I'm a five-pound rent boy, mr. Darcy.
Это все было крайне внезапно.
А еще я потом уже вспомнил, что у тебя же действительно есть подружка-блондинка.
Название: Обладать и принадлежать
Автор: Entony
Бета: -
Рейтинг: NC-17
Фэндом: Durarara!!
Пейринг: Шизуо/Изая
Жанр: romance, PWP
Статус: завершен
Размер: mini
Саммари: опасный гетеросексуальный мир
Предупреждения: насилие, нецензурная речь, гетеросексуальные контакты
Права: искусство фикшена свободно от предрассудков и правообладания
текст- Шизуо… - вскидываешь вверх руку и машешь ей в воздухе.
- Я не могу больше терять здесь время, - быстро выходишь из бара, на ходу закуриваешь, сдерживаясь из последних сил, чтобы не расхерачить витрину или разломить кому-нибудь череп. Нащупываешь в кармане ключи, сворачиваешь в подворотню.
Сукин сын. Сукин сын. До боли сжимаешь кулаки, сплевываешь на асфальт, продолжаешь идти против движения. Трахнутый в голову ублюдок. Как он посмел.
*
- Изая, хочешь еще? – эта телка зачерпывает еще одну ложечку мороженого и протягивает ему, а он, блять, сидит и улыбается так, как будто у него стоит, и единственное, что обозначает эта тошнотворно-похотливая улыбка, это «Давай трахнемся быстрее».
Ты знаешь. О да, ты знаешь об этом не понаслышке.
Ты встряхиваешь руки, избавляясь от капель воды, и смотришь, как он аккуратно облизывает ложку, как обводит кончиком языка контур своих губ и как самодовольно ухмыляется, когда у телки приоткрывается рот в ответ на его манипуляции.
Ты только что вышел от шеф-повара, который слишком увлекся тратой чужих денег на свой ресторан, только что ты еще казался себе таким охуенным и крутым. Мир фантазий, где ты предстаешь таким уверенным в себе, этот мир как обычно рушится под воздействием этого человека.
Ты вытираешь руки полотенцем и спокойно, как в кинотеатре, следишь за тем, как этот мудак протягивает к ней ладонь, касается пальцами ее щеки и, перевешиваясь через стол, целует ее. Хочется верить, что это обман зрения, наркотическая галлюцинация, но нет. Нет-нет-нет, это реальность. И желание убить этого отморозка тоже реально.
Он делает это точно так же, как делает дома, когда ты сидишь за столом и ешь что-нибудь, а он только что пришел. «Это очень домашнее движение, какого черта он демонстрирует его здесь», - думаешь ты, наблюдая за тем, как длинные пальцы девушки запутываются в его волосах и притягивают ближе.
Хах, да, это саднящее чувство между ребер, некоторые называют его «болью». Потому что ты, в общем-то, делаешь точно так же. Потому что нет никакого другого способа заставить его быть рядом – только тянуть к себе и держать за волосы, чтобы он никуда не делся.
Вот он разрывает поцелуй, макает палец в мороженое и проводит по ее губам, а она облизывается, как облизываешься ты, когда он усаживается тебе на живот и снимает майку.
Он всегда выгодно смотрится на фоне людей, который не видят в нем дефективного морального урода, потому что они искренне хотят нравиться ему, хотят, чтобы он любил их. И поэтому на секунду ты заглядываешься на то, как он играет на контрасте с этой пышногрудой блондинкой: худой, бледный, темный. На том же контрасте он играл бы и с тобой, позволь ты ему играться с собой в принципе.
Ты все о нем знаешь. Все.
Так тебе казалось ровно до того момента, когда выяснилось, что человек, с которым ты спишь, предпочитает не накачанных парней, а пышных девушек.
Мир полон затейливых открытий.
В глаза темнеет, когда он поднимается и уводит ее за руку через прозрачные стеклянные двери, которые вполне могли бы сойти за хрустальные врата гетеросексуального замка.
- Шизуо… - голос доносится откуда-то издалека. – Шизуо, ты рвешь полотенце.
- Скажи спасибо, что я не рву тебя.
*
Появляешься дома спустя часов пять или шесть: пока вы пытались закончить дела в ресторане, ты пытался закончить агонизировать и срывался на всем, чем можно. Орал. Бил посуду. Бил должников. Разъебал полресторана, руководствуясь инстинктом танатоса. И все это время представлял, как ты зайдешь и…
- Изая, ты дома? – снимаешь обувь, бросаешь на тумбочку ключи, поднимаешься на второй этаж.
А он смотрит что-то на ноутбуке, болтает в воздухе ногами.
Хватаешь за ногу и с силой сжимаешь пальцы.
- Ай, Шизу-т... – замолчи, блять! С кровати слетает ноутбук, и он испуганно оглядывается на тебя, чувствуя, как ситуация резко вышла из-под контроля.
- Шизуо, какого хуя происходит? – вжимаешь эту блядь в кровать.
- Заткни пасть, - хриплый рык, тянешь за волосы и запрокидываешь голову, второй рукой пробираешься под майку и больно сжимаешь ему сосок. Отпихиваешь его от себя, срываешь с него майку и возвращаешь на исходную позицию под тобой.
Да, именно там его место. Под тобой.
Кусать, до крови, чтобы слышать шипение, чтобы чувствовать, как напрягается тело, когда вонзаешь зубы ему в плечо, когда ногтями оставляешь на спине полосы. Когда впиваешься губами в шею, когда по-хозяйски залазишь к нему в штаны.
У этого недоноска стоит. Какая же он шлюха.
До одури злишься, стаскиваешь с него джинсы, вытягиваешь из них ремень.
- Встань, - наматываешь часть с пряжкой на руку, но он замирает, очевидно, блять, все еще надеясь, что ты передумаешь. – Встань, твою мать!
Закусывает губы, но все-таки встает на четвереньки.
- Расставь ноги шире.
- Шизуо…
- Заткнись! – ремень оставляет после себя алый след на его белоснежной коже, и он со вскриком подается вперед, а ты находишь его член и понимаешь, что ему это все нравится, потому что он начинает истекать и непроизвольно сжимать мышцы. – Ты потаскуха, Изая… - и видишь, как он облизывает свои губы, представляя, как ты входишь в него.
Маленькая сучка, которая задирает задницу, чтобы тебе тут же захотелось трахнуть ее, знает, что делает, потому что ты расстегиваешь брюки, касаешься себя, глядя на то, как он подставляет себя под тебя.
Размах – и он стонет от боли, но все равно тянется к тебе и трется о бедра, раздвигая пальцами ягодицы.
Блять, как он злит!
Похуй на презервативы, похуй на смазку – так только еще больше кайфа видеть, как он прогибается, пока ты суешь в него еще глубже, и он впиваешься пальцами в твое бедро.
-Как ты меня заебал, как ты меня заебал… - даже не наклоняешься к нему, чтобы сказать это, как делаешь обычно: низко, хрипло, эротично, чтобы он подался бедрами назад, пытаясь поймать твой голос, чтобы повернул голову для быстрого поцелуя, чтобы шикнул и прочнее уперся рукой в стену. Потому что в этот раз он действительно затрахал своими выходками.
Подтягиваешь его к себе за бедра, руками разводя ноги еще шире и приподнимая его за живот.
- Выше!
- Больно, Шизуо, - он всхлипывает и вжимается в подушку.
