- я боюсь, что однажды меня припрут к стенке и спросят: «Так кем же, в конечном итоге, ты собираешься стать?» - и мне нужно будет ответить, хотя даже намека на ответ не будет намечаться в моих планах. Я ничего не отвечу. Я ничего не отвечу в первую очередь для себя самого.
- я боюсь, что однажды моя собака разлюбит меня (любой привязанности есть предел) и уйдет к кому-нибудь другому, и мне нужно будет смириться с ее выбором, потому что она свободна. И мне придется давить в себе это омерзительное чувство ревности и брошенности (пожалуйста, даже если ты очень несчастна, оставайся со мной).
- я боюсь, что кто-нибудь скажет ужасающую банальность или, еще хуже, отпустит какой-нибудь скабрезный комментарий, и я промолчу, потому что мне покажется ненужным протестовать, доказывать что-то кому-то. Я боюсь, что я сдамся и больше не найду в себе сил.
- я все еще боюсь грозы. И это в те годы, когда меня могут убить в подворотне; когда любой желающий может плюнуть мне в спину; когда доллар постоянно растет, а моя самооценка падает.
- я боюсь, что у меня не то что не будет будущего – у меня не будет ни малейшего представления, к чему стремиться и чего хотеть, и я буду вынужден стоять на месте исключительно потому, что я не буду знать, куда же мне двигаться.
- я боюсь, что я буду с кем-то достаточно долго, чтобы друзья устали шутить про переезд в Скандинавию и оформление сожительства, но мы расстанемся из-за каких-нибудь прозаических причин. Вроде немытых чашек или несовпадения вкусов в музыке. («Как, все эти годы у нас была низкая совместимость на LastFm?!»).
- я боюсь, что я буду продолжать учить иностранные языки, но так и не смогу выучить тот, на котором я бы мог выразить то, что я действительно чувствую. И это будет замкнутый круг из сослагательного наклонения, неправильных глаголов и притяжательных местоимений.
- я боюсь, что все цветы в моем доме завянут. То ли потому, что я перестану их поливать, то ли просто, из какого-то генетического сопротивления украшать мою жизнь.
- я боюсь, что в конечном итоге дома не останется парной посуды: все либо разобьется, либо все будет роздано. И я останусь жить с одной голубой чашкой, одной черной плошкой и желтой пластмассовой вилкой.
- я боюсь, что вот уже совсем скоро нужно будет начинать рассказывать о «моих лучших годах», а я все никак не могу понять: если это и есть «лучшие годы», то чего вообще ждать впереди.
- я боюсь, что однажды моя собака разлюбит меня (любой привязанности есть предел) и уйдет к кому-нибудь другому, и мне нужно будет смириться с ее выбором, потому что она свободна. И мне придется давить в себе это омерзительное чувство ревности и брошенности (пожалуйста, даже если ты очень несчастна, оставайся со мной).
- я боюсь, что кто-нибудь скажет ужасающую банальность или, еще хуже, отпустит какой-нибудь скабрезный комментарий, и я промолчу, потому что мне покажется ненужным протестовать, доказывать что-то кому-то. Я боюсь, что я сдамся и больше не найду в себе сил.
- я все еще боюсь грозы. И это в те годы, когда меня могут убить в подворотне; когда любой желающий может плюнуть мне в спину; когда доллар постоянно растет, а моя самооценка падает.
- я боюсь, что у меня не то что не будет будущего – у меня не будет ни малейшего представления, к чему стремиться и чего хотеть, и я буду вынужден стоять на месте исключительно потому, что я не буду знать, куда же мне двигаться.
- я боюсь, что я буду с кем-то достаточно долго, чтобы друзья устали шутить про переезд в Скандинавию и оформление сожительства, но мы расстанемся из-за каких-нибудь прозаических причин. Вроде немытых чашек или несовпадения вкусов в музыке. («Как, все эти годы у нас была низкая совместимость на LastFm?!»).
- я боюсь, что я буду продолжать учить иностранные языки, но так и не смогу выучить тот, на котором я бы мог выразить то, что я действительно чувствую. И это будет замкнутый круг из сослагательного наклонения, неправильных глаголов и притяжательных местоимений.
- я боюсь, что все цветы в моем доме завянут. То ли потому, что я перестану их поливать, то ли просто, из какого-то генетического сопротивления украшать мою жизнь.
- я боюсь, что в конечном итоге дома не останется парной посуды: все либо разобьется, либо все будет роздано. И я останусь жить с одной голубой чашкой, одной черной плошкой и желтой пластмассовой вилкой.
- я боюсь, что вот уже совсем скоро нужно будет начинать рассказывать о «моих лучших годах», а я все никак не могу понять: если это и есть «лучшие годы», то чего вообще ждать впереди.