют меня раньше. И последнее, что я буду помнить в своей жизни, это укус иглы.
Я же, блять, не просто так валялся на холодном кафеле. Я успел все хорошо обдумать, очень хорошо обдумать, так хорошо обдумать, что почти убедил себя, что ничего страшного не происходит. Я хотел умереть от твоей руки?! Я умираю от нее! На что я, собственно, жалуюсь?..
Жалуюсь я на следующее, блять, выслушай меня, пожалуйста! Я жалуюсь на то, что теперь не я один ношусь со своей болью, со своей зависимостью, со своей тоской. Теперь это все живет в тебе, и я, ну как бы, чувствую за тебя ответственность, ох, твою мать, все не то.
Я же не доверял тебе. Понимаешь? Не доверял! Даже когда рыдал тебе в плечо. Даже когда ты снился мне голым. Даже когда мы целовались. Даже когда еще три часа назад я дрочил на тебя. Даже когда ты принес и вымыл меня от блевоты. Даже когда остался утешить меня во время очередного кошмара. Я не доверял тебе, сука ты.
А ты все равно умудрился меня предать.
И вот когда я лежал на ледяной плитке, чувствуя, как больно бьют струи по ребрам, я думал только об одном:
Как это так все вышло, м?
А теперь я лежу здесь, припечатанный твоими физическими увечьями, и понимаю, что я не следую логике. Я следую желанию утешить и успокоить тебя, вырвав свое сердце.
Надавливаю пальцами на виски.
Все настолько неудачно сложилось, что я даже и не знаю, кого из богов в этом обвинять.
К какому врачу мне обратиться? По какому номеру позвонить?
Это растет где-то внутри меня, яичувствую себя практически женщиной, слабой, беспомощной женщиной: это чувство, оно гнездится у меня под сердцем, я почти задыхаюсь от волнующего ощущения наполненности. И сейчас я слышу его злой клекот и шорох расправившихся крыльев. Птица во мне куда больше того пространства, которое может предоставить ей мое тело, и поэтому я лежу в предвкушении сочного звука разрываемой кожи спины, из которой растут крылья.
Ты сделал меня клеткой для этой хищной твари. И теперь она хочет вырваться из меня и вернуться к тебе.
А я ведь так к ней привязался, что не могу просто бросить ее здесь. И я остаюсь с тобой. Остаюсь.
Куда я денусь? Разве что сейчас я разбегусь, прыгну с балкона и нырну в небо, а там уже никакой боли, никакой злобы, никакой тоски. И там нет этого раздирающего изнутри чувства отчаяния. Я ничего не могу, ровным счетом ничего, Шизуо.
Спроси меня кто-нибудь, что такое бессилие, я попросил бы его представить себя на моем месте: я все вижу. Все понимаю.
Но ничего не могу сделать.
Я хочу уйти от тебя, правда. Но не могу.
Хочешь убить меня – убей.
Хочешь разрезать на части – разрежь.
Сделай со мной все, что посчитаешь нужным. Это тело больше ни для чего непригодно, кроме как лежать здесь, рядом с тобой, и задыхаться от раны, которую выклевывает орел, взращенный на моей крови.
Похуй на все.
Правда, Шизуо.
Похуй на все.
Просто останься со мной до утра.
Сжимаю пальцы.
Моя нога теряет опору: он подползает ко мне на локтях и тычется носом в щеку.
- Изая… я…
- Замолчи, - убираю руки с лица и вытягиваю их вдоль тела. – Просто замолчи, - я вылит из мрамора, я не могу повернуть к нему голову и посмотреть в его паскудные карие глаза. Я могу смотреть только прямо.
- Посмотри на меня, - хрипло.
- Нет.
- Прекрати вести себя как ребенок.
- Прекрати мне указывать.
- Изая! – упирается рукой рядом со мной и зависает над моим лицом. – Посмотри на меня! – неохотно перевожу взгляд и застываю. Ох, рыцарь…
«Кто ты?» - эй, как это получилось?.. Быстро провожу пальцами по заплывшему лицу, касаясь ссадин и синяков, которые раньше были незаметны, и силюсь узнать в этих искаженных чертах Шизуо. Он закрывает глаза и сдается на милость моих рук. «Кто ты?» - не узнаю его, хотя трогаю те места, которые мне доподлинно известны: вот выемка губ, шрам на левой скуле, затертая ссадина на переносице, - но вот заканчивается мой дикий волк, и начинается избитая собака: порез рядом со ртом, опухшая щека, рассеченная бровь…
Они изуродовали моего зверя, и теперь он боится прийти ко мне, приласкаться, потому что знает, что я буду в гневе.
