Мы хотим быть свободными и хотим контролировать друг друга.

К сожалению, то радостное время, когда мы могли позволить себе надевать ошейники, цепи и наручники и привязывать людей, которые слушают не ту музыку, что и мы, к столбам позора давно прошло, и теперь нам приходится искать более изощренные способы причинять боль и заставлять других делать то, чего они не хотят.
Сопротивляться тому, что кто-то пытается тебя ударить, или кто-то зажимает тебя в угол, или избивает тебя, или, что совсем уж бесчеловечно, заставляет тебя смотреть «Милого друга» с Паттисоном во втором раз, реально. Ты понимаешь, в чем именно заключается насилие над твоей личностью, ты понимаешь ограничения и запреты, которые на тебя стараются наложить – ты осознаешь правила игры и отказываешься в нее играть, потому что твой интеллект, хотя ты и завалил самостоятельную по высшей математике, не приближается к отметке кретинизма.
Но как быть с тем, что в это прекрасное время, когда скандинавские боги сыплются с небес, большая часть ограничений заложена не в том, что мы делаем, а в том, что мы говорим?

Язык – это тоже оружие, хотя пока еще никому не пришло в голову исчислять военный потенциал страны в сборниках упражнений по орфографии и синтаксису. Этот нехитрый вывод я обдумываю около часа, когда впервые встречаюсь в реальной жизни с тем, о чем читаю вот уже полгода: я сталкиваюсь со слат-шеймингом и, честно говоря, я был бы не прочь избежать этой встречи.

кулстори

Любопытно совсем другое.

Язык – это не только оружие, это еще и щит. Мы попрекаем друг друга большим количеством сексуальных контактов, отсутствием сексуальных контактов, получением наслаждения от секса и понимаем с полуслова, что такое терпеть, пока «он не кончит» - и, тем не менее, мы умеем защищаться.
У нас есть целая прекрасная феминная культура, в которой все любят друг друга, а тех, кто не любит, мы заставляем любить других. У нас есть мужчины, которые не требуют от нас еды и детей, которые говорят нам с экранов, что они любят нас такими, какие мы есть, мы бережно сохраняем их фотографии на телефоне и добавляем в избранное каналы на Ю-тьюб с их видео.

Фандомная шлюха, по мнению Щ, почесывающего отросшую щетину, - это девушка, которая не может определиться с тем, что именно ей нравится. «Истеричка, которая не знает чем себя занять».
А Х, хмыкая и произнося «Ну, фандомная шлюха – это я», объясняет, что это человек, который эмоционально привязан к большому количеству героев и получает удовольствие от сопереживания их жизненным трудностям.
Следующие пять минут мы проводим, выясняя, почему не обидно быть фандомной шлюхой, и, когда Щ, патетически взмахивая ладонью, заявляет: «Но ведь фандомная шлюха – это все равно шлюха», я ощущаю гордость за то, что мы нашли сферу, в которой избежали тотального мужского контроля.

Мы нашли целую вселенную вещей, которые нам нравятся и приносят нам удовольствие, и мужчины не могут ее контролировать. Ну, разве что они могут выбирать, что именно говорить на интервью и какие именно костюмы надевать на фотосессии, но, в целом, битч плиз.
И почему-то это вызывает у меня желание смеяться в лицо людям, которые продолжают считать, что они могут попрекать кого-то их увлечениями: от сопереживания гомосексуальным отношениям до секса в латексе.

Это не твое дело. Прости, сладкий, но твое мнение не интересует никого в этой комнате. Твое мнение не может определять мою жизнь. Уединись с ним, поговори со своим мнением, объясни ему, что контролировать других людей и считать возможным указывать им, как им себя вести, унижать их достоинство и ненавидеть их за то, как именно они наслаждаются, - это дерьмо, вляпавшись в которое ты не отмоешься.

Это не стыдно радоваться.
Это не стыдно получать удовольствие.
Это не стыдно наслаждаться жизнью и тем, что она тебе дает.

Это не стыдно быть собой.