- Я сказал тебе, блять, поднять свою задницу выше! – упираешься рукой ему в спину, одновременно входя так глубоко, что при каждом толчке яйца бьются о его промежность. Из вас двоих едва ли кто-то получает удовольствие: он дергается при каждом новом движении, а ты долбишься настолько быстро, что не успеваешь оценить, насколько сексуально он выглядит в этой позе, как охуенно смотрится твой член в его дырке, и как, блять, хорошо, чувствовать, что ты трахал его столько раз, что сфинктер даже не сжимается на подобное варварство. Резкие, отрывистые движения – и с каждым разом сильнее и сильнее вжимаешь его в матрас. Слышишь, как стучит в ушах кровь, как тело выгибается, чтобы соприкоснуться с большей плоскостью его потного тела, и ты почти готов, но… Выходишь из него – и он судорожно вдыхает, потому что знает, что пока ты не кончил, это будет продолжаться.
- Шизуо… - явно хочет сменить позу, шевелит затекшими ногами, и так бесит, так бесит, потому что даже в такие моменты он думает о собственном комфорте.
- Забейся, блядь, - переворачиваешь его на спину, задираешь ногу на плечо и опять входишь в него, засовывая ему в рот пальцы. У него бесстыдные пухлые губы, потому что он искусал их, пока ты трахал его, и ты проводишь большим пальцем по губе, надавливая на ранки. Эта шлюха с готовностью облизывает, посасывает пальцы, прикрывает глаза, воображая, скорее всего, как делает минет, и явно получает мазохистское удовольствие от того, что сейчас ты раздираешь ему анус и еще неделю он не сможет нормально сидеть. «Сука, сука, сука», - пот скатывается по его впалому животу, и ты уже не можешь остановиться, глядя, как он закусывает собственные пальцы, то почти полностью выходишь из него и слышишь протяжный недовольный стон, то вбиваешься так, что он ударяется затылком и поднимает бедра тебе навстречу, чтобы не было так больно. Он пытается трогать себя, но ты бьешь его по руке, и он стискивает простыню. Еще сильнее – и он обхватывает себя руками за бедра, впиваясь ногтями в белую кожу.
- Шизуо… - ублюдок приоткрывает рот, прекрасно зная, что твоей самой желанной фантазией по-прежнему остается он на коленях перед тобой с открытым ртом, и ты, рыча, наваливаешься на него, целуя, чувствуя, как его член, истекающий смазкой, утыкается тебе в живот. Он обнимает тебя за спину, прижимает к себе, и ты, блять, кончаешь от того, как тебе нравится полностью обладать им. Почти полностью.
Выходишь из него, игнорируя то, что он тянет тебя к себе, отстраняешься, и он, поджав губы, опускает руки.
Блядь, какая же он блядь.
Садишься на краю постели, сцепив в замок пальцы, слушаешь сбитое дыхание. Вот он переворачивается на спину, вот берет с тумбочки салфетки, вот вытирает свои бедра, вот проводит пальцами по своему животу, а вот касается прохладными пальцами твоей спины.
- Шизуо?
- Отъебись, Изая, - пусть этот ублюдок захлебнется в желчи, которой сочится его имя в твоих устах. Пусть это имя вспорет ему брюхо, вытащит кишки наружу и отрубит половину желудка. Пусть оно застрянет у него в горле и убьет этот ебнутого урода. Блять, пусть это «Изая» разольет бензин и спалит эту комнату дотла!
- Шизуо, что случилось? – подушечки пальцев проходятся вдоль позвоночника, трогая еще не сошедшие порезы. Умелые руки, которые обычно разминают плечи после работы, которые аккуратно моют тело в ванной, когда ты слишком устаешь; руки, в объятьях которых иногда просыпаешься, которые царапают спину, если вы долго не виделись, которые лезут в джинсы, которые лезут в тебя. Руки, чье предназначение было ласкать только тебя, трогать только тебя. Сука.
- Нихуя не случилось, - рывком встаешь и ищешь майку. Он затихает на кровати, пока ты, громя комнату из последних сил, натягиваешь на голое тело джинсы.
- Шизуо…
- Пошел нахуй, - берешь с окна пепельницу и с силой бросаешь ее об пол, наслаждаясь звоном разбитого стекла. Всадить ему в ногу. Всадить ему в руку. В глаза. В живот. В растраханную задницу. Блять, ты найдешь применение каждому сраному осколку! – Нихуя не произошло, понятно?! – упираешься руками в подоконник и никак не можешь успокоиться, с силой бьешь по панели, закрываешь глаза, слушая, как он подходит сзади, передвигаясь как хищный зверь. Да, вот правильное сравнение. Сколько его не корми, не отрывай от себя, он все равно дикий, все равно сам по себе. Но ты тоже хищник. Поэтому так важно держать все под контролем, чтобы он был под тобой, чтобы он подчинялся, чтобы он знал свое место, чтобы приходил жрать только из твоих рук.
- Шизуо… - он тоже упирается руками в подоконник, накрывая твои сжатые в кулаки ладони, прислоняется к тебе, и ты через одежду чувствуешь жар тела, которое только что хорошо отымели. Хуже всего что, несмотря на то, что сейчас ты трахал его, ты представляешь, как он был сверху на этой телке, как она стонала под ним, потому что ты и сам знаешь, как трудно сдерживаться, даже если соседи слышат, даже если в другой комнате сестры, даже если за дверью кто-то ждет своей очереди сходит в сортир. Потому что ты, блять, знаешь, каково это, когда тебя трахает он.
И как охуенно стыдно, когда он языком облизывает всего тебя, чтобы было не так больно, а ты не можешь остановиться и просишь еще и еще, пока он, как заправский садист, кусает и лижет твое ухо, прекратив обращать внимания на другие части тела. И от одного этого хочется кончить. А ведь женщинам нужно даже меньше, чтобы задохнуться от желания чувствовать его в себе, этого ублюдка, который никогда не берет тебя сзади – только так, чтобы видеть твое лицо, целоваться с тобой и стонать твое имя в рот.
Самое паскудное то, что ты прекрасно знаешь: это техника, отточенная годами. Скольких он трахнул до тебя, чтобы узнать, как приятно слышать «Я-не-могу-больше», которое он шепчет тебе в шею? Ок, хорошо.
А скольких еще трахнет?
Ты пропускаешь через зубы воздух, нервно дергаясь, когда он утыкается носом между лопаток, трется о спину, целует в плечо, и обычно ты сдаешься. Отвлекаешься от работы, от разговоров, от разборок, от всего, потому что нихуя не надо, если он так делает, и еще обнимает за талию. Да, вот так, ты запрокидываешь голову, на секунду забывая, как сильно злишься, и он проводит языком вдоль позвоночника, касается губами шеи, у него мягкие губы, которые так приятно целовать, особенно, когда он ликует после очередной победы и на них еще остается привкус самолюбования. Губы, которые исцеляют все синяки, ссадины, порезы, и шепчут «Прекрати уродовать твое мое тело», целуя твой живот.
Губы, которые целовали эту суку.
- Отвали, Изая, - отталкиваешь его плечо, но выходит как-то жалко, потому что как бы ты ни избивал его, как бы ни насиловал, сколько бы боли ты ему ни причинял, ты никогда не думал, что он пойдет спать с кем-то еще, кроме тебя, ну, пора в этом признаться.
Потому что он твоя личная шлюха, твоя партнер по садо-мазо играм, потому что вы иногда вместе гуляете вечером, потому что он забирает тебя домой, когда тебя все-таки задевают в драках, и лечит. Потому что, блять, он твой. И он не смеет ставить это под сомнение.
А теперь главный вопрос: что пошло не так? Может, все-таки ты был слишком груб, когда трахал его так долго, что у него шла кровь, и он злился до следующего раза? Может, все-таки не лучший способ разрядить обстановку, называя его «крысой», пока он сосет тебе? Может, не стоило избивать его каждый раз, когда он на людях целовал тебя?
А может, вы просто не подходите друг другу?