Суки.
Не прощу.
- Шизуо, - забираюсь пальцами в волосы. – Больно? – массирую пальцами шею и подаюсь вперед на аромат виски, идущий от приоткрытых губ.
- Пройдет, - тихо. – Изая… почему я должен тебе все объяснять, - губы кривятся от недовольства, - почему ты не можешь читать мысли, а, Изая?... – глажу его по щеке и приподнимаюсь на лопатках, чтобы облизать словами ухо.
- Я могу, - спускаюсь ладонью к лопаткам и аккуратно пробегаюсь вдоль позвоночника. Ах, Джек, я такая доверчивая проститутка, давай ты сейчас выпотрошишь мне живот, а я сдохну с твоим именем на губах?
- Что я хочу тебе сказать? – облизывает край подбородка. Хороший, хороший Шизуо…
- Ты хотел меня… - провожу губами от уха до губ. – Но тело не слушалось… Хотел, потому что я был таким милым, таким трогательным, таким… - выдыхаю в губы. «Беззащитным».
Он просовывает руки под спину, крепко-крепко обнимает меня.
- Изая… - смущенно прячется в мои волосы. - Тебя задевает то, что ты мне не нравишься?
- Мне это безразлично, - почесываю его затылок.
- А если бы я сказал, что ты очень красив?
- Но ты ведь не сказал этого, - вытягиваюсь вдоль его тела.
- Да, действительно, - он заводит руку за голову. - А тебе хотелось бы?
- Нет, наверное, - кладу голову ему на грудь и спускаюсь рукой к животу.
- Почему? – перебирает мои волосы и втягивает носом мой запах.
- Что от этого поменялось бы? – глажу накачанный торс и слушаю размеренное биение сердца.
- Ничего. Просто тогда хотя бы один из нас говорил правду… - приоткрываю рот и вбираю вместе с тонкой тканью его сосок. Резкий выдох – он заплетается пальцами в моих волосах и прижимает к себе.
- Ты итак не лжешь, Шизуо… - сползаю на живот и закрываю глаза.
Мне тошно от того, что я говорю. Ты отлично лжешь, Шизуо. Только я лгу еще лучше.
Покажи мне в этой комнате человека, которого интересует правда, если ложь так обольстительна и привлекательна. Покажи того, кто захочет вернуться в реальность, если нам так комфортно в воображаемом мире нашей привязанности.
- Изая… - теплая рука забирается под ворот майки и ласкает шею. – Почему они тебя ищут? – настороженно замираю.
- Почему ты спрашиваешь?
- Я имею право знать, нет?
- Это ведь было не твоим делом, - поднимаюсь на локте.
- Но теперь ситуация изменилась, - он широко улыбается и гладит меня по голове, и я, не сдержавшись, довольно урчу ему в живот.
- И как же она изменилась? – жую край его майки. – Ну, кроме того, что она стала хуже…
- Теперь я во все это вмешан… - пальцы ласково проходятся по щеке, и я, просунув руку ему под спиной, обнимаю его за талию.
Ох ты, сука, это было неожиданно! Точно, теперь же ты, следуя твоей истории, не просто хочешь передать меня Тому, но еще и скрываешь меня от якудз, ай да Шизуо! Только я хитрее…
Приподнимаю майку и провожу кончиком языка по животу, слушая твой скомканный выдох.
Ты же хочешь узнать, стоит ли меня защищать, да, рыцарь? Хочешь послушать, почему эти недоумки так бесятся, почему я им так нужен? Ты хочешь меня спасти…
Запускаю руку под ткань и удобно умащиваюсь на его бедрах, щекой касаясь нежной кожи ниже пупка.
- Который час?
- Около двух.
- А ты не проспишь?
