Я боялся.
Я боялся, когда мы просыпались вместе и на моем плече оставалась тонкая ленточка ее запаха.
Я боялся, когда она вытягивалась под одеялом, прижималась лбом к моей щеке и целовала меня в шею.
От нее пахло марципаном и дешевыми сигаретами по тридцать центов, которые мы покупали на углу нашего дома. У нее были маленькие ладони, которые можно было прятать под майкой на моей груди, и острые ногти, которыми она вела по моим ребрам.
Она спала в широких хлопковых штанах и моей рубашке, просовывала стопы между моих колен и утыкалась носом в мой локоть.
У нее были светлые длинные волосы, прозрачные, голубые глаза, она подолгу сидела в ванной и забывала расчесываться.
Были все основания предполагать, что она русалка, и однажды она заставит меня прыгнуть в море, чтобы вернуться к ее родственникам.
И я не то чтобы был против.
Мне нравилось держать ее за руку, нравилось целовать ее между лопаток и смотреть, как от поцелуев на ее коже появляются мурашки. Мне нравилось быть с ней вместе, слушать ее смех, ходить с ней в кино.
Мне нравилось, когда она крепко обхватывала меня за талию и говорила под мой воротник: "Я люблю тебя".
Мне нравилось, что я мог отвечать тем же.
Она вся была спаянная из тонких золотых полосок, из неосязаемых и невидимых тонких звуков, придававшим ее походке собственных тон, сделана из белого атласа и кораллов мягкого красного оттенка.
Она была драгоценной.
И поэтому я боялся, что однажды ее могут украсть у меня.
**
"Воображаемая любовь: можно много писать.
И писать.
И писать.
И писать.
И не надо ходить на свидания.