-Шизуо, - он берет тебя за руку и поворачивает к себе, убирая челку и проводя пальцем по переносице, - или ты рассказываешь, в чем дело, или я узнаю об этом сам. Но лучше бы ты, конечно, не заставлял меня ждать, - он как всегда невыносимо хорош, со своим обнаженным телом, которым трется о тебя, и ты, теряя концентрацию внимания, смотришь на его бледную кожу, на тонкие пальцы, на холеный торс, на котором сейчас нет места без засосов, на аккуратный член. Он похож на изящную куклу. А ты рискуешь ее сломать.
- Давай, съебывай, - он все равно это сделает. Какая, черт возьми, разница, будет он сообщать подробности своего решения «Ты-меня-не-устраиваешь-и-я-ухожу-к-своей-девушке» и у тебя не будет ни малейшей возможности сделать вид, что ты не знаешь ни о какой «его девушке», или вы просто разойдетесь.
Он наклоняет голову на бок, внимательно смотря на тебя, и обводит пальцами контур лица, когда ты отворачиваешься. Да, это очень похоже на самобичевание: давай, в последний раз обними меня. Давай, в последний раз поцелуй меня. Давай. Всё в последний раз.
Теснит тебя к подоконнику, заставляя присесть и, обнимая тебя, гладя твою спину, улыбается на то, как ты по привычке ерошишь его волосы, смотря куда-то мимо него, выдыхает тебе на ухо:
- Что такое? – от него пахнет твоими сигаретами, он всегда бесится от этого, но этот запах ничем не истребить, и ты всегда эгоистично думаешь о том, как отлично знать, что он меченый.
- Изая… - ты немо произносишь это одними губами и обхватываешь его руками за шею, потому что он все-таки твой и это твои укусы у него на плече, и, скорее всего, ты все делаешь не так, как он хочет, и ты никогда не изменишься, но он должен потерпеть. Ведь он тебе нужен. Ведь ты нужен ему. Потому что, блять, это не может так просто закончиться. Столько лет бессмысленного ожидания. – Ты спал с ней? – он отстраняется от тебя.
- С кем?
- С девушкой, с которой ты целовался.
Он протягивает к тебе ладонь, и ты трешься об него, даже если знаешь ответ. Он гладит твою щеку, пробирается пальцами к мочке уха, и ты забываешься ненадолго в его прикосновениях.
- Сколько раз? – ты говоришь спокойно и ровно, пока он ласкает твою шею, и подтягиваешь его к себе, чтобы обвить руками за талию.
- Какая разница? – значит, много. Интересно, как давно это длится. – Шизуо…
- Почему? – смотришь на него сверху вниз, но он не отворачивается и спокойно произносит:
- Потому что с тобой нельзя делать то, что я делаю с ней, - кладет тебе палец на губы, и ты прикусываешь его, берешь в рот и ласкаешь языком. – Шизуо, ты ревнуешь? – проводит влажным пальцем по подбородку.
- Нет, блять. Конечно, нет, сука, - закрываешь глаза, и он проникает в твой рот, подтягиваясь к тебе за шею.
- Шизуо… - он ласково целует тебя и утыкается носом в ямку между ключицами.
- Что бы ты ни сказал…
- Я знаю. Ты не простишь… - пробирается пальцами в волосы и почесывает тебя так привычно, так по-хозяйски.
- Чего нельзя делать со мной? – водишь носом в его волосах, вдыхая аромат лавандового мыла и гладишь его по спине, гладишь, гладишь, чувствуя, как уходит твоя ярость.
Он остается с тобой. Пропахший чужой женщиной, испачканный ее прикосновениями, он все-таки остается с тобой.
Упирается головой тебе в подбородок и прижимается к тебе, чтобы только ты один это слышал: - Тебе нельзя делать больно…
Ты застываешь.
- Но ведь на мне все быстро заживает… и если ты хотел…
- Ты придурок, Шизу-тян, - обнимает тебя и тихо-тихо шепчет: - Я не хочу причинять тебе боль.
«Да, дрянь, ну конечно», - думаешь ты, вспоминая, как он раз за разом чуть ли не убивал тебя, какое удовольствие ему приносит один твой вид, когда ты возвращаешься с потасовок. «Вся эта хуйня произошла только потому, что тебе захотелось причинить мне боль».
- Я хочу ее трахнуть, - он отстраняется и недовольно морщится, проводит ладонью по твоей груди и, после нескольких секунд раздумий, кивает.
Ага, да, ты хочешь обладать той же, которой обладал он. Чтобы он не думал, что в мире есть хоть какие-то вещи, которые принадлежат ему, но не принадлежат тебе. Потому что он твой. И его игрушки – это твои игрушки.
**
Она канонично красива, эта девушка: длинные ноги, тонкая талия, большая грудь, пухлые губы, симметричное лицо, обрамленное выбеленными локонами.
И ты пошло улыбаешься, глядя, как отлично она смотрится на вашей кровати, чуть расставив ноги.
Он сидит в кресле напротив кровати и курит.
Довольно улыбаешься, снимая рубашку. Волнуйся, сученыш, нервничай. Потому что сейчас может оказаться, что ты зря отказался от гетеросексуальных связей.
- Я Шизуо, - запрокидываешь голову, потому что так ты смотришься лучше всего, заставляя выступить все мышцы. И ему до сих пор нравится этот вид, потому что стучит бычком о пепельницу, и ты знаешь, как он жадно осматривает твое тело на наличие новых порезов, шрамов, ссадин, синяков.
- Я Мисаки, - да, голос у нее как у профессиональной проститутки: волнующий, грудной. Интересно, где этот уебок ее нашел.
Подходишь ближе к кровати, и она, улыбаясь, подползает к тебе на коленях, чтобы быстрыми пальчиками расстегнуть джинсы и провести языком по твоему животу. Неплохо. К тому же, доставляет ее покорность: она разве что не виляет задницей в знак признательности к тому, что ты собираешься ее трахнуть.
Она цепляет ногтями резинку от трусов и оттягивает ее, похотливо улыбается, мол, она тоже рада тебя видеть.
Ты притягиваешь к себе ее голову и слышишь, как он там захлебывается дымом, когда она берет у тебя в рот, а ты протяжно, показушно стонешь, как никогда не делаешь под ним. Ее влажный рот проходится вдоль твоего члена, и ты поворачиваешь в его сторону, чтобы развратно облизнуть свои губы и провести по ним пальцам.
Он бледнее обычного, сдвигает ноги и презрительно поджимает губы, потому что ему, этой шлюхе, явно не нравится, что ты никогда не бываешь таким с ним.
Отрываешь от себя ее голову, наклоняешься и целуешь, обводя языком ее губы, и хрипло шепчешь «Мисаки», а она так широко распахивает глаза и становится похожей на куклу, что ты тут же опрокидываешь ее на спину и жадно впиваешься ей в губы, изучая рукой ее тело.
Она совсем не такая, как этот ублюдок, хах, она же девушка, но ты настолько отвык думать, что можно заниматься сексом не с ним, что теперь поразительно вспоминать, как возбуждает действительно женское тело: стройное, красивое, ладное. А не худое и костлявое.
Обхватываешь губами ее сосок – и она тотчас всхлипывает и подается к тебе, прижимая к пышной груди. Занятно, как по-разному это все работает: она так быстро заводится от одного прикосновения и сразу подкладывается под низ, а его практически нельзя уломать быть снизу, поэтому каждый раз вы по-прежнему сражаетесь за то, кто будет вести.
- Шизуо, - она судорожно глотает воздух, когда ты спускаешься ртом вниз по ее животу и разводишь ноги, на секунду отвлекаясь от ее влажной вагины.
Он смотрит на вас, трогая себя под джинсами, поверхностно дыша и касаясь другой рукой своего рта.
Ну, в общем-то, неужели ты рассчитывал, что он не испытывает удовольствия от того, как его игрушки заняты друг другом? Эгоистичная сука.