- Тебя это волнует? – интонация резко забирается вверх, и проступают ноты агрессии. Почему ты злишься? Не злись, я не хочу, чтобы ты злился, - целую выступающую кость, и он, выдыхая сквозь зубы, кладет руку на мой затылок, поглаживая большим пальцем шею. – Расскажи, я все пойму… - в твоем голосе слишком много отчаяния. Не знаю даже, кого из нас нужно спасать.
- Мне казалось, что будет весело, - забираюсь носом под его майку, и он накрывает нас одеялом. – Знаешь, как в компьютерных играх: надо что-то сделать, чтобы достигнуть следующего уровня… а я хочу быть очень сильным. Это все сначала было таким простым, как в «Картах»: все друг другу улыбаются, жмут руки… - он кладет на меня ногу и гладит лодыжку. – Шизуо, они все глупее меня, понимаешь? Так это все злит… - заползаю дальше под майку. – Как я недосмотрел?..
- Что произошло?
- Я не слишком честно вел сделку… - кладет руку мне на спину, и я щекочу дыханием его торс.
- Плохо верится в то, что они сами тебя поймали. Не открылся ли ты сам?
- Типа того… Я не лег под босса, - упираюсь лбом в его живот.
- Почему?
- Я не сплю с теми, кто мне противен, - стягивает с моей головы свою майку и привлекает к себе.
- Но ты же спишь со мной… - темно-карие глаза близко-близко, и в темноте кажется, что они черные и в них можно увидеть будущее, как в воде на дне колодца. Скажи мне, что нас ожидает…
- Поцелуешь меня? – улыбается и укладывает меня к себе под бок. – Пожалуйста… - царапаю живот, и он прикрывает глаза.
- Нет, - прячу лицо у него под мышкой и губами обхватываю майку. - Мне надо подумать над тем, что я тебе нравлюсь, не отвлекай меня, - гладит тыльной стороной ладони мое лицо.
Придурок.
- Хочешь, фильм посмотрим?
- Я хочу, чтобы ты меня поцеловал, - он поднимается с футона, и я заворачиваюсь с головой в свое фиолетовое одеяло. Где же моя иголка с нитками? Самое время зашить себе рот.
Я ведь действительно не могу остановиться, и мне кажется таким нелепым, что мы тратим время на разговоры, когда мы можем лежать рядом и молчать. Понимаешь, Шизуо, это ведь даже слишком интимно – лежать и молчать. Нельзя же ничем оправдаться. И я буду видеть, как ты прикрываешь глаза, когда я касаюсь твоего лица, и ты не сможешь сказать мне «нет». И я не смогу сказать тебе «прекрати», когда ты потянешься ко мне. Мне придется быть с тобой честным.
Садится обратно, и слышен шорох работающего компьютера.
- Изая… - рука пробирается под покрывало, и я кусаю его за пальцы, оставляя на языке горьковатый привкус табака. Вскрикивает от неожиданности и рывком стягивает ткань. Закрываю глаза. – Изая! – не хочу смотреть на тебя. Мне приходится сталкиваться лицом к лицу со словами, которые я только что произнес.
Теплая рука касается низа живота. Горячий язык облизывает нижнюю губу. Приоткрываю рот.
- Все равно не поцелую… - насмешливо выдыхает, и его слова стекают в мой пищевод, где их раздирают на части бабочки.
Вслепую провожу пальцами по его лицу, глажу подбородок.
- Что за фильм?
- «Rock-n-Rolla».
*
Я не могу уснуть, потому что внутри моего черепа царапаются жуки, каждый из которых несет на своей спинке слово «Рок-н-ролльщик». Гай Ричи – сын шлюхи и Сатаны. И я больше никогда не буду смотреть его фильмы.
«Всем нравится красивая жизнь - кому-то ближе бабло, кому-то наркота. Одним секс, другим гламур, третьим слава. Но Рок-н-рольщик, он не такой. Настоящему Рок-н-рольщику нужно всё и сразу!»
Выворачиваюсь на спине.
Настоящий Рок-н-ролльщик, Ричи, подыхает раньше, чем успевает понять, как сильно он проебался с этим «все» и этим «сразу».
