- Всё, в следующем году я становлюсь оператором, - я забрасываю ноги на журнальный столик и закуриваю, она поджимает губы. - Я буду снимать самоубийц! Отличный план!
- Гениальный план... Но если ты хочешь снимать сам себя, необязательно становиться оператором, - она виртуозно демонстрирует мне разницу наших социальных положений, поджигая трубку.
- Ты сука, - она огорчила меня, и я закрыл глаза. - Я хочу снимать, как ты вот сидишь и плачешь на этом диване, прикрываешь от стыда лицо ладонями: "Прости, отец, из меня выросла рыдающая шлюха", а потом отбрасываешь назад челку, резко встаешь с дивана, начинаешь метаться из угла в угол...
- Я не мечусь из угла в угол.
- Замолчи, это детали... Так вот, а потом падаешь посреди зала, начинает играть Шопен, и из твоей спины начинают расти крылья.
- Из моей спины не могут вырасти крылья.
- Ты не готова пожертвовать собой ради Искусства, Марта. В этом твоя проблема.
Мы оба знали: ее проблема в том, что в соседней комнате кончается ее собака.
Но Марта не подала виду, что ей нужно утешение. Марта подала вид, что ей нужно больше водки.
Какое-то время я провожу с псиной, вытирая своим галстуком ее слезящиеся глаза. Собака кажется мне одинокой. Я кажусь себе одиноким. Парень из "Донни Дарко" напоминает мне, что время покинуть комнату.
Когда я закрываю дверь, собака умирает.
Марта плачет, закрыв лицо ладонями.
- Теперь я никому не нужна. Теперь никто не будет любить меня за просто так.
Я подозреваю, что она в отчаянии.
- Ты можешь заплатить мне, - она откидывает челку.
- Ты омерзительный тип. Омерзительный.
Прискорбно, но иногда Марта говорит правду.
*
Новый год мы встречаем на разных континентах. Я пишу ей: "Дорогая, я вышел из дома", она пишет мне: "Прекрати пиздить чужие стихи". Я обзываю ее шлюхой и подолгу плачу.