Приподнимаешься на коленях, обхватываешь ее за бедра и тянешь на себя. Толчок – и, блять, это куда приятнее, чем с ним. Она откидывается на подушки и шире разводит ноги, чтобы ты смог еще глубже войти в нее, вспомнить, насколько охуенно, когда тело само просит войти в него, а не отторгает тебя, и тебе не приходится снова и снова ласкать его, смазывать, чтобы не поранить. Как с тобой это делал он. Как круто, когда под тобой с самого начала стонут от удовольствия, а не от боли.
Просто ее тело создано для того, чтобы его брал мужчина. И, блять, пора признать, что даже если он никогда не просил тебя остановиться, никогда не говорил, что ему не нравится, ему явно хотелось этого. Потому что ты обращался с ним, как с женщиной. Хотел, чтобы он так же расставлял перед тобой ноги (он, кстати, пару раз даже так делал), хотел, чтобы он не был таким узким (и в воспитательных целях побаловался с игрушками), хотел, чтобы он походил на девушку и заставил его всего побриться.
И он все равно терпит, даже если ему неприятно. Потому что так хочется тебе. Ты причиняешь ему страдания. Ты эгоистичная сука, а не он.
Только теперь как-то дошло, что ты до сих пор не можешь признать, что влюблен в парня. И ненавидишь его за это.
«Тебе нельзя делать больно».
А тебе, сученыш, можно?
Толкаешься в ней, слыша, как он, попадая с тобой в ритм, мастурбирует. «Блять, Изая…»
Она пытается тебя поцеловать, но ты отводишь губы, потому что хочется сейчас абсолютно другого.
Она вскрикивает, и ты, догоняя ее, кончаешь. Вместе с ним.
*
Он лежит, сжавшись в комок на испачканных простынях.
- Изая… - трогаешь его за плечо, испытывая нехилые угрызения совести. – Давай я поменяю белье.
- Не надо, - он притягивает к себе колени. – Я потом сам. Тебе надо на работу. Иди, - переворачивается на спину и улыбается. – К тому же, может, я и сам на них развлекусь.
Конченный долбоеб, как бесит его несговорчивость.
Наклоняешься к нему и целуешь, а он зло отпихивает тебя и вытирает губы.
- Не трогай меня!
- Изая… - ох, опасно, ты прямо чувствуешь, как неприятно стало в грудной клетке от того, что он впервые не дал себя поцеловать.
- Нахуя?! Нахуя ты это сделал, Шизуо?! – он взбешенно кричит, и ты впервые видишь, как он злится.
- Ты же у нас здесь знаток психологии! – тоже срываешься на крик. – Ну так, блять, и объясни мои действия!
- Иди ты нахуй! Пошел вон из моего дома! – срываешь с тумбочки лампу и со злостью бросаешь рядом с ним в стену.
- Закройся, Изая! Как ты меня заебал!
- Ну так блять и уебывай отсюда! – хватаешь его за руку и тянешь на себя, хотя он активно сопротивляется и кусается. Даешь оплеуху, и он оседает в руках, стискивая кулаки.
- Уходи, Шизуо, - о, вот больше всего бесит его равнодушие! Крепче обнимаешь его и почти впечатываешь в себя.
- Закрой. Пасть, - находишь его губы и заставляешь их открыть, с силой надавливая языком. Он все равно лучше этой телки даже если он абсолютно асексуален, потому что он твой. Твой. Твой. И ты знаешь каждый сантиметр его тела, потому что лично оставил на нем если не синяк, то царапину. И ты знаешь, как сначала сделать ему очень больно, а потом очень приятно. И ты знаешь, как ему нужно, чтобы ты был рядом. Потому что иногда у него нет сил.
- Слушай сюда, я повторю только один раз, - отрываешься от его губ. – Не смей мне изменять. Никогда. Иначе я сначала убью того, с кем ты это сделал, а потом изнасилую тебя. И тебе будет очень больно, - выдыхаешь ему на ухо, облизывая ушную раковину. – Не смей с кем-то даже флиртовать. Не смей обращать внимания на других людей. Потому что ты моя собственность. Ты мой, - целуешь его в шею, и он выгибается, чтобы ты коснулся его там еще раз. – И я буду делать с тобой всё, что захочу. Вплоть до секса без смазки. Потому что ты мой, - прихватываешь губами кожу, и он шумно выдыхает. – Ты мой, Изая…
Он притягивает тебя к себе, а ты лижешь его, сходя с ума от того, что только что сказал, потому что сейчас он взбесится и точно вышвырнет тебя, а дальше ты рехнешься, потому что любая задница будет недостаточно тугой, любое тело будет недостаточно худым, любой язык будет не таким острым. И уж точно никто не будет бесить тебя так, как он.
Он отстраняется от тебя, презрительно улыбаясь.
- Ты жалкий собственник, Шизу-тян.
- Да, я такой, - ожидаешь его реакции, и да, вот она: он встает с кровати и молча выходить за дверь, спускается по ступенькам.
Блять, ну прими поздравления, как удачно ты все проебал!
Растягиваешься на кровати и закрываешь лицо руками.
Он бесит, бесит, бесит, всегда бесит эта крыса. Закусываешь губу. Он не крыса! – почти стонешь. Он охуенно красивый, грациозный, ласковый... И, твою мать, как он тебе нравится! И ты постоянно хочешь его, извращаешься, как можешь, только чтобы насытиться им! И ты плохо представляешь себе, что с тобой случится, если вы опять будете видеться только на улицах, если ты не будешь трахать его в подворотнях, если из душа пропадет лавандовое мыло, если ты начнешь опять просыпаться один.
Блять.
Чувствуешь на бедрах тяжесть, открываешь глаза.
- А ты, Шизу-тян, я смотрю, тут страдаешь?
- А да, я тут страдаю… - задыхаешься. Он упирается сжатыми ладонями тебе в грудь и улыбается. А потом скользит руками, обнимает тебя и целует в шею.
- Держи, - он раскрывает одну ладонь, и ты, опешив, берешь кольцо.
- Разве это не твое?
- Мое. У меня таких два, - задумчиво вертишь в пальцах серебряный ободок, а он сползает тебе под бок и прижимается за талию. – Какое удачное совпадение, правда?..
- Изая… - ты облегченно поворачиваешься к нему, хотя даже не знаешь, что ему такое сказать, чтобы он сразу все понял, но он прикладывает тебе к губам палец.
- Тебе мало, поэтому пусть просто будет у тебя.
- Изая…. – воешь и еще раз целуешь его, нежно-нежно, и он отвечает на поцелуй, лаская твой язык, рот, гладя тебя по торсу, и, когда ты поворачиваешься на спину, залазит на тебя.
- Хочешь, я сделаю себе татуировку «Собственность Хэйвадзимы Шизуо»?
- Лучше сделай себе татуировку «Самовлюбленная блядь», - он смеется и стягивает с себя майку.
*
- Мисаки, - Изая тянет слоги и качает ногой в воздухе, - спасибо, да. Он не знал, с кем связался, - смеется. – Ну ладно, пока-пока.
Поднимается обратно в спальню и укладывается рядом, поправляя Шизуо волосы и обнимая его. «Этого признания можно было ждать до скончания веков… а ведь я хочу, чтобы ты понял, что любишь меня уже сегодня. Чтобы я наконец-то мог принадлежать тебе. И обладать тобой».
- Шизуо, - он приподнимается на локте и шепчет блондину в губы. – Я люблю тебя.
«Я знаю, придурок».
А еще я потом уже вспомнил, что у тебя же действительно есть подружка-блондинка.
Название: Обладать и принадлежать
Автор: Entony
Бета: -
Рейтинг: NC-17
Фэндом: Durarara!!