Напишу длинные мемуары в назидание потомкам и детям, которых у меня никогда не будет, где расскажу, что чем больше смеешься, тем больше приходится плакать. Подпишу петицию о запрете просмотра фильмов, сделанных в Голливуде. Отошлю жалобу в министерство информации и подам иск на Ричи.
Это все такая неправда.
Грудная клетка Шизуо размеренно поднимает и опускается, а я, приложив к ней ухо, слушаю биение его сердца.
Тогда, в семнадцать, думал ли я о том, что однажды пожалею, что принял наркоту? Думал ли я о том, что этот далекий день, когда мне захочется жить полноценной жизнью, настанет? Приходила ли ко мне мысль, что все станет настолько дерьмово, что я предамся мечтаниям о том, «как могло бы быть»?
А с другой стороны, если бы я не был таким конченным, если бы берег свое тело, избегал контактов с людьми, от которых за километр пахнет неприятностями, встретились бы мы с тобой сейчас? Была бы у меня возможность оценить то, как снисходителен ты ко мне и как прощаешь абсолютно все? Если бы я не был таким жалким сейчас, принял бы ты меня?
Нет. И, безусловно, мне так хочется сейчас находиться с тобой, и я теснее прижимаюсь к тебе…
Но если бы сейчас кто-нибудь предложил мне обменять почку на возможность тебя не знать, я бы согласился без раздумий.
Ты делаешь меня очень слабым. Настолько слабым, что я и дышать-то могу, только когда ты рядом, а все остальное время – плачу и задыхаюсь. И я не люблю тебя, Шизуо, я не люблю тебя.
Я по-прежнему так сильно тебя ненавижу, что кости выходят из суставов. Но нет тебя – нет меня. Занимательная алгебра.
Если бы мы жили с тобой в разных странах или хотя бы в разных городах, мы смогли бы избежать участи быть знакомыми, мы смогли бы никогда не встретиться. У нас был бы шанс прожить счастливую жизнь. Мы упустили его.
Дьявол! Давай же вслушаемся в этот звук утекающих возможностей.
С каждой секундой все будет становиться только хуже.
Я сжимаю его руку и кладу голову на плечо.
Какая разница.
Завтра не наступит никогда.
**
Мрачное воскресение.
Ты открываешь глаза и с самого порога утра ныряешь в безысходность. Крышка фортепиано откинута, и Реже Шереш наигрывает знакомый мотив. Ты похлопываешь инструмент в такт, другой рукой смазывая мылом шею, напеваешь слова и двигаешься в кухню за табуреткой. Набрасываешь петлю на крюк в потолке, встаешь на стул и замираешь в предвкушении того, что сейчас-то дверь обязательно откроется, придет твой спаситель, снимет с тебя веревку, потреплет по голове и скажет, что ты глупый, глупый, он же тебя так любит, что ты делаешь. Он придет, утешит тебя, фыркнет тебе в волосы, засмеется, обняв, расскажет о том, что вы со всем справитесь, раньше же справлялись. Поэтому совсем не страшно видеть эту даму в углу, которая так загадочно тебе улыбается. Ты веришь, нет, ты знаешь: он уже едет в метро. Через десять минут он будет здесь.
Дверь закрыта.
Никто не придет.
В самом конце ты окажешься в полном одиночестве.
Но сейчас ты цепляешься за руку и шепчешь в открытые пальцы посиневшими губами: «Только не уходи. Я умоляю тебя. Только не уходи». И он остается.
Потому что даже перекачанный таблетками, плохо разговаривающий, вонючий, грязный, ты нужен ему.
Пока нужен.
Он поклялся любить тебя вечно.
Но в наше время вечность длится немного короче, чем раньше.
**
Задеваю пальцами его лоб, отводя в сторону челку. Рассеянно, сонно улыбаешься и трешься о мою ладонь. Птица внутри меня бьется о грудную клетку, обрадованная утренней кормежкой.
- Ложись… - приподнимаешь руку, и, когда я ныряю к тебе под одеяло, обнимаешь меня, обезоруживая теплотой и уютом.
- Тебе не надо на работу?
- Нет… - проводит носом по виску и целует в щеку. – Спи.
И я затихаю, прижимая кулаки к твоей груди.
*
Осторожно, стараясь не будить, освобождаюсь от его руки и иду в ванную.
Открываю шкафчик.