Пейринг: Шизуо/Изая
Жанр: romance, PWP
Статус: завершен
Размер: mini
Саммари: опасный гетеросексуальный мир
Предупреждения: насилие, нецензурная речь, гетеросексуальные контакты
Права: искусство фикшена свободно от предрассудков и правообладания
текст- Шизуо… - вскидываешь вверх руку и машешь ей в воздухе.
- Я не могу больше терять здесь время, - быстро выходишь из бара, на ходу закуриваешь, сдерживаясь из последних сил, чтобы не расхерачить витрину или разломить кому-нибудь череп. Нащупываешь в кармане ключи, сворачиваешь в подворотню.
Сукин сын. Сукин сын. До боли сжимаешь кулаки, сплевываешь на асфальт, продолжаешь идти против движения. Трахнутый в голову ублюдок. Как он посмел.
*
- Изая, хочешь еще? – эта телка зачерпывает еще одну ложечку мороженого и протягивает ему, а он, блять, сидит и улыбается так, как будто у него стоит, и единственное, что обозначает эта тошнотворно-похотливая улыбка, это «Давай трахнемся быстрее».
Ты знаешь. О да, ты знаешь об этом не понаслышке.
Ты встряхиваешь руки, избавляясь от капель воды, и смотришь, как он аккуратно облизывает ложку, как обводит кончиком языка контур своих губ и как самодовольно ухмыляется, когда у телки приоткрывается рот в ответ на его манипуляции.
Ты только что вышел от шеф-повара, который слишком увлекся тратой чужих денег на свой ресторан, только что ты еще казался себе таким охуенным и крутым. Мир фантазий, где ты предстаешь таким уверенным в себе, этот мир как обычно рушится под воздействием этого человека.
Ты вытираешь руки полотенцем и спокойно, как в кинотеатре, следишь за тем, как этот мудак протягивает к ней ладонь, касается пальцами ее щеки и, перевешиваясь через стол, целует ее. Хочется верить, что это обман зрения, наркотическая галлюцинация, но нет. Нет-нет-нет, это реальность. И желание убить этого отморозка тоже реально.
Он делает это точно так же, как делает дома, когда ты сидишь за столом и ешь что-нибудь, а он только что пришел. «Это очень домашнее движение, какого черта он демонстрирует его здесь», - думаешь ты, наблюдая за тем, как длинные пальцы девушки запутываются в его волосах и притягивают ближе.
Хах, да, это саднящее чувство между ребер, некоторые называют его «болью». Потому что ты, в общем-то, делаешь точно так же. Потому что нет никакого другого способа заставить его быть рядом – только тянуть к себе и держать за волосы, чтобы он никуда не делся.
Вот он разрывает поцелуй, макает палец в мороженое и проводит по ее губам, а она облизывается, как облизываешься ты, когда он усаживается тебе на живот и снимает майку.
Он всегда выгодно смотрится на фоне людей, который не видят в нем дефективного морального урода, потому что они искренне хотят нравиться ему, хотят, чтобы он любил их. И поэтому на секунду ты заглядываешься на то, как он играет на контрасте с этой пышногрудой блондинкой: худой, бледный, темный. На том же контрасте он играл бы и с тобой, позволь ты ему играться с собой в принципе.
Ты все о нем знаешь. Все.
Так тебе казалось ровно до того момента, когда выяснилось, что человек, с которым ты спишь, предпочитает не накачанных парней, а пышных девушек.
Мир полон затейливых открытий.
В глаза темнеет, когда он поднимается и уводит ее за руку через прозрачные стеклянные двери, которые вполне могли бы сойти за хрустальные врата гетеросексуального замка.
- Шизуо… - голос доносится откуда-то издалека. – Шизуо, ты рвешь полотенце.
- Скажи спасибо, что я не рву тебя.
*
Появляешься дома спустя часов пять или шесть: пока вы пытались закончить дела в ресторане, ты пытался закончить агонизировать и срывался на всем, чем можно. Орал. Бил посуду. Бил должников. Разъебал полресторана, руководствуясь инстинктом танатоса. И все это время представлял, как ты зайдешь и…
- Изая, ты дома? – снимаешь обувь, бросаешь на тумбочку ключи, поднимаешься на второй этаж.
А он смотрит что-то на ноутбуке, болтает в воздухе ногами.
Хватаешь за ногу и с силой сжимаешь пальцы.
- Ай, Шизу-т... – замолчи, блять! С кровати слетает ноутбук, и он испуганно оглядывается на тебя, чувствуя, как ситуация резко вышла из-под контроля.
- Шизуо, какого хуя происходит? – вжимаешь эту блядь в кровать.
- Заткни пасть, - хриплый рык, тянешь за волосы и запрокидываешь голову, второй рукой пробираешься под майку и больно сжимаешь ему сосок. Отпихиваешь его от себя, срываешь с него майку и возвращаешь на исходную позицию под тобой.
Да, именно там его место. Под тобой.
Кусать, до крови, чтобы слышать шипение, чтобы чувствовать, как напрягается тело, когда вонзаешь зубы ему в плечо, когда ногтями оставляешь на спине полосы. Когда впиваешься губами в шею, когда по-хозяйски залазишь к нему в штаны.
У этого недоноска стоит. Какая же он шлюха.
До одури злишься, стаскиваешь с него джинсы, вытягиваешь из них ремень.
- Встань, - наматываешь часть с пряжкой на руку, но он замирает, очевидно, блять, все еще надеясь, что ты передумаешь. – Встань, твою мать!
Закусывает губы, но все-таки встает на четвереньки.
- Расставь ноги шире.
- Шизуо…
- Заткнись! – ремень оставляет после себя алый след на его белоснежной коже, и он со вскриком подается вперед, а ты находишь его член и понимаешь, что ему это все нравится, потому что он начинает истекать и непроизвольно сжимать мышцы. – Ты потаскуха, Изая… - и видишь, как он облизывает свои губы, представляя, как ты входишь в него.
Маленькая сучка, которая задирает задницу, чтобы тебе тут же захотелось трахнуть ее, знает, что делает, потому что ты расстегиваешь брюки, касаешься себя, глядя на то, как он подставляет себя под тебя.
Размах – и он стонет от боли, но все равно тянется к тебе и трется о бедра, раздвигая пальцами ягодицы.
Блять, как он злит!
Похуй на презервативы, похуй на смазку – так только еще больше кайфа видеть, как он прогибается, пока ты суешь в него еще глубже, и он впиваешься пальцами в твое бедро.
-Как ты меня заебал, как ты меня заебал… - даже не наклоняешься к нему, чтобы сказать это, как делаешь обычно: низко, хрипло, эротично, чтобы он подался бедрами назад, пытаясь поймать твой голос, чтобы повернул голову для быстрого поцелуя, чтобы шикнул и прочнее уперся рукой в стену. Потому что в этот раз он действительно затрахал своими выходками.
Подтягиваешь его к себе за бедра, руками разводя ноги еще шире и приподнимая его за живот.
- Выше!
- Больно, Шизуо, - он всхлипывает и вжимается в подушку.
- Я сказал тебе, блять, поднять свою задницу выше! – упираешься рукой ему в спину, одновременно входя так глубоко, что при каждом толчке яйца бьются о его промежность. Из вас двоих едва ли кто-то получает удовольствие: он дергается при каждом новом движении, а ты долбишься настолько быстро, что не успеваешь оценить, насколько сексуально он выглядит в этой позе, как охуенно смотрится твой член в его дырке, и как, блять, хорошо, чувствовать, что ты трахал его столько раз, что сфинктер даже не сжимается на подобное варварство. Резкие, отрывистые движения – и с каждым разом сильнее и сильнее вжимаешь его в матрас. Слышишь, как стучит в ушах кровь, как тело выгибается, чтобы соприкоснуться с большей плоскостью его потного тела, и ты почти готов, но… Выходишь из него – и он судорожно вдыхает, потому что знает, что пока ты не кончил, это будет продолжаться.
- Шизуо… - явно хочет сменить позу, шевелит затекшими ногами, и так бесит, так бесит, потому что даже в такие моменты он думает о собственном комфорте.
- Забейся, блядь, - переворачиваешь его на спину, задираешь ногу на плечо и опять входишь в него, засовывая ему в рот пальцы. У него бесстыдные пухлые губы, потому что он искусал их, пока ты трахал его, и ты проводишь большим пальцем по губе, надавливая на ранки. Эта шлюха с готовностью облизывает, посасывает пальцы, прикрывает глаза, воображая, скорее всего, как делает минет, и явно получает мазохистское удовольствие от того, что сейчас ты раздираешь ему анус и еще неделю он не сможет нормально сидеть. «Сука, сука, сука», - пот скатывается по его впалому животу, и ты уже не можешь остановиться, глядя, как он закусывает собственные пальцы, то почти полностью выходишь из него и слышишь протяжный недовольный стон, то вбиваешься так, что он ударяется затылком и поднимает бедра тебе навстречу, чтобы не было так больно. Он пытается трогать себя, но ты бьешь его по руке, и он стискивает простыню. Еще сильнее – и он обхватывает себя руками за бедра, впиваясь ногтями в белую кожу.
- Шизуо… - ублюдок приоткрывает рот, прекрасно зная, что твоей самой желанной фантазией по-прежнему остается он на коленях перед тобой с открытым ртом, и ты, рыча, наваливаешься на него, целуя, чувствуя, как его член, истекающий смазкой, утыкается тебе в живот. Он обнимает тебя за спину, прижимает к себе, и ты, блять, кончаешь от того, как тебе нравится полностью обладать им. Почти полностью.
Выходишь из него, игнорируя то, что он тянет тебя к себе, отстраняешься, и он, поджав губы, опускает руки.
Блядь, какая же он блядь.
Садишься на краю постели, сцепив в замок пальцы, слушаешь сбитое дыхание. Вот он переворачивается на спину, вот берет с тумбочки салфетки, вот вытирает свои бедра, вот проводит пальцами по своему животу, а вот касается прохладными пальцами твоей спины.
- Шизуо?
- Отъебись, Изая, - пусть этот ублюдок захлебнется в желчи, которой сочится его имя в твоих устах. Пусть это имя вспорет ему брюхо, вытащит кишки наружу и отрубит половину желудка. Пусть оно застрянет у него в горле и убьет этот ебнутого урода. Блять, пусть это «Изая» разольет бензин и спалит эту комнату дотла!
- Шизуо, что случилось? – подушечки пальцев проходятся вдоль позвоночника, трогая еще не сошедшие порезы. Умелые руки, которые обычно разминают плечи после работы, которые аккуратно моют тело в ванной, когда ты слишком устаешь; руки, в объятьях которых иногда просыпаешься, которые царапают спину, если вы долго не виделись, которые лезут в джинсы, которые лезут в тебя. Руки, чье предназначение было ласкать только тебя, трогать только тебя. Сука.
- Нихуя не случилось, - рывком встаешь и ищешь майку. Он затихает на кровати, пока ты, громя комнату из последних сил, натягиваешь на голое тело джинсы.
- Шизуо…
- Пошел нахуй, - берешь с окна пепельницу и с силой бросаешь ее об пол, наслаждаясь звоном разбитого стекла. Всадить ему в ногу. Всадить ему в руку. В глаза. В живот. В растраханную задницу. Блять, ты найдешь применение каждому сраному осколку! – Нихуя не произошло, понятно?! – упираешься руками в подоконник и никак не можешь успокоиться, с силой бьешь по панели, закрываешь глаза, слушая, как он подходит сзади, передвигаясь как хищный зверь. Да, вот правильное сравнение. Сколько его не корми, не отрывай от себя, он все равно дикий, все равно сам по себе. Но ты тоже хищник. Поэтому так важно держать все под контролем, чтобы он был под тобой, чтобы он подчинялся, чтобы он знал свое место, чтобы приходил жрать только из твоих рук.
- Шизуо… - он тоже упирается руками в подоконник, накрывая твои сжатые в кулаки ладони, прислоняется к тебе, и ты через одежду чувствуешь жар тела, которое только что хорошо отымели. Хуже всего что, несмотря на то, что сейчас ты трахал его, ты представляешь, как он был сверху на этой телке, как она стонала под ним, потому что ты и сам знаешь, как трудно сдерживаться, даже если соседи слышат, даже если в другой комнате сестры, даже если за дверью кто-то ждет своей очереди сходит в сортир. Потому что ты, блять, знаешь, каково это, когда тебя трахает он.
И как охуенно стыдно, когда он языком облизывает всего тебя, чтобы было не так больно, а ты не можешь остановиться и просишь еще и еще, пока он, как заправский садист, кусает и лижет твое ухо, прекратив обращать внимания на другие части тела. И от одного этого хочется кончить. А ведь женщинам нужно даже меньше, чтобы задохнуться от желания чувствовать его в себе, этого ублюдка, который никогда не берет тебя сзади – только так, чтобы видеть твое лицо, целоваться с тобой и стонать твое имя в рот.
Самое паскудное то, что ты прекрасно знаешь: это техника, отточенная годами. Скольких он трахнул до тебя, чтобы узнать, как приятно слышать «Я-не-могу-больше», которое он шепчет тебе в шею? Ок, хорошо.
А скольких еще трахнет?
Ты пропускаешь через зубы воздух, нервно дергаясь, когда он утыкается носом между лопаток, трется о спину, целует в плечо, и обычно ты сдаешься. Отвлекаешься от работы, от разговоров, от разборок, от всего, потому что нихуя не надо, если он так делает, и еще обнимает за талию. Да, вот так, ты запрокидываешь голову, на секунду забывая, как сильно злишься, и он проводит языком вдоль позвоночника, касается губами шеи, у него мягкие губы, которые так приятно целовать, особенно, когда он ликует после очередной победы и на них еще остается привкус самолюбования. Губы, которые исцеляют все синяки, ссадины, порезы, и шепчут «Прекрати уродовать твое мое тело», целуя твой живот.
Губы, которые целовали эту суку.
- Отвали, Изая, - отталкиваешь его плечо, но выходит как-то жалко, потому что как бы ты ни избивал его, как бы ни насиловал, сколько бы боли ты ему ни причинял, ты никогда не думал, что он пойдет спать с кем-то еще, кроме тебя, ну, пора в этом признаться.
Потому что он твоя личная шлюха, твоя партнер по садо-мазо играм, потому что вы иногда вместе гуляете вечером, потому что он забирает тебя домой, когда тебя все-таки задевают в драках, и лечит. Потому что, блять, он твой. И он не смеет ставить это под сомнение.
А теперь главный вопрос: что пошло не так? Может, все-таки ты был слишком груб, когда трахал его так долго, что у него шла кровь, и он злился до следующего раза? Может, все-таки не лучший способ разрядить обстановку, называя его «крысой», пока он сосет тебе? Может, не стоило избивать его каждый раз, когда он на людях целовал тебя?
А может, вы просто не подходите друг другу?
-Шизуо, - он берет тебя за руку и поворачивает к себе, убирая челку и проводя пальцем по переносице, - или ты рассказываешь, в чем дело, или я узнаю об этом сам. Но лучше бы ты, конечно, не заставлял меня ждать, - он как всегда невыносимо хорош, со своим обнаженным телом, которым трется о тебя, и ты, теряя концентрацию внимания, смотришь на его бледную кожу, на тонкие пальцы, на холеный торс, на котором сейчас нет места без засосов, на аккуратный член. Он похож на изящную куклу. А ты рискуешь ее сломать.