Я буду жить не очень долго, не очень счастливо, не слишком достойно, и я не стану примером для других. Я буду жить вором, выкрадывая у вечности каждую секунду своего существования.
Встречаюсь с собственным отражением в зеркале. Я сейчас выгляжу лучше, чем когда-либо еще.
Ты предаешь меня, Клеопатра, но мои чувства снесут и эту рану (13).
Я хочу быть с тобой, упиваться твоей виной, дышать отравленным раскаянием воздухом. Я хочу видеть, как ты страдаешь.
И ты не заставишь меня умереть.
Надламываю горлышко ампул. Мелкой алмазной пылью на пальцах остается битое стекло. Бесцветная жидкость утекает в канализацию.
- … что ты делаешь? – он застывает в дверях, с удивлением смотрит на меня и делает шаг вперед. Не подходи.
- Ничего, - молча стоит на месте какое-то время, потом закрывает дверь и цокает, складывая руки на груди.
- И ты знал? – переворачиваю очередную ампулу. – Ты знал, и все равно лег рядом со мной? – методично продолжаю уничтожать упаковку. – Блять, как ты мог?! – дергает меня за плечо, и я поджимаю от обиды губы, сосредотачиваясь на движениях пальцев. – Почему ты не ушел, Изая?! Не попытался отомстить мне?! Почему ты остался и сделал вид, что ничего не произошло?! – надрывно кричит. – Отвечай мне!
Молодец, кричи сильнее, чтобы я точно забыл все наработки к этой сцене! Давай! Что тебе стоит! Меня колотит от осознания того, что я делаю, от того, что происходит, но так нужно! Я же принял решение.
- Куда мне идти?.. – нервно касаюсь пальцами лба. – С кем еще мне лечь рядом? Давай позвоним этим людям, я с радостью с ними познакомлюсь… - последняя капля лекарства, бросаю пачку на пол.
- Что с тобой происходит?! – пихает меня, и я натыкаюсь спиной на раковину. – Ответь! Изая, почему?!
- Ты действительно такой придурок?.. – на секунду перестает мучить меня риторическими вопросами, а потом кривит губы.
- Ты готов пойти на все, чтобы выиграть у меня, да? – склоняет голову набок, и челка закрывает глаза. Голос становится тихим. – Это же очередной уровень в твоей игре… - мудак.
- Да, точно, - зло ударяю его в плечо. – Правильно, это только очередной уровень! Сначала поверить кому-то, а потом узнать, что он пытается тебя убить! Э-ге-гей, как занятно! Блять… - все-таки не сдерживаюсь и закрываю ладонями лицо.
- Я не…
- Что ты «не»?! Ты не хотел, да?! Ты чисто случайно сначала делал вид, что ты так меня понимаешь, ни в чем не упрекаешь, что можешь поддержать меня?! Или ты вообще ничего мне не говорил, и это только мои фантазии?! И ты не собирался давать мне эти таблетки! Я сам их купил и сам принял! Так, Шизуо?! – маленькая комната заполняется моим криком.
- Не так… - он подносит пальцы ко рту и с силой кусает их. – Я правда хочу тебе помочь…
- Убив меня?! Огромное, блять, спасибо!
- Да пошел ты нахуй! – он вскидывает голову и щерится. – Ты сам умолял убить тебя, а теперь ты корчишь из себя недовольного?! Нашел смысл жизни за три дня?!
- Да, нашел! Что ты вообще обо мне знаешь?! – ударяю его по лицу, и на месте пощечины остается алый след.
- Ты думаешь, тебе больно?.. – мы закованы в одну цепь, идиот, и я слышу каждый отголосок твоей боли, я знаю, что раню тебя. Но ты скажи, скажи, как все на самом деле, или придумай что-нибудь, и я поверю в любую ложь, ты же сам видишь, как со мной все плохо. Я ведь даже не могу тебе в любви признаться, потому что это неправда, и ты это знаешь. И мне абсолютно нечем тебя удержать.
Ты не слышишь звона металла, когда отдаляешься от меня, но ошейник на моей шее болезненно затягивается по мере того, как ты отходишь в сторону. Я слишком гордый для того, чтобы любить тебя. И поэтому я просто терплю боль.