- Давай, съебывай, - он все равно это сделает. Какая, черт возьми, разница, будет он сообщать подробности своего решения «Ты-меня-не-устраиваешь-и-я-ухожу-к-своей-девушке» и у тебя не будет ни малейшей возможности сделать вид, что ты не знаешь ни о какой «его девушке», или вы просто разойдетесь.
Он наклоняет голову на бок, внимательно смотря на тебя, и обводит пальцами контур лица, когда ты отворачиваешься. Да, это очень похоже на самобичевание: давай, в последний раз обними меня. Давай, в последний раз поцелуй меня. Давай. Всё в последний раз.
Теснит тебя к подоконнику, заставляя присесть и, обнимая тебя, гладя твою спину, улыбается на то, как ты по привычке ерошишь его волосы, смотря куда-то мимо него, выдыхает тебе на ухо:
- Что такое? – от него пахнет твоими сигаретами, он всегда бесится от этого, но этот запах ничем не истребить, и ты всегда эгоистично думаешь о том, как отлично знать, что он меченый.
- Изая… - ты немо произносишь это одними губами и обхватываешь его руками за шею, потому что он все-таки твой и это твои укусы у него на плече, и, скорее всего, ты все делаешь не так, как он хочет, и ты никогда не изменишься, но он должен потерпеть. Ведь он тебе нужен. Ведь ты нужен ему. Потому что, блять, это не может так просто закончиться. Столько лет бессмысленного ожидания. – Ты спал с ней? – он отстраняется от тебя.
- С кем?
- С девушкой, с которой ты целовался.
Он протягивает к тебе ладонь, и ты трешься об него, даже если знаешь ответ. Он гладит твою щеку, пробирается пальцами к мочке уха, и ты забываешься ненадолго в его прикосновениях.
- Сколько раз? – ты говоришь спокойно и ровно, пока он ласкает твою шею, и подтягиваешь его к себе, чтобы обвить руками за талию.
- Какая разница? – значит, много. Интересно, как давно это длится. – Шизуо…
- Почему? – смотришь на него сверху вниз, но он не отворачивается и спокойно произносит:
- Потому что с тобой нельзя делать то, что я делаю с ней, - кладет тебе палец на губы, и ты прикусываешь его, берешь в рот и ласкаешь языком. – Шизуо, ты ревнуешь? – проводит влажным пальцем по подбородку.
- Нет, блять. Конечно, нет, сука, - закрываешь глаза, и он проникает в твой рот, подтягиваясь к тебе за шею.
- Шизуо… - он ласково целует тебя и утыкается носом в ямку между ключицами.
- Что бы ты ни сказал…
- Я знаю. Ты не простишь… - пробирается пальцами в волосы и почесывает тебя так привычно, так по-хозяйски.
- Чего нельзя делать со мной? – водишь носом в его волосах, вдыхая аромат лавандового мыла и гладишь его по спине, гладишь, гладишь, чувствуя, как уходит твоя ярость.
Он остается с тобой. Пропахший чужой женщиной, испачканный ее прикосновениями, он все-таки остается с тобой.
Упирается головой тебе в подбородок и прижимается к тебе, чтобы только ты один это слышал: - Тебе нельзя делать больно…
Ты застываешь.
- Но ведь на мне все быстро заживает… и если ты хотел…
- Ты придурок, Шизу-тян, - обнимает тебя и тихо-тихо шепчет: - Я не хочу причинять тебе боль.
«Да, дрянь, ну конечно», - думаешь ты, вспоминая, как он раз за разом чуть ли не убивал тебя, какое удовольствие ему приносит один твой вид, когда ты возвращаешься с потасовок. «Вся эта хуйня произошла только потому, что тебе захотелось причинить мне боль».
- Я хочу ее трахнуть, - он отстраняется и недовольно морщится, проводит ладонью по твоей груди и, после нескольких секунд раздумий, кивает.
Ага, да, ты хочешь обладать той же, которой обладал он. Чтобы он не думал, что в мире есть хоть какие-то вещи, которые принадлежат ему, но не принадлежат тебе. Потому что он твой. И его игрушки – это твои игрушки.
**
Она канонично красива, эта девушка: длинные ноги, тонкая талия, большая грудь, пухлые губы, симметричное лицо, обрамленное выбеленными локонами.
И ты пошло улыбаешься, глядя, как отлично она смотрится на вашей кровати, чуть расставив ноги.
Он сидит в кресле напротив кровати и курит.
Довольно улыбаешься, снимая рубашку. Волнуйся, сученыш, нервничай. Потому что сейчас может оказаться, что ты зря отказался от гетеросексуальных связей.
- Я Шизуо, - запрокидываешь голову, потому что так ты смотришься лучше всего, заставляя выступить все мышцы. И ему до сих пор нравится этот вид, потому что стучит бычком о пепельницу, и ты знаешь, как он жадно осматривает твое тело на наличие новых порезов, шрамов, ссадин, синяков.
- Я Мисаки, - да, голос у нее как у профессиональной проститутки: волнующий, грудной. Интересно, где этот уебок ее нашел.
Подходишь ближе к кровати, и она, улыбаясь, подползает к тебе на коленях, чтобы быстрыми пальчиками расстегнуть джинсы и провести языком по твоему животу. Неплохо. К тому же, доставляет ее покорность: она разве что не виляет задницей в знак признательности к тому, что ты собираешься ее трахнуть.
Она цепляет ногтями резинку от трусов и оттягивает ее, похотливо улыбается, мол, она тоже рада тебя видеть.
Ты притягиваешь к себе ее голову и слышишь, как он там захлебывается дымом, когда она берет у тебя в рот, а ты протяжно, показушно стонешь, как никогда не делаешь под ним. Ее влажный рот проходится вдоль твоего члена, и ты поворачиваешь в его сторону, чтобы развратно облизнуть свои губы и провести по ним пальцам.
Он бледнее обычного, сдвигает ноги и презрительно поджимает губы, потому что ему, этой шлюхе, явно не нравится, что ты никогда не бываешь таким с ним.
Отрываешь от себя ее голову, наклоняешься и целуешь, обводя языком ее губы, и хрипло шепчешь «Мисаки», а она так широко распахивает глаза и становится похожей на куклу, что ты тут же опрокидываешь ее на спину и жадно впиваешься ей в губы, изучая рукой ее тело.
Она совсем не такая, как этот ублюдок, хах, она же девушка, но ты настолько отвык думать, что можно заниматься сексом не с ним, что теперь поразительно вспоминать, как возбуждает действительно женское тело: стройное, красивое, ладное. А не худое и костлявое.
Обхватываешь губами ее сосок – и она тотчас всхлипывает и подается к тебе, прижимая к пышной груди. Занятно, как по-разному это все работает: она так быстро заводится от одного прикосновения и сразу подкладывается под низ, а его практически нельзя уломать быть снизу, поэтому каждый раз вы по-прежнему сражаетесь за то, кто будет вести.
- Шизуо, - она судорожно глотает воздух, когда ты спускаешься ртом вниз по ее животу и разводишь ноги, на секунду отвлекаясь от ее влажной вагины.
Он смотрит на вас, трогая себя под джинсами, поверхностно дыша и касаясь другой рукой своего рта.
Ну, в общем-то, неужели ты рассчитывал, что он не испытывает удовольствия от того, как его игрушки заняты друг другом? Эгоистичная сука.
Приподнимаешься на коленях, обхватываешь ее за бедра и тянешь на себя. Толчок – и, блять, это куда приятнее, чем с ним. Она откидывается на подушки и шире разводит ноги, чтобы ты смог еще глубже войти в нее, вспомнить, насколько охуенно, когда тело само просит войти в него, а не отторгает тебя, и тебе не приходится снова и снова ласкать его, смазывать, чтобы не поранить. Как с тобой это делал он. Как круто, когда под тобой с самого начала стонут от удовольствия, а не от боли.