Он отворачивает голову и открывает дверь. Медленно выходит в коридор, поворачивает ключи в замке, достает кошелек, вынимает оттуда деньги.
- Уходи, Изая, - дежавю.
- Что?.. – я растерянно опускаю руку, и блестящие стеклянные пылинки порошком осыпаются на пол. – Куда мне идти?
- Куда угодно. Я тебя прошу… - он с силой зажмуривается и сжимает пальцы в кулаки. – Уходи.
Изваяние пытается спрятаться за челкой. Бумажки, плавно танцуя в воздухе, опускаются на пол.
- Ты окончательно ебнулся, Шизуо? – прекрати бесить меня, иначе сейчас мой язык раздвоится, и я отравлю твою жизнь. – Скажи мне, Хэйвадзима, тебе кажется недостаточным то, что я молча делаю вид, что ничего не произошло? Тебе кажется, что я мало унижаюсь?! – толкаю его в плечи, и он многострадально запрокидывает голову, кривя губы.
Сукин сын… Кусаю себя за пальцы. Ну что, что мне сделать, чтобы заткнуться, чтобы не портить ситуацию еще больше… Хочешь, вырву себе язык и никогда больше не пророню ни слова, буду только немо тебя обожать? Хочешь, вырву себе легкие и не посмею вздохнуть в твоем присутствии? Хочешь, вырву себе сердце, вымою его и положу рядом с тобой на тумбочку, чтобы оно билось в такт твоему дыханию?
- Ты унижаешься?! А нахуя?! – отбрасывает мои руки и ведет плечами. – Ты можешь идти, Орихара! Давай, пиздуй, дверь открыта! – главное, не расплачься, когда я буду уходить, ок?
- Я не это хотел сказать.
Я вообще ничего не хотел говорить, просто… мне так обидно, Шизуо. И еще как-то больно, как-то нездорово, знаешь. Я ведь обычно мальчик-самоконтроль, собранный, холодный, а сейчас готов упасть на колени и ждать, пока из моей спины прорастут крылья, чтобы я смог спрятаться от тебя. Я не хочу любить тебя, Шизуо. Я не нахожу в себе сил поверить людям. В этой жизни мой фонд доверия к миру исчерпан. Свяжись со мной в следующей реинкарнации.
Позови меня в следующей жизни, когда я смогу спокойно воспринять то, что от того, смотришь ты на меня или нет, зависит частота моего пульса. Позови меня. Я приду.
…
БЛЯТЬ, КОМУ Я ЛГУ! Я хочу быть с тобой прямо сейчас, я хочу обладать тобой прямо здесь, мне так надоело ждать, мое тело ужасно тоскует по тебе, я только и делаю, что пытаюсь не потерять остатки самообладания, вдыхая твой запах, я держусь из последних сил…
Мне плевать, что ты хочешь меня убить. Мне плевать, что ты хочешь меня сдать. Мне плевать, что ты со мной только из-за денег.
Мне плевать абсолютно на все. На всех. Какое мне дело до этих условностей: друг-враг, всей этой философской чуши, всех этих разговоров… Важны только чувства. Ну или то, что выжирает меня изнутри. Может, этому есть и другое название.
Ты будешь моей идеальной Джульеттой, я убью себя в твою честь!
Это все самообман, это только самовнушение… Выпишите мне больше этих таблеток, пусть их действие продлится дольше.
За полторы недели больше, чем за всю жизнь, Шизу.
- Шизуо… - мой ли это голос, который сейчас может произнести только его имя? Я ли это подхожу к нему и чувствую спазм, когда вижу его подрагивающие губы? Я ли хочу обнять и успокоить его, и поэтому протягиваю к нему руку? Я ли испытываю предсмертную агонию, когда он избегает моих пальцев и в беззвучном крике приоткрывает рот?
Болезненно морщится, упирается в стену и закрывает лицо ладонями.
- Уходи… - ты не сможешь укрыться от меня.
- Не смей… - прислоняюсь лбом к его плечу, - не смей теперь оставлять меня одного… - у меня не хватает сил на злость, я всего лишь хочу, чтобы ты прекратил повторять это ужасное слово, чтобы ты укутал меня одеялом, хочу, чтобы мы вместе пережили еще одну ночь ломки, это так просто, Шизуо… Для того, чтобы быть вместе, просто не нужно быть поодиночке, понимаешь? – Ты ведь хочешь быть со мной, правда? Хочешь выслушивать мои исповеди? Хочешь обнимать меня во сне? Хочешь просыпаться со мной утром? Хочешь?..– пальцы предательски дрожат, когда я пропускаю сквозь них светлые пряди, и опускаю ладонь ему на шею. Прижимаюсь совсем близко и слышу усталое биение его сердца.
Я неподходящая для тебя компания, я знаю. Я весь такой несуразный, со мной всегда так трудно, хуже всего: я не могу дать никаких гарантий, что завтра мы все еще будем вместе. Я не могу дать гарантий, что мы будем вместе до сегодняшнего вечера. И твое сердце не выдерживает уже сейчас: оно бьется тише, медленнее, не желая быть охотничьей собакой, которая бежит за моей эфемерной любовью, - а я только хохочу над его потугами.
Глупый, глупый Шизуо, я смеюсь, потому что пытаюсь не заорать от страха и не спугнуть твою худую борзую, которая принюхивается к моему кровавому следу.
Шизу, это ведь не любовь… это хуже. Это больнее. Это сильнее. Любви.
- Я…- в муке кривит губы, кладет руку мне на затылок, привлекая к своему плечу, и я, растерянно сжимая кулаки, приготовившись обороняться от стрел, вдыхаю его запах. – Ну пожалуйста, уходи, - он крепче прижимает меня к себе, наклоняясь над ухом. – Если мы будем вместе, это убьет нас… Это убьет кого угодно… Твоя любовь, Изая… ей нужны жертвы. А мне нечего ей отдать… - обнимаю его за талию, судорожно целуя в шею, слизывая его холодный пот.
- Не бойся, Шизуо, я сам ее покормлю… она будет очень послушной, я посажу ее на цепь, она не тронет тебя… - истерично хихикаю и утыкаюсь носом в ключицы. – Я сам, сам, она будет только смотреть на тебя со стороны, не прогоняй ее… - обхватывает рукой мою спину, и теперь между нами не остается места ни для чего, кроме злого клекота птицы. Она так недовольна мной, что бьет крыльями по клетке. Потому что она тоже знает, что я ничего не могу ей сделать. Ее хозяин ты. Моя любовь подчиняется только тебе. А ты так к ней безразличен.
- Мы… я не могу так, - слов почти не расслышать, и он, дрожа, проводит пальцами по моим губам. Мой рыцарь, ну что же ты так сдаешься сразу, я не могу смотреть на тебя, мне не хочется думать, что я - причина твоих страданий… Он изгибается в судороге бессильной злобы.– Пожалуйста, уходи отсюда быстрее. Мы созданы для того, чтобы быть врагами…
- А я не хочу быть твоим врагом, - с силой притянуть к себе и впиться в рот, будто если я не поцелую его сейчас, то задохнусь. Горькие губы, которые отвечают мне, жадные руки, которые тут же спускаются со спины на талию, крепко обнимают и выдавливают последний воздух. Ты опять хочешь разрушать и сдавливаешь ладонями мои ребра, пальцами впиваясь в тонкую кожу. Еще – подставляю рот, и он проводит языком по небу, кусает за нижнюю губу, надавливает на щеку. Давай только целоваться. Давай не будем больше разговаривать.
Злоба и отчаяние непередаваемы на вкус, я нежно сцеловываю их, дотрагиваюсь до выемки его губ, оставляю там маленький поцелуй, а потом он отстраняется, я пытаюсь притянуть его к себе, цепляюсь за волосы и…
- Я…
- Закрой рот, Изая, я не хочу этого слышать… - зажмуривается и целует подбородок, приоткрывая рот.
- …хочу быть с тобой, - он задыхается от попадания в сердце, выгибаясь подо мной.