Просто ее тело создано для того, чтобы его брал мужчина. И, блять, пора признать, что даже если он никогда не просил тебя остановиться, никогда не говорил, что ему не нравится, ему явно хотелось этого. Потому что ты обращался с ним, как с женщиной. Хотел, чтобы он так же расставлял перед тобой ноги (он, кстати, пару раз даже так делал), хотел, чтобы он не был таким узким (и в воспитательных целях побаловался с игрушками), хотел, чтобы он походил на девушку и заставил его всего побриться.
И он все равно терпит, даже если ему неприятно. Потому что так хочется тебе. Ты причиняешь ему страдания. Ты эгоистичная сука, а не он.
Только теперь как-то дошло, что ты до сих пор не можешь признать, что влюблен в парня. И ненавидишь его за это.
«Тебе нельзя делать больно».
А тебе, сученыш, можно?
Толкаешься в ней, слыша, как он, попадая с тобой в ритм, мастурбирует. «Блять, Изая…»
Она пытается тебя поцеловать, но ты отводишь губы, потому что хочется сейчас абсолютно другого.
Она вскрикивает, и ты, догоняя ее, кончаешь. Вместе с ним.
*
Он лежит, сжавшись в комок на испачканных простынях.
- Изая… - трогаешь его за плечо, испытывая нехилые угрызения совести. – Давай я поменяю белье.
- Не надо, - он притягивает к себе колени. – Я потом сам. Тебе надо на работу. Иди, - переворачивается на спину и улыбается. – К тому же, может, я и сам на них развлекусь.
Конченный долбоеб, как бесит его несговорчивость.
Наклоняешься к нему и целуешь, а он зло отпихивает тебя и вытирает губы.
- Не трогай меня!
- Изая… - ох, опасно, ты прямо чувствуешь, как неприятно стало в грудной клетке от того, что он впервые не дал себя поцеловать.
- Нахуя?! Нахуя ты это сделал, Шизуо?! – он взбешенно кричит, и ты впервые видишь, как он злится.
- Ты же у нас здесь знаток психологии! – тоже срываешься на крик. – Ну так, блять, и объясни мои действия!
- Иди ты нахуй! Пошел вон из моего дома! – срываешь с тумбочки лампу и со злостью бросаешь рядом с ним в стену.
- Закройся, Изая! Как ты меня заебал!
- Ну так блять и уебывай отсюда! – хватаешь его за руку и тянешь на себя, хотя он активно сопротивляется и кусается. Даешь оплеуху, и он оседает в руках, стискивая кулаки.
- Уходи, Шизуо, - о, вот больше всего бесит его равнодушие! Крепче обнимаешь его и почти впечатываешь в себя.
- Закрой. Пасть, - находишь его губы и заставляешь их открыть, с силой надавливая языком. Он все равно лучше этой телки даже если он абсолютно асексуален, потому что он твой. Твой. Твой. И ты знаешь каждый сантиметр его тела, потому что лично оставил на нем если не синяк, то царапину. И ты знаешь, как сначала сделать ему очень больно, а потом очень приятно. И ты знаешь, как ему нужно, чтобы ты был рядом. Потому что иногда у него нет сил.
- Слушай сюда, я повторю только один раз, - отрываешься от его губ. – Не смей мне изменять. Никогда. Иначе я сначала убью того, с кем ты это сделал, а потом изнасилую тебя. И тебе будет очень больно, - выдыхаешь ему на ухо, облизывая ушную раковину. – Не смей с кем-то даже флиртовать. Не смей обращать внимания на других людей. Потому что ты моя собственность. Ты мой, - целуешь его в шею, и он выгибается, чтобы ты коснулся его там еще раз. – И я буду делать с тобой всё, что захочу. Вплоть до секса без смазки. Потому что ты мой, - прихватываешь губами кожу, и он шумно выдыхает. – Ты мой, Изая…
Он притягивает тебя к себе, а ты лижешь его, сходя с ума от того, что только что сказал, потому что сейчас он взбесится и точно вышвырнет тебя, а дальше ты рехнешься, потому что любая задница будет недостаточно тугой, любое тело будет недостаточно худым, любой язык будет не таким острым. И уж точно никто не будет бесить тебя так, как он.
Он отстраняется от тебя, презрительно улыбаясь.
- Ты жалкий собственник, Шизу-тян.
- Да, я такой, - ожидаешь его реакции, и да, вот она: он встает с кровати и молча выходить за дверь, спускается по ступенькам.
Блять, ну прими поздравления, как удачно ты все проебал!
Растягиваешься на кровати и закрываешь лицо руками.
Он бесит, бесит, бесит, всегда бесит эта крыса. Закусываешь губу. Он не крыса! – почти стонешь. Он охуенно красивый, грациозный, ласковый... И, твою мать, как он тебе нравится! И ты постоянно хочешь его, извращаешься, как можешь, только чтобы насытиться им! И ты плохо представляешь себе, что с тобой случится, если вы опять будете видеться только на улицах, если ты не будешь трахать его в подворотнях, если из душа пропадет лавандовое мыло, если ты начнешь опять просыпаться один.
Блять.
Чувствуешь на бедрах тяжесть, открываешь глаза.
- А ты, Шизу-тян, я смотрю, тут страдаешь?
- А да, я тут страдаю… - задыхаешься. Он упирается сжатыми ладонями тебе в грудь и улыбается. А потом скользит руками, обнимает тебя и целует в шею.
- Держи, - он раскрывает одну ладонь, и ты, опешив, берешь кольцо.
- Разве это не твое?
- Мое. У меня таких два, - задумчиво вертишь в пальцах серебряный ободок, а он сползает тебе под бок и прижимается за талию. – Какое удачное совпадение, правда?..
- Изая… - ты облегченно поворачиваешься к нему, хотя даже не знаешь, что ему такое сказать, чтобы он сразу все понял, но он прикладывает тебе к губам палец.
- Тебе мало, поэтому пусть просто будет у тебя.
- Изая…. – воешь и еще раз целуешь его, нежно-нежно, и он отвечает на поцелуй, лаская твой язык, рот, гладя тебя по торсу, и, когда ты поворачиваешься на спину, залазит на тебя.
- Хочешь, я сделаю себе татуировку «Собственность Хэйвадзимы Шизуо»?
- Лучше сделай себе татуировку «Самовлюбленная блядь», - он смеется и стягивает с себя майку.
*
- Мисаки, - Изая тянет слоги и качает ногой в воздухе, - спасибо, да. Он не знал, с кем связался, - смеется. – Ну ладно, пока-пока.
Поднимается обратно в спальню и укладывается рядом, поправляя Шизуо волосы и обнимая его. «Этого признания можно было ждать до скончания веков… а ведь я хочу, чтобы ты понял, что любишь меня уже сегодня. Чтобы я наконец-то мог принадлежать тебе. И обладать тобой».
- Шизуо, - он приподнимается на локте и шепчет блондину в губы. – Я люблю тебя.
«Я знаю, придурок».
@темы: fiction
Знай наших!Я просто подталкиваю тебя к очередному выносящему мозг шедевру~
но меня что-то отвлекает
хо-хо-хо
Ты просто не хочешь признаться, что не можешь выбросить меня из головы!
Тони, когда я это читал, было очень больно. Так что повторюсь в который раз - ты жестокий.
Неплохо для гетерофоба =)
Huh, я почти чувствую себя польщенным
Сойдемся на том, что сравнивать это невозможно, ибо эмоции разные
Wait.
Это не был оборот речи?
Тогда почему это тебе было больно?
Уж больно напоминает ситуацию с моим Изаей. Только там на месте Шизуо был Микадо. И никакой порнографии, да. И по этому поводу у меня страницы три исписались, да-да. Я даже найду завтра с утреца и перепечатаю их, потому что заново все это переживать - нет уж, увольте.
Больному больное снится)))
Увы.