- Ты лжешь… ты всегда лжешь, - нервно поправляет рукой свои волосы и дергает за пряди. – Ты мне лжешь, Изая... – пьяно смотрит на меня и отводит пальцами челку. - А я тебе не буду лгать… - проводит ладонью по спине и обнимает за шею. - Слушай меня внимательно, Орихара, - хрип, полная вранья, - проваливай из моей квартиры. Из моей жизни. Я не хочу тебя видеть. Не хочу играть в твои игры… У моей любви к раненым животным есть предел, - меня съедает мелкая дрожь, я вжимаюсь в него, и он, распахивая шире глаза, пытаясь не смотреть на меня, гладит мою спину.
- Нет, Шизу, взрослые мальчики так не поступают… - они, спрятав от мамы собаку, оставляют ее потом на всю оставшуюся жизнь. И собака становится очень преданной.
- А я не хочу быть взрослым, - стискивает пальцами мои плечи и насильно отталкивает меня. – Я не хочу быть взрослым. Почему ты не предупредил меня в школе, всезнающая крыса, что в этой взрослой жизни мне не понравится? Почему ты не сказал, - проводит ладонью по моему подбородку, и я доверчиво тянусь к нему, - что здесь будет плохо?
- Я не знал, правда, не знал, - кладу руку ему под спину и обхватываю за талию. – Прости меня…
- Я прощаю тебя, - заправляет мне волосы за ухо и наклоняется к моим губам. – Я прощаю тебя за все… А теперь уходи, - зачем же тогда ты так крепко обнимаешь меня?
- Ты ведь меня не отпустишь, дурак, - я перехожу на шепот, подтягиваясь к его рту. - Ты ведь хочешь мне помочь… хочешь меня защитить… хочешь меня оберегать…
- Я хочу, - он облизывает мои губы и упирается лбом в висок. – Но в моей жизни есть и другие вещи, сохранить которые важнее. Ты очень самостоятельный. Ты справишься, - закусывает губы и с усилием отстраняется от меня. – Я не позволю тебе остаться. Я не позволю тебе разрушить то, что осталось от моей жизни, Изая.
- Ты в этом так уверен? – ах, как остро звучит мой металлический от злости голос. Им можно расчленять детей.
Важнее меня? Важнее меня?! Что может быть важнее меня, если только рядом со мной ты исходишь на такую истерику, страсть и кровь, что Мессалина завистливо кусает локти?! Что может быть важнее меня, если я тебе даже снюсь?! Что может быть важнее меня?! Если я тебя так…
Вы все меня бросаете. Ты. Мама. Отец. Сестры. Всем на меня плевать. Только вот когда я был маленьким, я не мог ничего с этим поделать. Мне приходилось прятаться в ванной под водой и плакать там, потому что никто не готов был вытирать мои сопли. Но сейчас, Шизуо, я достаточно вырос, чтобы научиться заставлять людей быть со мной. Мне откровенно похуй на твое разрешение. Я могу приставить тебе нож к горлу, могу попытаться тебя покалечить, могу взять в заложники твоего обожаемого брата, я могу заставить тебя полюбить меня… Я могу уничтожить тебя и то, что тебе дорого, заменив все это собой. Я могу сломать тебя, а потом починить, и играться с тобой, пока мне не наскучит.
Я оскаливаюсь. А ты сжимаешь пальцы в кулаки.
Только вот я не хочу этого.
Потому что это ты. Ты, который, сонно улыбаясь, чешет мне спину, чтобы я поспал еще немного. Ты, который, куря, оглядывается на меня через плечо и поджимает губы, если я не смотрю в твою сторону. Ты, который так восхитительно выглядит в обтягивающих майках или без обтягивающих маек. Ты, который слушает меня и утешает. Ты, который раздражает и бесит меня.
Если бы я не был так к тебе привязан, я бы приказал тебе остаться со мной. Но это не по правилам. Не в этой игре, где я ношусь со своими неразделенными чувствами.
И ты понимаешь, - я улыбаюсь и убираю руку с твоей талии, - радости в том, чтобы быть с тобой, если этого не хочешь ты, никакой нет. Ты не любишь меня. Но это и к лучшему.
Наклоняюсь и поднимаю деньги. Зашнуровываю кроссовки.
- До свидания, Шизуо, - дверь в твою жизнь закрывается за моей спиной.
__
11. Зюскинд, «Парфюмер»
12. Сиболд, «Милые кости»
13. Шоу, «Цезарь и Клепатра»
@темы: fiction
-
-
21.09.2011 в 22:24